Леонид Костюков Михаил Новиков. Частное письмо по неизвестному адресу. - СПб.: Алетейя, 2005, 204 с.
Если предположить, что остался еще романтик, читающий книги от начала до конца, то последние слова "Частного письма по неизвестному адресу", которые попадутся ему на глаза, будут такие: "Михаил Новиков стал прекрасным журналистом. Он умел достичь ясности выражения без упрощения сути. Но мне хочется верить, что снова настанет время литературы, проза Михаила Новикова найдет свое место в этом новом времени. Иначе было бы слишком нелепо и бессмысленно".
Так написано на последней странице обложки. Цитата взята из некролога.
Пока я не открыл книгу, я думал, что это и есть сборник прозы. Сейчас я бегло очерчу степень моей в нем культурной заинтересованности. Дело не в том, что Михаил Новиков (1957 г.р.) был семнадцать лет - с 1983 года, когда мы начали учиться в Литинституте, до гибели в 2000 году - моим, пожалуй, ближайшим другом. И даже не в том, что мне нравится его проза. В конце концов, один его раритетный сборник рассказов и повестей ("Московские штучки, или Школа одиночества", 1989) у меня есть. А в том, что многие, в том числе молодые литераторы, спрашивают у меня, где почитать хорошие рассказы конца ХХ века. И может быть, у Михаила Новикова они бы могли почерпнуть даже больше, чем у любимых мной Валерия Попова или Маканина, которых, слава богу, найти нетрудно.
Но речь идет о сборнике статей Новикова. Из разных тематических блоков выбраны два - литература и спорт, точнее, "Формула-1". Плюс несколько неопубликованных стихов последних лет, написанных как бы вместо прозы, от тоски, от нехватки времени. Некоторое ноющее отсутствие этой прозы очерчено весьма умело, а если учесть, что Михаил погиб в автокатастрофе, то и репортажи о гонках приобретают дополнительный смысл.
Статьи Новикова о литературе оставляют двоякое впечатление. Если бы я писал об этих авторах и событиях, я стремился бы написать именно так - остроумно, лаконично: "Нажираться в сосиску и гадить под себя, как это принято у "неофициальной" богемы, - ужасная безвкусица. Но она оставляет какую-то надежду на литературу. У "а999аа99" (номер "Мерседеса" одной писательницы. - Л.К.) шансов нет никаких. Мне почему-то хочется добавить: и слава богу". Но я бы об этом скорее всего не писал.
Примерно треть статей Новикова "развенчательны" по пафосу - он показывает нам пустой фантик на месте широко объявленной конфеты. Стоит ли пустой фантик серьезного разговора? Тут мы подходим к главной и немного больной теме: насколько свободен журналист?
Книга отвечает на этот вопрос с предельной четкостью - абсолютно свободен в оценках (в меру собственной внутренней свободы) и абсолютно зависим в выборе предмета разговора. Ты можешь написать (статья "Тайфуны с ласковыми именами"), что модное (эссеистика Татьяны Толстой) - плохо. Но не можешь о том, что немодное - хорошо, потому что немодное не является информационным поводом. Ты можешь написать о Набокове к его 100-летию (статьи "Игра в бисер перед свиньями", "Дезактивация Набокова"), но не годом раньше или позже. Или, скажем, о Гандлевском к выходу очередной книги или даже к (не)получению очередной премии. А вот про Николая Байтова в газете не напишешь.
Литературная позиция Новикова мне гораздо ближе и милее, чем взгляды постмодерниста Курицына. Но стратегия Курицына - заниматься тем, чем хочешь, там, где позволяют обстоятельства, - кажется мне конструктивнее, чем путь штатного обозревателя. У Курицына больше маневра, другое дело, как он его использует.
Михаил Айзенберг пишет о том, что стихи - продолжение физического тела поэта. Если обобщить, то все живое из написанного (а статьи Новикова безусловно живые) - продолжение автора. Михаил не был рожден маргиналом, литератором с брюшком и сальными патлами, кочующим с вечера на вечер, из салона в салон. Спортивный, сухопарый, лишенный жреческого снобизма, Новиков был писателем и офис-менеджером одновременно. Он был наделен проклятием выбора и не сделал решающий шаг. Не успел. Ставка штатного литературного критика - скрупулезно вычисленное среднее арифметическое между писателем и офис-менеджером. Компромисс, во-первых, не устраивал самого Новикова. Во-вторых, действующий прозаик для литературы многократно важнее действующего критика. Надо было отращивать брюшко и патлы. Но - легко рассуждать об этом сейчас, задним умом.
Пошарив в "Яндексе" в поисках рассказов Новикова, я наталкивался на статьи из рецензируемой книги. До прозы так и не добрался - или ее там нет, или есть глубже, чем я ныряю.
Хорошо, что книга вышла. Лучше, чем если бы не вышла. Но издатели попали в ту же вилку, что и автор при жизни. Сделали лучшее из возможного, издали что хотели, но в рамках, очерченных временем. Ведь считается сегодня (влиятельными, но некомпетентными людьми), что сборник статей круче сборника рассказов. Я думаю, что это не так. Даже с коммерческой точки зрения - можно же правильно организовать презентации и продажи. И мне хочется верить, что остались еще романтики. И снова настанет Время литературы.
