Андрей Николов Что представляет собой современная русская философия? Какие имена на слуху, а какие неоправданно забыты? Какие вопросы формулируют? Какие ответы пытаются дать на них?
Прежде чем приступить к такому провокативному жанру, как история современной русской философии, необходимо, как советует А.М.Пятигорский, расчистить смотровую площадку, создав обсервационное проблемное поле. Наиболее объективным критерием в определении философа может служить наличие у него собственно философского текста, в котором предложена авторская концепция.
Деланье философии – это наиболее оптимальная метафора современного состояния мировой философии. Поскольку интерес к философии в настоящее время необычайно высок, постольку труднее всего отбиваться от недальновидных попыток по дискредитации философии. Особенно кощунственно в этих попытках выглядит соблазн отменить русскую философию, самобытность которой всякий раз становится нефилософским камнем преткновения среди культуртрегеров всевозможных мастей. В чаду своих усилий они отказывают русскому народу в праве на философию, отмечая при этом, что русские еще не доросли и вряд ли когда-нибудь дорастут до постановки философских вопросов. Отвлекая внимание на универсальный, а не локальный статус философии, эрузиты («паразитические эрудиты» – неологизм Ф.И.Гиренка) упускают из виду то, что русская философия – это прежде всего философия на русском языке, одном из международных языков. Русский язык как философский язык ничем не уступает другим национальным языкам философии, являясь таким же индоевропейским языком, как и английский, немецкий, французский, древнегреческий, латынь.
Хотелось бы оставить в глубоком одиночестве наветы на русскую философию, нередко цепляющиеся за имя русского философа-феноменолога Г.Г.Шпета – автора «Очерка развития русской философии». Труд Шпета – уникальный источник по истории русской философии. Ни в одной национальной философской историографии ему нет аналогов. Однако казус Шпета заключается в том, что в историографии русской философии его очерк остался неуслышанным. Такое положение дел будет продолжаться до тех пор, пока, по словам Н.В.Мотрошиловой, существует местная культурная политика, которая не воспринимает русскую философию как национальный приоритет. Вполне понятно, почему имя Шпета используют в качестве жупела для дискредитации русской философии. Фамилия Шпет – не русская, а немецкая, рассчитанная на наукообразную философию – гносеологический атавизм Нового времени. Прискорбно отмечать, что фигура Густава Шпета, сочинявшего свои произведения именно на русском языке, стала почти что карикатурной в истории русской философии. Еще раз подчеркнем: без хорошего знания того или иного национального языка вход в философию закрыт. Как показал опыт философии языка XX века, достаточное количество философских проблем обременено языковым фактором.
Русской философии, а в особенности ее современному изводу, требуется сразу несколько исследователей, сопоставимых с критическим уровнем Шпета. Нам позарез не хватает публичной философской жизни. Новый русский философский ренессанс – не голый пафос или выпускание метафизического пара, а насущная задача для формирования в России гражданского общества. Время русской интеллигенции – в махровом прошлом. Ее исторический багаж – «ностальжирия». Русский писатель – по преимуществу не интеллектуал (М.К.Рыклин). На смену интеллигенции должно прийти племя интеллектуалов, способное предложить конструктивную критику русской культуры. Отличным подспорьем для современных русских философов могло бы стать учреждение философских премий.
Если кому-то хочется поиграть в бранные метафоры, то всю историю русской философии можно разделить на несколько этапов: Золотой век, связанный с именами «славянофилов» и «западников» и упершийся в фигуру В.С.Соловьева, затем Серебряный век, захвативший философию русского зарубежья, после Бронзовый век советской философии, ядром которой выступила идеология марксизма-ленинизма, и, наконец, наше время «железного века», погрязшее в фундаментальной разобщенности философий┘
