Пётр Сафронов Карл Шмитт. Теория партизана./ Пер. с нем. Ю.Ю.Коринца. – М.: Праксис, 2007. – 302 с.
Немецкий мыслитель Карл Шмитт (1888–1985) принадлежит к числу наиболее известных представителей радикального консерватизма XX столетия. Международную известность ему принес трактат «Понятие политического», окончательная редакция которого была опубликована в том же 1963 году, что и «Теория партизана». Эта последняя, развивая некоторые ключевые идеи Шмитта, демонстрирует читателю впечатляющий пример саморефлексии политической философии модерна.
Отправной точкой размышлений становится период наполеоновских завоеваний, учредивший существенные черты современности, в том числе современной войны. Именно тогда, в ходе освободительной борьбы испанского и русского народов, на арене мировой истории впервые появляется фигура партизана. Ее значение было проницательно схвачено прусскими военными теоретиками Гнейзенау, Клаузевицем и Шарнхорстом.
Опираясь на их труды, Шмитт выделяет следующие отличительные черты партизана: иррегулярность, повышенная мобильность, интенсивная политическая вовлеченность и тесная связь с родной землей. Благодаря этому партизан оказывается за пределами действия классического европейского международного права, представляющего войну только как вооруженное столкновение между государствами, каждое из которых руководствуется общими правилами ведения боевых действий. Не подчиняющийся этим правилам, чуждый духу гуманности, партизан может быть представлен только как варвар.
После окончания Первой мировой прежняя система межгосударственных отношений постепенно уходит в прошлое, однако фигура партизана остается, хотя ее роль меняется. Международное право превращается в масштабную идеологическую декорацию, маскирующую борьбу прагматических интересов. По мнению Шмитта, раньше других это увидел Ленин, который превратил партизанскую войну в войну революционную. В глазах Ильича пролетарий становится партизаном внутри самой капиталистической системы. Его действия, пронизанные логикой абсолютной вражды, нацелены на полное разрушение социальных структур, то есть в конечном счете на мировую революцию. Впрочем, ленинская концепция партизанской войны была, по мнению Шмитта, чрезмерно интеллектуальна, так что решающий шаг сделал все-таки не Ленин, а Мао Цзэдун, который впервые успешно соединил агрессивность коммунистического интернационализма с мощным потенциалом национального сопротивления.
Благодаря этому партизан настолько погружается в гущу народной жизни, что становится неотличим от нее. Обнажая глубинные пласты почвенного сознания масс, партизанская война окончательно становится тотальной. Но такая война на ограниченной территории была бы невозможна без влиятельной поддержки со стороны заинтересованных третьих лиц, использующих кризис международного права в своих интересах. Именно третьи лица, неизвестные, но всегда наличествующие, обеспечивают партизанам определенное признание и создают видимость легитимности их действий. Фатальное для современного мира расхождение между правом и законом усугубляется до предела.
«Теория партизана» пронизана глубоким пессимизмом в отношении будущего развития истории, вновь оживляющего первобытную логику абсолютной вражды. Ведь сегодня нелегальность партизана воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Скрытность и темнота, сопровождающие деятельность партизана, окутывают общественное сознание, и дух Просвещения отступает перед напором дегуманизации. В эпоху атомного оружия, позволяющего вести боевые действия в планетарном и даже космическом масштабе, тотальная война строится на полной дискриминации уничтожаемых, отнимающей у них человеческое достоинство. Созерцая поставленное на край бездны человечество, теоретик, согласно Шмитту, должен сохранять верность понятиям и вещам, надеясь на возникновение действительного врага и нового «номоса Земли».
