Новые приключения стрекозы и муравья

КОГДА-ТО Радио "Свобода", на котором работает Игорь Померанцев, называлось по-другому: радио "Освобождение". Путь от освобождения к свободе - психологический путь - прошел и сам Померанцев.

Зажмурим глаза и так посидим. Ничего не видно - это первое условие радиоискусства. А также - ничем не пахнет, нет температуры и плотности. Есть только один способ общения в этой темноте - прикосновение звуком. В этих условиях работает Померанцев. Его деятельность сродни гипнотизерской. "Путеводитель по формам и поверхностям" - называет он первый раздел книги, и правильно: как иначе общаться во тьме?

Из оглавления: "Харканье, кашель, хрип", "Жизнь здесь шершавая", "Я поцеловал ее". То, что слушателю кажется бесплотным эфиром, для Померанцева - самая что ни на есть физическая реальность, бурая пленка, вытесняемая ныне компьютерной виртуальностью. Слушателю все равно, а для поэта - драма: "Неужели никогда больше / В моих пальцах не затрепещет магнитная ленточка, / Лягушачья спинка, собачий хвостик?"

Стихи-воспоминания, стихи-случаи, стихи-реплики. Они обращены к уже ушедшей женщине. Поздно спохватился, поздно понял - но никакого отчаяния. Стихи невыносимо одинокого, но не догадавшегося об этом человека.

Но - назад к Лафонтену! Стоя на задних лапках, замерев от сладкого ужаса, всматривается муравей в спящую стрекозу. Какая большая и красивая: "Длинные ноги, / покрытые щетинкой / и увенчанные трехчленистыми лапками".

Оттолкнувшись, муравей вскакивает на загудевшую стрекозу, как мальчишка на велосипед, - и летит: "┘ одну из них можно схватить / брюшными придатками за шею / или за голову / и летать с ней до тех пор, / пока она не подогнет / кончик своего брюшка / к нужному - тебе - месту".

Померанцев влюбляется во все, что с крылышками, (сознательно?) напоминая олейниковского сластолюбца: женщинам в отличие крылышки даны, в это неприличие все мы влюблены. Эротизм померанцевской поэзии какой-то отважный, почти прямой, но ничуть не вульгарный. У его застенчивых строк еще пунцовые щеки, но уже осмысленный взгляд. Помню короткую фразу из его давнего рассказа: "Было очень страстно". Наивность, резко одернутая художественностью. Может быть, Померанцев - примитивист? Во всяком случае, животные для него понятней и понятливей людей.

...Многие не понимают, почему все-таки крыловский муравей прогнал стрекозу, почему, импотент, не умилился ее беспечным выкрутасам? Да потому что la sigalle и la fourmie - обе женского рода во французском. Это ссора на коммунальной кухне, сватья баба муравьиха и сватья баба стрекозиха.

И только похотливый смельчак Померанцев вернул муравью подлинное мужское достоинство.

Оформлял книгу художник Виктор Пивоваров. Точнее, он ее ваял, лепил, ляпал. Виньетками не украшал, не пояснял рисунками. Одну только и нарисовал - совершенно фабровскую стрекозу. Материалом для своей графики художник взял сами строки Померанцева - и разместил их единственным образом.

Я же особенно люблю у Померанцева такое звуковое, апоплексическое торжество: "Я люблю этот эпос не за четырехтысячелетнюю мощь, / не за пласты пракрита и напластования санскрита, / даже не за великолепное море крови у стен Хастинапуры, / а за то, что, когда целую ее, когда буквально набиваю / ею рот, где-то в трахее само собой выпрастывается / и с грохотом катится по катакомбам тела / пучеглазое огнедышащее / "Махабхарата!" / "Махабхарата!.."

Он остроумен и нежен. Великодушен и честен в своем чувстве. Эта честность, вероятно, и есть главное приобретение свободы: все желания и мысли законны, природны, уважены. Для советского эмигранта тут корень многих психологических проблем. Игорь Померанцев избавился от таких страхов, как признание собственного достатка ("Как часто / ловлю себя / на чувстве: / я - не беден"), преодолел такие предрассудки, как стыдливость перед физиологией. Не распущенность, не неряшливость: Померанцев - человек стильный во всем. Доверительность, а не интимность. Признание морали в природе вещей. Померанцев - не интеллигент, в нем открылся собственно поэт, отбросивший все эти костыли - философские взгляды, гражданские убеждения, ценности поколения. Он - поэт, чувственный и ассоциативный мир которого есть высшая ценность.

К двум распространенным русским типам (поэт-интеллигент и поэт-бродяга) Померанцев добавил (вернул?) тип третий - поэта-аристократа.

Так почему же стрекозы? Да потому, что поэт сам выбирает предметы своих песен. Врачующий опыт одиночества, жестокость судьбы и щедрость мировоззренческих впечатлений - все это за двадцать с лишним лет эмиграции отложилось в одну из самых свободных и трепетных книг современной русскоязычной поэзии.

Прага