Валерия Нарбикова Константин Кедров, Алина Витухновская. Онегин Твистер. - М.: 2004, 56 с.
Я знаю Кедрова со своих студенческих лет, когда он преподавал нам в Литинституте. Однажды повел он меня в храм в Коломенское. Я постояла минут пять и решила уйти, а он: "Вот сейчас откроют Царские Врата", - а потом еще что-то и еще. У меня так ноги горели. А он: "Надо еще постоять. Тогда появится второе дыхание". В общем, Кедров для меня прежде всего человек христианской православной культуры. За это его потом и от преподавания отстранили.
И вдруг много лет спустя "Евнегий Онгений". Такой прибабахнутый, что становится классикой прямо во время чтения. Это, конечно, роман для взрослых. Сам Кедров об этом пишет:
Быть можно дельным
человеком
И думать о красе ногтей┘
Нет, мой роман не спорит
с веком,
Но просто он не для детей,
А для мужчин вполне
здоровых,
Для русских новых и не новых.
То, что носилось в воздухе и таилось на устах, Кедров взял да и написал. Какой молодец! Я, например, никогда не понимала, что значит "мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог". Какой дядя? Какая шутка? Какие могут быть честные правила? А у Кедрова все понятно.
Мой дядя самых честных
трахал,
Потом не в шутку занемог.
Ну, да, конечно, тут и Барков, и Пушкин. Веселый такой, смешной. Это даже не мат, а какое-то детское лепетание. Когда еще не придаешь словам их всеобщего смысла и так называемого прямого значения.
Друзья Набокова и Пруста,
Позвольте слогом
безыскусным
Без предисловий сей же час
С героем познакомить вас┘
И Набоков, и Пруст тут названы не случайно, потому что Евнегий Онгений их, несомненно, прочел, поумнел, повзрослел и въехал в XXI век вместе с Пушкиным, Барковым и Кедровым. Он его еще и Гамлета заставил читать. "Решил, коли опять не в лоне я, / Воткнусь клинком в живот Полония". Кабинет Евнегия списан, как ни странно, не с Александра Сергеевича, а вылеплен из реальных деталей современного быта: "Уи гигантские стальные, / Кривые фаллосы, прямые - / Все украшало кабинет┘" Так что матовый (во всех смыслах) фон бурлеска тут как нельзя к месту.
А у Алины лучше бы этого фона совсем не было. Но зато "Умри, лиса, умри. / Сам умри и сам умри и сам умри" - одно из самых замечательных стихов, которые я вообще читала за последнее время. Помню, несколько лет назад в Пен-клубе думали, как помочь Алине, чьих стихов я тогда, конечно же, не читала. Я выступила и предложила: "Давайте все скинемся по 10 долларов и наймем ей хорошего адвоката". Тут все замолкли, и пауза возникла. А я спрашиваю: "Как вы к этому предложению относитесь?" - "Ничего из этого не получится, потому что┘" Опять пауза. В общем, умри, лиса, лучше не напишешь.
В моем восприятии Алина - это просто девочка, которая вообще не знакома ни с какой - ни с русской, ни с какой-нибудь турецко-французской - литературой, а побеждающая языком. Собственно, она могла бы написать и на пальцах. То есть от балды. Что, по-моему, самое замечательное в литературе. Все новые течения начинаются от балды и только потом, через какое-то время оказывается, что все уже про это знают, все уже про это слышали.
А на самом деле никто ничего про то не знает. Так что, господа читатели, я вас поздравляю с новым чтением. И дай вам бог подумать, что вы это сами написали.
