Тамара Жирмунская Зинаида Палванова. Избранное. - Москва-Иерусалим, 2004, 320 с.
"Жила-была девочка..." - это название старой советской кинокартины почему-то вспомнилось мне, когда я читала новую книгу поэтессы. На первой странице обложки - фото Давида Прейзеля: бело-голубые, стойкие, а не поникшие травы и посредине - межа, уходящая в предгрозовое небо... Предисловие Дмитрия Сухарева. Выразительные названия разделов: "Серебряные лужи" (60-е годы), "Любовь одиноких" (70-е), "Яблоко от яблони" (80-е), "Еще одна жизнь" (90-е) и последний раздел - "Лиха беда - начало века"...
Я узнала Зину Палванову прелестной молодой девушкой, почти девочкой. Познакомил нас царь и бог известного московского литобъединения "Магистраль" Григорий Левин. "Бывшая санитарка, поэт", - представил он ее. А вскоре я услышала стихотворение "Ночное дежурство", почти фактографический рассказ о недавней работе с неожиданной, чисто поэтической концовкой: "И не лечат от осени в этой больнице..."
Пригласила ее к себе домой. У девушки оказалась драматическая биография: родилась в Мордовии в семье отсидевших в Темлаге "врагов народа", росла в отличие от киногероини за сотым километром от Москвы. "Узбечка?" - спросила я. "Мой отец - каракалпак", - был ответ.
А стихи писались тонкие и точные, с опытом раннего страдания, на чистом русском языке: "Дворы московские чернеют на глазах. / Зимы уж нет. Но что за наважденье? / Безмолвное снегопаденье. / И кружева на деревах. / Как будто женщина, что навсегда ушла, / Вернулась вдруг и с грустью бесконечной / Наряд надела подвенечный, / Судьбу глазами обвела..." Это - о себе, современная вариация, без всякого подражания ахматовской "полуброшенной новобрачной". А ведь только что было другое, ликующее, всем женским естеством пережитое: "В комнате, / где солнечное пятно висело, / мое живое глупое тело, / которое петь у меня / до сих пор не умело, / отважно и нежно, / и тонко запело, / и за твоим пошло, / полетело..."
Сколько всего случилось потом с моей недолгой гостьей! Работала и дипломированным социологом, и сторожем. Одна растила сына. Искала в Каракалпакии родню умершего отца. Писала, переводила. Печаталась в лучших журналах. И вдруг в самом начале 90-го собралась и уехала. С сыном и котом; все их чемоданы в московском аэропорту украли. Не в богатую Америку, как сказала она мне перед отъездом, а в бедный Израиль. И там окончательно состоялась как поэт.
Живя в Москве, Зина все больше писала о женском и человеческом одиночестве, о робких, тщетных, порой унизительных попытках обрести что-то похожее на "диковинное счастье". Неужели и ей, как ее замученной жизнью матери ("яблоко от яблони..."), суждено испытывать лишь "огромные восторженные вспышки, / Крапивные ожоги бытия"? Делить свою боль с отзывчивой одухотворенной природой да всяческим зверьем, тоже одухотворенным ее любовью?.. Но пробивалась ее поэзия и выше: алкала справедливости, веры. Стихотворение "Кладбище кораблей" о загубленном Аральском море с огромными корабельными остовами теперь читается как некое историческое пророчество: "Словно море, ширился обман. / Сох Арал, шагреневая кожа. / "Украина" здесь, "Узбекистан", / "Латвия" с "Таджикистаном" - тоже..." Но иссякал некий внутренний пласт, из которого только и растут стихи, - видно, не хватало им живительной, пусть и грозной, подпитки...
Ныне Зинаида Палванова - автор семи стихотворных сборников. Живет в древнем городе, который раздирается на многие части людскими страстями. Если, согласно Гейне, трещина на теле мира проходит через сердце поэта, то сколько же трещин и трещинок в сердце жительницы Иерусалима! Стих же от этого все крепче, драматичнее, заразительнее. Там пришла к ней любовь. Трудная, как всегда, но, кажется, настоящая: "Мы с тобой ни в чем не виноваты. / Этот мир печальным сотворен: / Храм восхода - он и храм заката, / Храм начала и конца времен. / Не случайно цвет один и тот же. / Под густой зарею розов путь. / Беззащитно жизнь свою итожа, / Мы детьми становимся чуть-чуть. / Бережно, безоблачно, беззвучно / Светятся под небом два лица. / День один легко и неразлучно / Проведем с начала до конца. / Хороши таинственные вести. / Свет земной любви неизъясним. / Встретим солнце мы с тобою вместе, / Вместе попрощаемся мы с ним".
