Виктор Куллэ Помню, дюжину лет назад сидели мы на кафедре современной русской литературы Литинститута и обсуждали экзаменационные билеты. Веселое было времечко: то в одном, то в другом "толстяке" выплывало из небытия очередное накрепко "забытое" имя. Его, естественно, немедля включали в учебную программу - что приводило к корректировке вопросов на экзаменах. На практике это выглядело так: по Горькому аж пятнадцать вопросов - довольно с него десяти; два отдадим Булгакову, а три Набокову (или наоборот?)┘ Из десяти вопросов по Маяковскому - три выделяем Пастернаку, один Мандельштаму и один Ахматовой. Выбрасываем Серафимовича - ставим Платонова. Выбрасываем Панферова - ставим Эрдмана┘ И т.п.
А Мариэтта Омаровна Чудакова, как раз читавшая нам спецкурс по литературе 30-х, в ужасе комментировала: что вы творите? так нельзя! нельзя механически вычеркивать одни имена, чтобы механически же приплюсовывать другие! историю русской литературы ХХ века просто нужно писать заново!
История эта не написана по сей день. И дети в школах, и студенты на филфаках изучают анатомию того же искусственного уродца, которому взамен ампутированного Серафимовича пришили непрочитанного Платонова. Три пласта русской литературы - те, кто худо-бедно печатался в советских изданиях + литература эмиграции + созданное "параллельной культурой", - будучи взболтанными, смешиваться отказываются наотрез. Хотя, слава Богу, почти вся литература эмиграции уже переиздана и доступна. Беда в том, что она по-прежнему остается непрочитанной - за исключением узкого круга членов филологической секты. О "потаенной" литературе и говорить нечего - она, даже будучи изданной, по-прежнему играет роль маргинальной виньетки на могучем древе литературного мэйнстрима. Но секрет Полишинеля в том, что не было трех раздельных литератур: потоки эти пересекались, смешивались, взаимооплодотворяли друг друга. И Ахмадулина с Окуджавой печатались в легендарном самиздатском "Синтаксисе", а маргинальные Бродский с Довлатовым, эмигрировав, очутились в одном гетто с прежде успешливыми советскими Аксеновым и Гладилиным.
Вот такая единая история литературы минувшего века требует своего написания. Что остается невозможным, пока не будут изданы, адекватно прочитаны и введены в литературный обиход многие ключевые авторы "параллельной культуры". Эта работа (сосредоточусь только на поэзии), начатая незабвенной статьей Михаила Айзенберга "Некоторые другие..." (1991 год), подспудно велась немногими энтузиастами, в числе которых поэт Иван Ахметьев, подготовивший к изданию рецензируемый том Георгия Оболдуева, едва ли не абсолютного чемпиона по непрочитанности, перекидывающего мостик от роскошества пира во время чумы 20-30-х - через Сатуновского и "лианозовцев" - к животрепещущей современности, вплоть до предвосхищенных в его "Людском обозрении" каталожных карточек Льва Рубинштейна. Открытием, уверен, станет и том поэтов "филологической школы", в конце 50-х предвосхитивших и опосредованным образом предопределивших едва ли не все направления того, что ныне именуется "актуальными словесными практиками"┘
Устал уже бороться с дурацким нисходящим штампом "бронзовый век". Да в золотом веке русской поэзии живем мы, в золотом! Только прочитать и оценить надобно! И еще, конечно, помнить, что подарков, подобных рассматриваемым ниже, в загашнике уже почти не осталось. Самим писать пора. Писать, а не рассуждать об актуальности "выбора литературной стратегии" или о "возможности приращения смысла".
