Александр Щипин Алексей Иванов. Общага-на-Крови: Роман.– СПб.: Азбука-Классика, 2006, 320 с.
Я думаю, все писатели должны брать пример с Алексея Иванова и публиковать книги в произвольном порядке. Обычно творческий путь литератора напоминает детектив, где в первой главе подробно описывается убийца. Но романы Иванова издаются по какому-то рулеточному принципу – никогда не знаешь, в каком из гнезд барабана остался патрон. И только ты навоображал себе медленный процесс вызревания в его творчестве темы души, как появляется книга, вдребезги разбивающая изящную конструкцию. «Общага-на-Крови», написанная в 1992 году, уже представляет из себя какой-то древнегреческий сборник диалогов исключительно о душе.
Если уж говорить о детективах, то одна из главных загадок ивановских романов – это даже не кто убил, а кого убили. Не случайно в «Золоте бунта» труп появляется в самом начале, а опознается в самом конце. Все это похоже на групповую фотографию, с которой кто-то исчез и теперь нужно по изгибу руки соседа, обрывку отражения в очках девицы из второго ряда и узору песка под затертыми на компьютере ногами определить, что же это был за человек. У Алексея Иванова исчез не человек, а бог – именно его отсутствие должно было бросаться в глаза в остальных книгах, но оставалось незамеченным, пока в «Общаге-на-Крови» писатель не раскрыл карты. Оказалось, что душа у Иванова противопоставлена богу, и, сделав выбор в пользу души, он в первом же романе убивает бога.
Действительно, персонажи Алексея Иванова существуют в довольно страшном мире, где душа есть, а бога нет. Причем кажется, что для писателя это так очевидно, как будто бог на его глазах вскрыл себе вены бритвой «Нева» в туалете студенческого общежития. Или вот продирались Иванов с богом через парму на восток, а бог сгинул в болоте и спасти его было никак невозможно.
«Общагу» можно читать как некую мистерию, где пятеро студентов, прописанные настолько условно, что напоминают театральные маски, обсуждают проблемы души, а одному из них, назначенному богом, выносится смертный приговор: в одном из диалогов доказывается, что всепрощающий бог губит душу, а значит, не имеет права существовать. Точно так же Служкин в романе «Географ глобус пропил» утверждает, что святой не должен быть залогом счастья других людей. Бог как залог чьего-то счастья, таким образом, тоже не должен существовать.
Давно пора перестать даже заикаться о том, что Иванов – будто бы исторический писатель. Он парадоксальным образом близок Мишелю Уэльбеку с его «Возможностью острова», где плотское противопоставляется духовному, после чего отвергается и то, и другое. Выводы, которые Иванов делает из отсутствия бога, идут гораздо дальше традиционного «если бога нет, то все дозволено». Этот подход все-таки означал, что бог где-то есть и должен отреагировать на творимые мерзости. Для Алексея Иванова вопрос закрыт – бога нет. Но возможность сосредоточиться на физическом и материальном, о которой пишет Уэльбек, он даже не рассматривает. Наличие души или не сводимых к банальным плодам социализации представлений о том, как правильно жить, для Иванова столь же очевидный факт. Однако именно из-за наличия души его герои не могут стать ни святыми, ни сверхчеловеками. Они знают, как правильно жить, но не понимают, зачем. Очевидность души и ее кажущаяся неприменимость их калечат. И речь здесь не столько о религии, сколько о любви. Отрицание всепрощающего бога и возможности быть залогом чьего-то счастья – это и есть отрицание любви. Персонажи «Общаги» доказывают, что душа – самодовлеющая ценность, и тем самым обрекают на одиночество всех остальных героев Иванова.
Что со всем этим делать – абсолютно не ясно. Оптимистический финал «Золота бунта» выглядит откровенно надуманным и плохо стыкуется со всем, что мы узнаем об Осташе. Потому что закончить он должен был так же, как географ Служкин – пусто и бессмысленно. К тому же не очень понятно, считает ли Иванов такое положение дел неправильным┘ А ответа от Алексея Иванова вряд ли дождешься.
