Екатерина Тарасова «Дружба народов»
Мартовский номер журнала – юбилейный. Первый выпуск «ДН» увидел свет 70 лет назад, в марте 1939-го. Поздравляем!
Дмитрий Шеваров. Петрофит. Повесть. «Только что, на плацу, эти солдаты казались ему выструганными из одного полена, одинаково страшненькими, как деревянные солдаты Урфина Джюса. Сейчас же Гусев заметил не только то, что один парень высокий и худой, как жердь, а другой маленький, как Кыш и Двапортфеля. Он увидел, что все эти люди ужасно разные и будто даже выпавшие из разных эпох. Антону вспомнилось, как он читал когда-то наизусть в школе, читал вяло, будто стыдясь того, что написал поэт: «Да, скифы – мы┘ Да, азиаты – мы┘ С раскосыми и жадными очами...» <┘> А тут блоковские строки не просто пришли на ум, а чеканно звякнули в душе. Перед Антоном стояли посланцы народов Средней Азии, Казахстана, Северного и Южного Кавказа и еще Бог весть каких земель. И почти все – раскосые. Одни глядели на лейтенанта так же испуганно, как и он на них. Другие добродушно и с любопытством. Лица третьих казались непроницаемыми и надменными. На другой день, знакомясь с личными делами подчиненных, Гусев обнаружил, что под его началом отныне служат посланцы шестнадцати национальностей. Всемирный фестиваль молодежи и студентов, а не взвод! Но что более всего поразило Антона: о семи из этих национальностей он узнал впервые. Это был удар по его эрудиции. Оказывается, в СССР живут народы, о которых ему раньше не приходилось ни читать, ни слышать!» О мистике и интеллигентном обращении с солдатами в Советской армии. Выпускник биофака, а теперь командир взвода Антон Гусев, вернувшись из караула, узнает об исчезновении часовых┘ На небольшом пространстве пропали в общей сложности 9 человек┘
Геннадий Русаков. «Моя Россия – география┘» Стихи о вечном: о непростой судьбе – быть Россией и о трудной доле – быть ее певцом.
«Когда моя Россия-география/ легла на карту, придавив масштаб,/ она ни тем, ни этим не потрафила:/ ни тем, кто грозен,/ и ни тем, кто слаб./ Таких пространств нельзя принять без ропота,/ смириться с тем, что там наружу прет/ опроверженьем знания и опыта/ и столько обещает наперед!..»
Владимир Медведев. Золотые колосья и золотой телец. Размышление о понятии, давшем название журналу. Как обстоит дело с дружбой народов в наши дни? Что это – утопия или реальность? Возможна ли такая дружба в принципе? «Отголоски былой дружбы народов сохранились сегодня лишь на страницах и в названии журнала, где публикуется эта статья. Да, разве что ее отблески еще сияют на фигурах золотого фонтана на ВВЦ, бывшей ВДНХ... Самой же дружбы нет и в помине вот уж без малого двадцать лет. <┘> Реликтовая метафора «дружба народов» выражала отнюдь не взаимоотношения между этносами, а государственную национальную политику, скрытую за красивым и возвышенным наименованием <┘> зададимся вопросом: способны ли народы дружить, как дружат отдельные люди? Осуществимы ли реальные отношения, которые можно назвать дружбой народов?»
В рубрике «Мы и наши мифы» современные дети «вспоминают» об СССР, terra incognita, стране, известной лишь по рассказам взрослых. Комментируют высказывания школьников писатель Ирина Богатырева и социолог Борис Дубин. (Приводится детская орфография.)
«Катя: СССР для меня – время спокойного жития народа. Тогда правительство заботилось о людях. Причина исчезновения это – пришествие Горбачева. Я не помню точно его имя. Горбачев это всего лишь мое предположение. Мне дедушка недавно рассказывал всю историю исчезновения Советского Союза, поскольку я ему задавала этот вопрос. Но было много имен, и я все забыла. У меня дома осталось много монет, которые действовали при СССР. Я бы хотела, чтобы СССР вернулся».
«Артем: Раньше в СССР входило шесть стран: Украина, Абхазия, Казахстан, Белоруссия, Татарстан и Россия. Все жили в мире и согласии. Позже некто «Ельцын» порвал Советский Союз. Люди легли спать в СССР, а проснулись неизвестно где, в России. Вот так благодаря одному человеку распался Советский Союз».
«Иностранная литература»
Хосе Луис де Хуан. Вспоминая Лампе. Роман. Перевод с испанского Т.Родименко. «– Лампе! Лампе! Лампе-е-е! – надрывался профессор.
Он и в самом деле свалился с кровати, да так неудачно, что опрокинул свечу, и она погасла. Это еще хорошо, подумал слуга, а то все бы мы сейчас горели. А вот и старик Кант – в темноте, на ледяном полу, запутавшийся в одеялах и покрывале. Непонятно, каким чудом ему удалось дотянуться до шнура.
– Ну же, помоги мне! Похоже, я сломал какую-то кость.
– Не думаю. Они у вас точно соломенные, а солома гнется, но не ломается.
– Не тебе судить про кости, болван! Лучше помоги подняться! Выполни хоть раз свои обязанности! Чем ты занимался? Я всю ночь трезвоню в колокольчик. Чуть не умер от холода! К тому же в темноте трудно понять, звонит он или нет. Ты ведь способен и шнур перерезать.
<┘> Профессор дополз до середины кровати, до знакомого его телу углубления. Он весь дрожал, потому что замерз, лежа на полу.
– Что касается достоинства, ты даже не знаешь, что это такое. Не имеешь ни малейшего представления. У некоторых животных оно, кстати, есть, например у собак, но у них есть еще и верность.
Слуга, который и без того пребывал в скверном настроении, потому что его разбудили в тот миг, когда ему в кои-то веки улыбнулись почести и слава, начал терять остатки терпения.
– Если я животное, то вы и того хуже. Вы камень!
Вне себя от ярости Лампе приблизился к мумии, смотревшей на него изумленными глазами. Палец Лампе указывал на то место, где под покрывалом надлежало находиться груди:
– Камень и есть, пустая порода! У меня-то по крайней мере двое детей имеется! А вы┘ благодарите Бога, что он не наградил вас потомством!»
Роман об изнанке века Просвещения: о бессилии философии, ее неспособности остановить разрушительный ход времени, наносящий вред самому светлому разуму, и противостоять инстинктивной жизни. Человеческая натура до конца непостижима, раскрыть все ее тайны не в состоянии и просвещенный мудрец. Иммануил Кант не мог предположить, что его решение выгнать нерадивого слугу приведет к трагедии. Испанский писатель предлагает читателю посмотреть на Иммануила Канта глазами необразованного солдафона Мартина Лампе. Лампе не понимает ни строчки из написанного его хозяином, для него профессор – дряхлый одинокий старик, страдающий от навязчивых маний.
Из японской женской лирики XII–XIV вв. Перевод с японского и вступление Т.Соколовой-Делюсиной. Подборка стихов Кэнрэймонъин-но укё-но дайбу (около 1155 (1157)–1233) и Эйфукумонъин (1271–1342). Первая прислуживала императрице Кэнрэймонъин, супруге императора Такакура. Вторая сама была императрицей, супругой императора Фусими. Публикация – первая встреча российского читателя с творчеством поэтесс.
«Якорь опущен./ Погружается медленно в волны/ Закатное солнце./ Уходящей весны картина/ Вот она – перед взором./ Все вокруг/ Словно велит – вздыхай,/ Предавайся печали./ Так изменчиво, так ненадежно/ Осеннее небо под вечер./ Ах, ну никак/ Не выходят из сердца/ Думы о нем./ Говорю себе – все, довольно,/ А думается еще пуще». («Весенние сумерки на море», Кэнрэймонъин-но укё-но дайбу.)
«На берег невстреч/ Одна за другой набегают/ Соленые волны┘/ Жаль, что не видишь ты,/ Как мои рукава промокли!» (Эйфукумонъин.)
Рубрика «Литературный гид» посвящена английскому писателю Грэму Грину. В подборке эссе Грина («Револьвер в буфете», «Торжествующее невежество»), два автопортрета писателя (фрагменты его автобиографий «Часть жизни», «Пути спасения») и два его портрета – мемуары Ивонны Клоэтта, многолетней подруги и секретаря Грина («Моя жизнь с Грэмом Грином») и Ширли Хэззард («Грин на Капри»), встречавшейся с писателем с начала 60-х годов. Тексты предваряет вступительное слово Александра Ливерганта «От первого и третьего лица». Автобиография – жанр по определению пристрастный, как и мемуары. От постоянной смены ракурсов в выигрыше оказывается читатель, получивший возможность разглядеть классика под разными углами зрения.
«17 мая 1989 года, вручая мне экземпляр первого тома биографии Нормана Шерри, Грэм сказал: «Бедная моя, боюсь, однажды тебе придется иметь дело с биографами. Послушай моего совета: не рассказывай ничего – имеешь полное право, – но если решишься, говори всю правду, ничего не утаивай».
«Москва»
Игорь Шафаревич. Что с нами будет? Автор прогнозирует будущее России, основываясь на нескольких исторических концепциях – Николая Данилевского, Освальда Шпенглера и Ивана Солоневича. «Нет сомнения, что глобальные изменения мира: крах западного пути развития, вымирание европеоидов и заселение их земель другими народами – не могут не затронуть Россию. Но они затронут ее как «периферию», то есть в ослабленной и менее разрушительной форме, чем «центр».
Борис Романов. Вестник, или Жизнь Даниила Андреева. Биография писателя и философа, более 10 лет проведшего в сталинских лагерях по обвинению в антисоветской агитации, создании антисоветской группы и подготовке покушения на Сталина.
«Даниил Андреев так ощущал бессмертие и вечность, или распахнутость времени во все концы, что свою земную жизнь представлял лишь краткой частью пути. Когда и где этот путь начался? Сам он вспоминал себя в других мирах, под двумя солнцами, одно из которых «Как ласка матери сияло голубое», а другое, «ярко-оранжевое – ранило и жгло» <┘> Но об этих жизнях-снах, на которые он романтически намекнул в стихах, большего, чем сказано им самим, не узнать. Можно простодушно верить в них или не верить. Земная жизнь поэта доступнее, но и в ней свои пробелы, тайны, загадки. Не только потому, что пропали, сожжены бумаги, что свидетели умерли, не оставив показаний. Нет, все объяснить, все описать в чьей-то жизни – это значит воскресить ее. Совершить чудо. Но не человеческое это дело – покушаться на чудеса».
Марина Котова. «Отблеском молитвенного чувства». Поэтесса родилась в Нижегородской области, живет в Москве. Столица – главный персонаж ее стихов, Содом и Гоморра, но одновременно сердце России, город, в котором все еще звучит голос колоколов, призывающих в Храм. «Светило черное, слепящее, Москва,/ Мы по тобой очерченным орбитам/ Летим, твоим притянуты магнитом,/ И боль огнем пульсирует в висках./ Мы видим мир в движении, он весь/ Размыт и смазан, скоростью оплавлен./ От напряженья трескаются камни,/ В лучах горячих – каменная взвесь».
Актуальны ли «Вехи» сегодня? К 100-летию знаменитого сборника статей о русской интеллигенции журнал провел блиц-опрос среди современных историков, социологов, публицистов. «Если абстрагироваться от реалий эпохи, в которую появились «Вехи», и подойти к восприятию данного сборника прагматично, то его можно назвать инструкцией по выявлению и описанию так называемого опасного класса – то есть некоей общности, групповые интересы которой идут наперекор интересам всего остального народа и государства в целом. Сто лет назад таким «опасным классом» была интеллигенция <┘> Другими словами, практическая польза «Вех» – это уже сама проблематизация «опасного класса». Поэтому оценивать актуальность сборника для сегодняшнего дня следует, исходя из ответа на главный вопрос: существует ли сегодня некий «опасный класс», а если существует, то что это такое и как с ним бороться? Можно сказать с уверенностью: сегодня нет старого «опасного класса» – интеллигенции. Она была уничтожена в горниле постсоветских экономических экспериментов – и в этом, думается, по крайней мере единственный положительный результат эпохи 90-х – начала 2000-х. Но свято место пусто не бывает, и нишу старого «опасного класса» занял его молодой и наглый наследник. Этот наследник с виду совершенно не похож на своего предшественника – в нем нет ни капли романтики, абсолютно атрофирована способность к восприятию идеальных смыслов, у него аллергия на мечту как на способ конструирования будущего. Зато новый «опасный класс» виртуозно потребляет – и в этой своей способности дает сто очков вперед даже уже полностью обмирщенной позднесоветской интеллигенции. Нынешний «опасный класс» называет себя средним классом и требует, чтобы его сейчас, в ситуации кризиса, в первую очередь спасали, так как он – гарант стабильности». (Дмитрий Андреев, заместитель главного редактора журнала «Политический класс».)
«Наш современник»
Татьяна Соколова. Под Большой Медведицей. Хотя жанр и определен как «рассказ», это в большей степени поэтический текст. Нежное и искреннее стихотворение в прозе о любви. «– А теперь пора уж спать, – неожиданно сказал ты. И только тогда я посмотрела на тебя. Ты действительно стоял рядом. Ты показался мне совсем другим, совсем не тем, с которым только что сидела я на золотых качелях под Большой Медведицей. И я очень рассердилась, потому что очень долго о тебе мечтала, без всяких конкретностей, мне всегда хотелось просто быть с тобою рядом.
– Ты некрасивый и толстый, – сказала совершенно серьезно. – И тебе давно пора уходить.
Ты в ответ рассмеялся. Ты так умеешь обратить в шутку любую нелепость и даже грубость, что всем всегда легко с тобою и все всегда хотят рядом с тобою быть.
– Ну, тогда я пошел, – ответил ты, как всегда безмятежно, и ушел, по-своему, легко, будто ничего не случилось и даже не произошло: так, среди улицы, случайно встретились давние знакомые, поболтали о том, о сем да и разошлись».
Михаил Делягин. Это не кризис. Это депрессия! Директор Института проблем глобализации, д.э.н. рисует неутешительную картину будущего, в котором натуральное хозяйство станет единственным способом выжить, а бывшие «белые воротнички» будут драться с гастарбайтерами за право подметать двор. «┘экономика уже начала, как в водоворот, затягиваться в спираль деградации, в которой вызванное сжатием спроса сокращение производства обусловливает новое сжатие – и новый производственный спад. Именно так развивалась в США Великая депрессия.
Единственный выход из нее, нащупанный Рузвельтом и обоснованный Кейнсом, – поддержание необходимого экономике уровня спроса за счет наращивания государственных расходов и рефинансирования экономики Центральным банком. Однако отсутствие финансового контроля (который политически невозможен, так как поневоле ограничит коррупцию – основу государственного строя, созданного в России в 2000-е годы) направит расходы государства не на поддержку экономики, а на спекулятивные рынки, в первую очередь – валютный. Результат – ослабление рубля, что ускорит инфляцию (а следовательно, и сжатие реального спроса) и усилит дезорганизацию экономики».
«Октябрь»
Леонид Костюков. Одноклассники. Рассказы. Пик увлечения популярной социальной сетью вроде бы прошел, однако интерес к теме неожиданных встреч со старыми знакомыми, случайных пересечений и их последствий остался и проник даже в литературу.
«– Слушай, а ты вообще вписан в ***?
– Вообще да, а что?
– Тут у них интересная услуга. Они для двух участников определяют цепочку знакомств, которая их соединяет. Если она, конечно, есть.
– Она есть для любых двух жителей Земли. Через шесть звеньев.
– Ну не любой житель Земли состоит в ***. Кроме того, есть еще маленькие людоедские племена, где каждый знает только соплеменников. Маловероятно, что через шесть звеньев они знакомы с каждым китайцем.
– Ну они же едят белых людей. И китайцев.
– Это нельзя назвать знакомством в полном смысле слова.
– Пожалуй.
Тем временем Лиза ввела данные и ждала результата. И вот – обозначилась цепочка, всего три промежуточных звена».
Ольга Лопухова. В ожидании Того. Об арт-рынке, современном искусстве, его связи с гламуром и непростых отношениях с массовой аудиторией размышляет кандидат исторических наук, куратор, арт-менеджер, арт-директор культурного центра «АРТСтрелка». «Тем не менее оно (современное искусство. – «НГ-EL») остается для многих непонятным, а для кого-то порой – даже неприятным. И суть большинства претензий к нему именно в этом. Но почему? Ведь никто не обещал, что современное искусство будет «мягким и пушистым», поскольку таковой не является и окружающая нас реальность. Нарочитая жесткость и эпатажность тем современного искусства отнюдь не случайны. Именно такова та действительность, в которой мы живем. Так что перед нами самый настоящий, пресловутый реализм, иногда выраженный не совсем привычными средствами! <┘> Очевидно, современное искусство будет более доступно широкой публике, если привычку посещать выставки начнут прививать с детства. Ведь для суждения необходимо знание предмета. У нас же зачастую судят, не зная, и судят в основном предвзято. Современное искусство в лучших своих образцах оказывается очень сложным, поскольку за ним стоит значительная история предшествующих экспериментов, на которые и опирается художник. Чтобы по достоинству оценить искусство прошлых веков, которое принято считать классическим наследием, нужно солидное количество знаний. Современное искусство в этом смысле ничем не уступает традиционному».
Евгений Солонович. Господин Гоголь сказал мне┘ Римские сонеты Джузеппе Джоакино Белли. «Господин Гоголь, – вспоминал знаменитый французский критик и поэт Шарль Огюстен де Сент-Бёв, – сказал мне, что нашел в Риме истинного поэта, поэта народного, по имени Белли, который пишет сонеты на транстеверинском наречии – сонеты, следующи е один за другим и образующие поэму. Он говорил мне подробно и убедительно о своеобразии и значительности таланта этого Белли, который остался совершенно неизвестен нашим путешественникам». Итальянский поэт Джузеппе Джоакино Белли (1791–1863) был в свое время довольно известен. Его стихи издавались, но наибольшей популярностью пользовались ходившие в списках римские сонеты этого автора. «Граф – длинный, мой хозяин – коротышка,/ Хозяин – лысый, граф – наоборот,/ Тут толстые что щеки, что живот,/ А там ни капельки, ни грамма лишка./ Тот шустрый, а у этого задышка,/ Зовут Томмазо этого, а тот/ Зовется Джорджо. Просто смех берет:/ Мой с виду старикан, а граф мальчишка./ Но ты дослушай, Анна, до конца:/ При этом все равно они похожи –/ Ни дать ни взять два брата-близнеца,/ Поскольку, доложить тебе должна,/ В хозяйкину постель обои вхожи,/ И, верь не верь, их путает она».
