Иван Шипнигов
Изысканность свойственна и кулинарии, и писательству.
Йохим Бекелар. Готовка. 1574. Музей изобразительных искусств, Вена.
Александр Генис. 6 пальцев.– М.: Издательство Колибри, 2009. – 640 с.
В новый сборник очерков и эссе Александра Гениса «6 пальцев» вошли: «Трикотаж», «Темнота и тишина», «Пейзажи», «История моих народов», «Некрологи», «Заповеди». Старые и новые эссе собраны в приятно тяжелый, отлично оформленный том. Давайте посчитаем, сколько там Генисов. Я насчитал шесть: писатель, путешественник, кулинар, культуролог, эрудит. Возможно, Генисов гораздо больше.
Главное, конечно же, писатель. Почему мы называем писателем человека, не написавшего ни одного романа («филологический» «Довлатов и окрестности» слишком оригинален, чтобы быть настоящим)? В эссе «Иван Петрович умер», открывающем цикл «Бесед о новой словесности», Генис недоумевал: «Каким же грандиозным самомнением надо обладать, чтобы написать: «Иван Петрович встал со скрипучего стула и подошел к распахнутому окну»?» Это насмешливое замечание – на самом деле очень глубокое и важное признание. Генис недоумевал, как можно писать обыкновенную литературу: романы. Роман неизбежен без Иванов Петровичей, распахнутых окон и скрипучих стульев. Если литератора когда-нибудь огорошит это открытие, ему останется лишь податься в пародисты. Другого пути нет. Генис пошел по другому пути. Не став пародистом и устыдившись писать романы про Иванов Петровичей, он стал Генисом, которого знают и любят многие. Не написав ни одного романа, Генис перерос этот жанр так, в уме. Он в одиночку сделал невозможное: эмигрантская эссеистика увлекательнее русской беллетристики. Приключения мысли, а не какой-то унылый сюжет!
Одна из важнейших антитез в художественном мире Александра Гениса – это оппозиция штучного и конвейерного, уникального и типичного. С этим связан его постоянный интерес к почерку как феномену. Почерк – это аристократическая причуда оригинальной личности. Самое уникальное, что может быть, – ум буквально расписывается во всем, что может. Демократическая эпоха компьютеров упраздняет почерк, оставляя лишь одинаковый у всех Times New Roman. Не то чтобы Генис жалеет его. Думаю, он вряд ли вообще сможет жить без почерка, как уже много лет Генис не может жить без всего штучного, неповторимого. Вкусно готовить – но не так, как все, а долго, увлекательно, сложно (Молоховец иногда отдыхает). Путешествовать – но не туристом, а самым настоящим культурологом («История моих народов»). Знать все: не только про книжки, но про то, как растет горчица («Памяти эрудиции»). Не удовлетворившись обычной литературой, Генис придумал свою, уникальную, неопределимую.
Что пишет Генис? Ближе всего его тексты, конечно же, к жанру эссе. Но эссе – это ведь когда долго, сложно, длинными предложениями про что-то безусловно важное, но┘ я завтра дочитаю, ладно? А тут не оторвешься: ярко, увлекательно, смешно, глубоко. Статьи? Но статью назавтра выбросишь, послезавтра и не вспомнишь, а тут – на века. Мы запасаемся книгами Гениса – чтоб было. Наверное, отдавая дань генисовской оригинальности, можно сказать: Генис пишет книги. Выделим ему такой жанр? Просто книги. Книги как таковые, с началом, концом и серединой, интересные, насыщенные, нужные. Презрев романы, стихи, рассказы, сказки, Генис в задумчивости перебрал все книги и┘ стал писать их. В одном из текстов в «6 пальцах» автор признается, что всю жизнь занимается только штучным, диковинным, не рассчитанным на массовый успех: истории все равно, на каком языке ее рассказывают, сюжету наплевать, в какой стране его экранизируют, а литература Гениса – единственная дошедшая до нас книга на неизвестном языке. Как переводить Гениса? Переложить его «содержание» в другую «форму» – не может быть ничего абсурднее. Каждую букву его сочинений не оторвать от мысли – настолько крепка и мастерски заварена эта алхимическая смесь из кулинарии и культурологии, литературы и водки, юмора и метафизики. Как экранизировать Гениса? Показать крупным планом планету Земля, по которой идет человек с книгой – разве что так.
Всю жизнь идя от общего к частному, Генис вышел с другой стороны. Занимаясь только штучным, он произвел типическое. Если бы я составлял очередную космическую посылку нашим неведомым братьям по разуму, то в качестве образца человека я включил бы туда заспиртованного (он оценит) Александра Гениса. Не потому что типичный, а потому что уникальный. Не представитель массы, а диковинный раритет. Не кирпич из стены, а камень причудливой формы, вдохновлявший китайских художников. Писатель пишет книги – вот что нужно знать о нас инопланетным гостям. Но, понятно, никто никуда не станет Гениса отправлять – самим нужен.
Да, в начале, говоря о шести Генисах, я насчитал только пять. Шестой, как нетрудно догадаться, то, чего недостает, и есть тот самый Генис, неуловимый, невозможный, неповторимый. Шестой палец. Атавизм, подарок судьбы. Он и есть то, что делает его таким. Гениса делает Генисом Генис. Абсурд, да? Но если добавить: тот Генис, которого мы не знаем, – получится вполне по-генисовски. Ведь он сам написал однажды, что может расстаться со своей книгой только тогда, когда убедится, что его там уже нет.
