Алла Большакова Валерий Казаков. Холопы. Роман-дурь. – М.: АСТ: Астрель; Владимир: ВКТ, 2009. – 320 с.
Валерий Казаков известен как автор разоблачительной прозы о чиновничестве всех мастей и рангов – от грозных небожителей Старой площади до современных акакиев акакиевичей. На этот раз завзятый реалист удивил неожиданным ходом, представив на наш суд книгу, лукаво названную «роман-дурь»┘
О нет, не верьте автору, играющему с читателем в жанровые кошки-мышки! Конечно, от литературного наркотика в стиле фэнтези новый роман отличает и серьезная социоисторическая подоплека, и психологическая разработка характеров, но главное – шокирующее литературное прогнозирование. И в этом смысле книга «Холопы» входит в разряд фантастических романов-предупреждений, заостряющих внимание на возможных последствиях так называемого прогресса, – «451╠ по Фаренгейту» Брэдбери, «Час Быка» Ефремова, «Возвращение со звезд» Лема, «Мальвиль» Мерля и др. И все же – перед нами отнюдь не фантастическое произведение в духе названных, хоть по пафосу и созвучное им. Точнее, эта книга написана в стиле «литературного фантастического», если пользоваться термином французского теоретика Цветана Тодорова для определения сверхъестественного, мистического элемента у Гоголя или Гофмана.
Действие казаковского романа перенесено в середину нынешнего века – в мир, после глобализации состоящий всего из нескольких государств, включая Сибруссию (уменьшенный вариант Российской демимперии после Великой бюрократической революции), Объевро (бывшая Европа) и Афроюсию (Африка и бывшие США). Оставляя на совести автора вольное обращение с социогеографическим пространством, отмечу его тревожное остроумие в обрисовке возможного будущего. И в этом плане роман Казакова созвучен таким остросоциальным прорицаниям, как «Реформатор» Юрия Козлова, «Укус ангела» Павла Крусанова или памфлет Юрия Полякова «Демгородок».
В казаковских «Холопах» потомки новых русских, некогда сколотивших криминальные состояния, становятся неодворянами – помещиками и царедворцами. В разделенной на округа-окуемы стране процветает крепостничество, торговля людьми, опричнина. Сибруссия – от кремлевских чертогов до глухих углов, где правят тупые наместники, – окутана паутиной чиновного беспредела. В качестве некоей оппозиции выступает бригада разбойников, которым, впрочем, не чуждо и дикое благородство, игра в справедливость, – ведь многие из них учились в европейских университетах. Вот такая гибридизация всей страны┘
Мистико-сверхъестественная линия романа, соотносящая его с собственно фантастической прозой, закручена на сюжете о появлении таинственной сверхъестественной силы, сосредоточенной в заповедном месте – Шамбале, подобной легендарному Беловодью. Слух о появлении Шамбалы вызывает переполох в неоимперии, все военные силы которой стягиваются к входу в этот чудесный параллельный мир, откуда исходит угроза всему неподлинному, мнимому, чуждому Жизни.
В реальном же мире все смещено и перепутано. «Прогресс» оборачивается даже не регрессом, а безвкусной загогулиной, вытатуированной на беспомощно распростертом теле страны. Знак того – бездарное повторение старого сценария «преемник», возводящего на имперский трон все новых чинуш, весьма и весьма смахивающих на градоначальников из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина.
Суд над безголовой властью и ее бесконечными преемниками в романе все-таки происходит, причем весьма парадоксальным образом: во сне верховного опричника и главного холопа Эдмунди Чекисовича Костоломского. Автор остроумно пародирует популярные некогда литературные суды, и это при том, что чтение книг в его истории одной страны не поощряется властями – пагубные наклонности даже караются, как в знаменитом романе Брэдбери, а хранение книг приравнивается к крамоле. Во сне опричника в зале Всенародного трибунала открывается суд «Русская литература против власти». Подсудимые – все августейшие преемники, включая даже забытые (в том будущем) политфигуры прошлого века (вроде Сталина или Горбачева). Судьи – возвышающиеся над убогими людишками тома Пушкина, Достоевского, Солженицына, имена которых, однако, прочно выбыли из употребления преемников и их холопской братии. «Пуш-кин», – по складам читает бывший советчик Владисур. «Артиллерист какой-то», – помогает ему подобный. Но поскольку перед «пушками» еще «слово «ас» вписано», сидящий рядом преемник решает, что это два в одном – и артиллерист, и летчик. «А тем временем родоначальник российской словесности бойко читал обвинительное заключение┘»
Впрочем, не только суда Истории боятся холопские властители – по сути, идея власти и идея холопства сливаются в романе. Пресловутые «низы» по привычке прогибаются перед власть имущими – но эта безнадежная привычка сопутствует всем обитателям высокой чиновной лестницы: «┘Прямо какой-то Содом с Гоморрой получался: всех тянуло к начальнику, а самого начальника – к еще более высокому начальствующему телу и так, почитай, до самого верху». «Верхи» же безнадежно несчастливы из-за вечного страха перед тревожно колышущимися под ними массами. Такова система тотального холопства, к нашему настоящему, безусловно, никакого отношения не имеющая. Не имеющая?..
Да, конечно! Однако некие лики узнаваемости и дерзкой проекции на нашу с вами современность весьма неуместно, право слово, прорезают романное пространство, мешая читателю смеяться над нелепыми нравами и подлыми замашками мрачного завтра. Очевидно, это все досадная случайность, и все же┘ Ну к чему, скажите на милость, упоминать о неких «народных задумцах», проживающих в закордонных имениях и лишь изредка собирающихся в столичном «доме народных утех» на Всевеликий Всенародный Курултуй народов Сибруссии? Зачем так любовно сравнивать этих «задумцев» с соседствующими на Доходном ряду публичными девками – только за то, что «народный избранец задаром не только никуда не сдвинется, но и руки для голосования не поднимет: на все есть своя такса»? Зачем давать доносчику и интригану, кремлевскому канцеляроначальнику фамилию Сучианин? В общем, всяких диких совпадений в романе не счесть – взять хотя бы фигуры политолога и «тайного колдуна Кремля» Павлина Тойотовича Глебовского или «великого шоумена» и телекумира Ван-Соловейчика, ведущего ток-шоу «Дуэль у помойки». Все это, к сожалению, ослабляет несомненные достоинства романа о невозможном будущем и наводит на странные несвоевременные мысли. Однако прочь от них, прочь┘
В конце концов в книге о суетных холопах торжествует светлое начало, окрепнуть которому немало помогают философские раздумья автора и вторящих ему героев, которым открывается высшая красота Мира. Мира, истерзанного непутевым человечеством, но еще непобедимого в своем величественном Таинстве.
