Справедливая помощь

Ну ее, эту современную медицину, от "уха-горла-носа" одно "ухо" осталось, и то вряд ли....
Фото Екатерины Богдановой

Антон Иванович не любил и боялся врачей, хотя в силу весьма преклонного возраста был вынужден нередко к ним обращаться. По правде дело заключалось не в том, что у него вызывала антипатию профессия врача как таковая, а просто доктора, к которым он приходил на прием в районную поликлинику, как правило, оказывались нечутки, невнимательны, а иногда и просто хамили. Те же, кто работал на «скорой помощи», были и того хуже. А на платную медицину у Антона Ивановича, как обычного пенсионера, денег, разумеется, не было.

«Вот хватит меня цугундер, – сокрушался мысленно Антон Иванович, – а эти приедут невыспавшиеся и с похмелья и станут говорить, да ладно тебе, дед┘ хорош притворяться, кому, мол, сейчас легко?»

Но однажды – о, чудо! – прогуливаясь по району, а вернее, возвращаясь с рынка с пакетом картошки, Антон Иванович увидел ослепительно-белую, несмотря на царившую кругом грязь, машину с красным крестом на капоте, красно-синими полосами на боку и довольно крупной – так что можно было разобрать без специальных очков – надписью «Справедливая помощь».

«Вот это да!» – подумал Антон Иванович. У врачей из такой чудесной белой машины непременно должны были бы быть аккуратно выглаженные исключительной чистоты халаты, и уж они бы отнеслись к старому человеку со всем должным почтением и пониманием. И Антон Иванович быстренько, пока машина никуда не исчезла, списал в записную книжечку указанный на боку телефон.

Время шло, а Антон Иванович, невзирая на промозглую осень и сменившую ее слякотную зиму, чувствовал себя на удивление хорошо. Даже позволял себе иногда с соседом по подъезду – тоже пенсионером, но все-таки лет примерно на десять моложе – пропустить по стаканчику-другому беленькой.

Однако же телефон «Справедливой помощи» Антон Иванович вывел крупными буквами на альбомном листе и поставил рядом со своим стареньким дисковым аппаратом. Аппарат стоял на столике, покрытом пожелтевшей салфеточкой, а рядом со столиком помещалось продавленное, но продолжавшее верой и правдой служить кресло, из которого Антон Иванович смотрел телевизор.

Попадись Антону Ивановичу действительно чуткий и доброжелательный врач, он, пожалуй, посоветовал бы ему отказаться от этой привычки – очень уж близко к сердцу старик принимал не только то, что слышал в новостях, но даже и то, что показывали в рекламе или обсуждали в новомодных передачах, называвшихся нерусским словом «ток-шоу».

Но новости все-таки волновали Антона Ивановича больше всего. И вот однажды, услышав не то об очередном повышении цен, не то о международной ситуации, он так разозлился, что вскочил с кресла и принялся топать ногами, сопровождая эти действия восклицаниями вроде «вот же ж етить ихнюю мать!». Как вдруг одно из очередных «етить» словно застряло у Антона Ивановича в горле, рот скривился, в глазах потемнело, ноги подкосились, и он рухнул обратно в чуть не развалившееся от его веса, помноженного на ускорение, старое кресло.

Едва слушающимися руками он схватил телефонную трубку и, набрав так прилежно записанный на листе номер, прохрипел девушке-диспетчеру свой адрес. Вера в то, что сейчас приедут хорошие правильные врачи и ему непременно помогут, так что он переживет еще их всех – и проклятых политиков, и бессовестных телевизионщиков, и даже бывшего на целых десять лет его младше соседа-алкоголика, – придала Антону Ивановичу сил дойти до коридора и заранее отпереть входную дверь и только после этого провалиться уже в небытие.

Поскольку ни в какого бога, как воспитанный в советское время человек, Антон Иванович даже близко не верил, то сразу догадался и понял, что в чувство его привели врачи из вовремя подоспевшей – справедливой! – «скорой». Это были два молодых человека, действительно очень опрятных, и хотя у одного из них красовалась в ухе серьга, даже это Антон Иванович сейчас ему готов был простить.

Этот самый молодой человек с серьгой искал что-то в своем докторском чемоданчике, тогда как другой, возвышаясь над уложенным на диван Антоном Ивановичем, смотрел в какую-то черную штуку, размером примерно с портсигар или паспорт в толстой обложке – Антон Иванович догадался, что это и есть, наверное, то, что зовется «карманный компьютер».

– Простите, уважаемый, как вас зовут? Без этого нельзя, – извиняющимся тоном поинтересовался молодой человек. – Так-так, – принялся тыкать он тоненькой палочкой в свою технику, каким-то чудом расслышав еле внятный ответ. – А год рождения ваш?

– Ну что? – спросил второй врач, выпрямляясь в полный рост и уже держа в руке наполненный какой-то жидкостью шприц.

– Оставь, – первый с неожиданной брезгливостью махнул рукой. – Этот Гандон Иваныч старуху свою со свету сжил – все попрекал то одним, то другим, что там у них в молодости было; с дочерью разругался, так что и знаться не хочет┘ А-а, вот. – Доктор еще потыкал палочкой. – При совке вообще стукачом был, доносил на всех, кто ему слово поперек скажет. Такие телеги на них сочинял┘

– Тьфу ты! – разозлился доктор с серьгой в ухе. – Зря только время потеряли, проездили.

Его коллега уже надевал пальто в коридоре. Антон Иванович смотрел на оставшегося в комнате врача глазами, остекленевшими от ужаса и изумления.

– Спасибо, что обратились в «Справедливую помощь», – осклабился молодой человек с серьгой в ухе и, захлопнув в своем чемоданчике так и не использованный шприц, тоже вышел.