Юлия Подлубнова
Платон Беседин. Книга Греха.
– Луганск: Шико, 2012. – 304 c.
После Захара Прилепина русского читателя удивить «грехом» сложно. Не Прилепин, если разобраться, был первым, но кто теперь будет разбираться, когда у поколения есть символ? А Платон Беседин (1985 г.р., живет в Севастополе) именно из поколения 20-летних, чьи произведения попадали в шорт- и лонг-листы «Дебюта», «Новых писателей», «Активации слова», «Согласования времен», то есть из тех, кто идет по «торному пути греха» после Прилепина и кому практически невозможно не оказаться в хвосте. Персонаж, который сознательно выбирает «грех» (и фамилия-то у него Грехов), якшаясь с нацистами, готами, членами секты зараженных вирусом Кали, похож скорее на собирательный литературный образ, цитату из ключевых текстов «нового реализма», чем на какого бы то ни было реального молодого человека, ведущего маргинальный образ жизни. Филологическое образование, склонность к рефлексии и некая Я-установка героя только усугубляют данное ощущение.
«Книга Греха» – попытка выйти за рамки художественных стереотипов, доведя приемы реализма до абсурда, когда реальность оказывается уже где-то на грани с фантасмагорией. Это как бы адаптированный перевод скандально известных авторов книжной серии «Альтернатива» для русского читателя, желающего видеть в текстах не отвлеченную западную действительность, а реалии, которые его окружают. Альтернатива по-русски.
Идя путем разрушения художественных стереотипов, Беседин вовсе не отказывается от постулирования нравственных ценностей – это не постмодернистские игры, когда за игрой нет ничего, кроме самой игры, скорее своеобразная постановка одного из ключевых вопросов русского реализма: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Достоевский решал этот вопрос в рамках христианской этики. Беседин, казалось бы, христианство обошел стороной: больно жестокими оказываются игры его героя, не просто участвующего в собраниях неформальных организаций, но и действующего заодно с ними. Так, он оказывается вовлечен в изнасилование азербайджанской девочки, участвует в качестве фотографа в сексуальной оргии, прививает смертельный вирус Кали золотой молодежи в ночном клубе, наконец, осознанно идет на убийства. И хотя ни одно из убийств он не доводит до конца, сам помысел его, безусловно, греховен. Грех находится не вокруг героя, а в нем самом. Он генерирует и проецирует этот грех. Он сам выбирает свою жизнь, ставя эксперимент над собой и окружающими.
Первоначальное упоение грехом сменяется – и это не совсем ожиданный для книги ход – сначала усталостью, затем раскаянием. В сознании героя происходит переворот, когда одна система ценностей сменяет другую, более традиционную. Ту, которую герой так долго пытался опровергнуть. Грехов оказывается вовсе не романтический злодей, не Печорин, с холодным спокойствием наблюдающий за людскими низостями и страстями, а сентиментальный молодой человек, потерпевший крах в любви и не нашедший себя в жизни. Лишний человек ХХI века, каких в России предостаточно. «Моя жизнь, ставшая погоней за наполнителями, была тяжелой душевной хворью. Все, что происходило до нее, – инкубационный период. Я переболел, приняв страшные лекарства».
Текст «Книги Греха» наполнен цитатами из сакральных текстов, более всего из Библии. И это понятно, ибо именно религиозное сознание является носителем представления о грехе как о некоем мериле человеческих поступков. Без понятия греха не может быть и самого греха, тех оценок, которые делают поведение в конкретной ситуации греховным.
«В Боге, по выражению апостола, «есть лишь свет, и нет никакой тьмы». Критически взирая на мир, полные отвращения и страха, мы часто задаем один и тот же вопрос: «Почему Бог допускает такое?» Но почему мы сами выбрали себе Бога, которого будто поразила злокачественная форма безумия? Разве грех – это не болезнь?» «Болезнь» – ключевое слово в данном романе. Больны все герои, не только те, кто заражен вирусом Кали, но и те, кто физически здоров. Их болезнь укоренена в их сознании, ведущем героев к пропасти, будь то: готы, выпившие уксуса, девочки-самоубийцы, медсестра, отрезающая в морге гениталии, и т.д. Это все личности больны, они находятся далеко за пределами усредненного представления о норме, которое оказывается для Грехова все-таки важно. Важно и для автора, который, прячась за ролью статиста (а книга действительно наполнена разнообразной статистикой), приводит героя к самоочищению. Кстати, тем же путем, как некогда привел Дмитрия Карамазова Достоевский: Грехов берет вину за несодеянные преступления на себя.
«Книга Греха» – это апофатический путь к Богу. Грехи нужно перечислить, врага нужно знать в лицо. По-моему, именно это хочет сказать Платон Беседин своему читателю.
