Александр Гриценко
Гопники не меняются.
Кадр из фильма "Бумер. Фильм второй"
Осенью в Астрахани смеркается часов в восемь. Поэтому было уже темно, когда мы прогуливались по району. Грязь хлюпала под туфлями, а в воздухе стояла теплая сырость… Нас трое, мы в спортивных штанах и китайских куртках-ветровках, у Сани и Вовы вышиты орлы на спине, у меня ничего такого нет, но тоже прикольно – куплена одежда на вьетнамском рынке недалеко от улицы Карла Маркса. Оттуда и наши шапки-гон...ы.
Не люблю я носить шапку – в ней потеет голова. Но это нужно делать, чтобы не заболеть менингитом. «Надует голову, заболеешь менингитом и станешь дурачком» – так моя матушка говорила.
Мы сели на «пьяную» лавочку, чтобы перекурить. Она так называлась на районе, потому что на ней братва часто бухала.
Вова достал «Приму» и сплюнул на асфальт. Позади нас грязный подъезд, впереди теплотрасса. Горячая труба подтекает, и от этого по району ползет туман. Около лавочки перевернута урна, из нее вывалилась куча мусора: окурки, пивные бутылки, какой-то тухляк. Мы всего этого не замечаем, привыкли – это наша улица, она называется Куликова. В 90-х годах прошлого века, когда происходили события, о которых я пишу, город был лишь чуть грязнее и опаснее, чем сейчас. Если не верите, то поезжайте и сами посмотрите.
А наш район не самый паршивый.
Большую часть города, в том числе и его центр, занимают домики на курьих ножках. Они давно прогнили. В них живут нищие бабушки, дедушки, их спившиеся, скурившиеся дети. Там обитают и работяги, они тоже пьют, но не очень много, иногда курят «план». У них все ровно. Правда, денег особо нет и существовать в гнилом доме, особенно с семьей, неудобно.
На Куликовой хоть и грязно, как во всем городе, но живем мы не в хибарах или бараках, а в девятиэтажках. Они разного цвета: белые, зеленые, коричневые, розовые, синие. Мы, когда на районе разборки начинаем, по делу или без дела, если видим, что пацан мелькал на районе, спрашиваем:
– Ты, братан, с какого дома? Ты с коричневого дома? Там одни биксы и лохи живут!
Так разбираемся – что он за человек, откуда, кого знает. Мы не беспредельщики. Даже если лоховый пацан попадется, не бьем и особо ничего не отнимаем. Только сигареты.
Иногда, конечно, били за слова. Иной раз борзой попадется. Скажет:
– Да вы рамсы попутали!
Или:
– Да вы знаете, куда попали? Вы Севу знаете? – Это к примеру.
Ну а мы-то знаем, и что? Раз по морде, два. Упал. Ногами хоп-хоп.
Только один раз из-за такого «баклана» стрелку нам забили, а так всегда обходилось.
Конечно, у нашего района была одна проблема, и часто нужно было ее решать: нариков очень много развелось.
Те, которые курили «план», у нас не считались нариками, я и сам иногда был не дурак курнуть, а вот те, что сидели на маке, эти задолбали. Квартиры вскрывали, своих на районе гопали.
Беспредел от нариков как начался, так и закончился. Собрались нормальные старшаки, мы им тоже помогли и опустили наркош. Они после этого на соседнем районе тусовались. Здесь только на цыпочках до своего подъезда крались.
Тоже, конечно, западло. На том районе биксы красивые, а с нариками тусят. На фига? Кое-кого из девок они, как водится, на свою тему подсадили, но и без этого подруги к ним липли. Аж пищали.
Я никогда не понимал, в чем дело.
Короче, наши наркоманы с местными наркоманами обитали в Жабах, а мы, ровные пацаны, у себя на Куликовой. Иногда с нариками все равно непонятки случались. Об этом ниже.
* * *
В общем, сидим мы на «пьяной» лавочке, курим. Темно.
Вован, Саня. А меня Никита зовут. Смотрим, идет какая-то толпа и вроде в руках у них палки. Уличный фонарь вдалеке людей осветил, но мы толком не разглядели. Какие-то пацаны, то ли наши, то ли чужие. Двигаются к нам на район.
Вован из нас самый осторожный:
– Может, ноги в подъезд сделаем? Из окна посмотрим кто.
Саня, его родной брат, на год старше, он всегда над Вовцом издевался:
– Ну ты и очко. Это же наши пацаны идут.
Действительно, пока мы говорили, толпа подошла ближе.
Там Матрос, Башка, Мосол, пацан какой-то мутный Виталик, я его видел несколько раз, но кто он и что, не скажу. И еще пацаны с нашего района, но из дальних домов. Мы иногда на трубах осенью тусили, когда делать было нечего.
– Привет, банда! – говорю я.
Они остановились, присмотрелись, стали здороваться.
Присели с нами. Кто на лавочку, кто на корточки.
– Курить есть? – спросил Матрос.
Вован говорит:
– «Прима».
– Не, такие не курю.
Оборзел в этом году Матрос, раньше-то он тихий был, а сейчас в «качалку» пошел, скорефанился с какими-то деловыми. Где-то на Ахшарумова бабки с лохов с ними сшибает. И ведет теперь себя борзовато. «Приму» не курит.
– Мы идем с нариками махаться в Жабы. Пойдете с нами?
Блин, и в лом идти махаться куда-то, и нельзя отказать. За район впрягаться – нужно, иначе от авторитета ничего не останется. Начнутся проблемы, только успевай решать. Начнут прессовать, прикалывать. Лучше пойти, только сначала разобраться, из-за чего кипеж получился.
– А чё за базар-то с ними?
– Наших вчера прессанули. Пришли к подругам, местные до них докопались. «На пацана» стали проверять.
– И чё, проверили?
– Мы в отмазку пошли, они нас свалили и забили, – вмешался в нашу беседу Башка.
Остальные смотрели на Матроса и на нас с тупыми овечьими выражениями морд.
– Тебя-то, малой, – говорю я, – забить легко. Кто еще был?
– Кирилл…
Мне все понятно, идти придется, Кирилл в авторитете. Поэтому дальше я тупорылого Башку не слушаю. Говорю Матросу:
– А где он сам-то?
– Щас к зеленому дому подойдет.
– Ну чё, пойдем тогда набьем Жабам, – говорю я.
Поднимаемся и идем к зеленому дому. Кирилл со старшаками что-то трет около подъезда.
У зеленого дома тротуар разбитый – грязь, лужи. Из мусоропровода воняет, потому что двери, которые должны сдерживать вонь от контейнера, давно сняли и куда-то унесли.
Да и тухлой водой тянет из подвала, но это по всему району так. Зеленый дом грязнее всех, зато пацаны злее.
Здороваемся со всеми за руку, особенно со старшаками. Не дай бог кого-то пропустить, скажет, что ты его не уважаешь, что тебе западло с ним за руку поздороваться, и прессанет. А потом еще долго будет вспоминать расклад этот, пока братва не заступится.
Старшаки у нас стрельнули курить.
– Ну что, жиганы? Идете Жаб мочить? – покровительственно сказал здоровый Арнольд.
Говорят, он служил в спецназе. Ростом со шкаф.
Мы загудели, мол, да, конечно, а как же.
– Так и надо. – Он чему-то заулыбался.
Обкуренный.
Вообще рядом со старшаками мы находиться не любили, от них всякого можно было ожидать. Сейчас Арнольд улыбается, а через пять минут у него крышу сорвет, и он тебя ногами забьет.
Или зашлет – за водкой, закуской, стаканами. Ты молодой – иди. Или своих молодых напряги.
Но сейчас мы долго не сидели. Дело понятно, и нужно его делать. Кирилл прощался со старшаками за руку, они смотрели на него по-дружески. Это потому, что у Кирилла два старших брата в авторитете. Отец вообще отсидел. Да и сам он пацан энергичный.
Они с Матросом впереди пошли, типа ведут. Я их догнал, закурить у Кирилла попросил. Тут главное показать, что ты не лох. Тоже идешь впереди всех и курить стрельнуть можешь, хоть он и у старшаков в авторитете.
Шли, прикалываясь над тем, какие Жабы лохи, курили.
А в Жабах нас уже ждали. Или кто-то стуканул, или они сами догадались, что после вчерашнего беспредела к ним придут разбираться.
Мы подтянулись к дому, около которого они постоянно тусят, а там толпа немереная. Они нас увидели, их больше намного, но прессовать нас Жабы не спешили.
Мы у подъезда с начала дома, они у другого подъезда в конце.
Вован с Саньком вперед не лезут, сзади стоят. Осторожные. Тоже верно.
Я бы не высовывался и сам, если бы авторитет не хотел поддержать в глазах пацанов.
Белобрысый щегол, из Жаб, стоял к нашей толпе ближе всех. У него ремень солдатский в руках. Смотрит борзо.
Биксы в толпе стояли какие-то перепуганные, было пару, которые «лыбу» давили.
Одна, в короткой юбке и с синей лентой в волосах, к пацану белобрысому подошла, руки ему на плечи положила. Посмотрела на нас так же, как он, дерзко.
Так и хотелось этих двоих замесить.
Пацан с биксой стоят наглые. Прям чего-то хотят… Сильную «жлобу» я на них, особенно на него, испытал. Казалось бы, если возник вариант ему «ворвать», то я бы ТАКОЕ облегчение почувствовал.
Тут из подъезда мужик с палкой вышел и к нам. Жабы стали за ним подтягиваться. Мы помешкали, пока Миша Бардин, мой одноклассник, не закричал:
– Шубись!
И мы побежали.
Жабы заорали и за нами.
Как потом мне сказали, поймали одного из двух толстых братьев – Мурзака-младшего. Попинали маленько.
Мы бежали через гаражи к себе на район. В темноте кто-то спотыкался и падал. Было страшно попасть в руки к Жабам.
Мне казалось, что если я попаду к ним, то меня убьют, и не просто убьют, а заживо сдерут кожу. От этого внутри холодело, поэтому ногами передвигал что было мочи.
Во дворе зеленого дома мы уже шубились кто куда: по квартирам, по другим домам, по чердакам.
Я осмотрелся. Сзади никого не было. То ли Жабы устали бежать, то ли они боялись в наш район заходить.
Блин, стопудово местных нариков, которые в Жабах тусуются, цеплять сегодня будем. Забьем гадов.
Зла не хватает!
Я пошел к своему, белому, дому. Предположительно я знал, где Вовец и Санек. Если они не ушли домой, то на чердаке.
Там было место, где мы тусили. Типа слушали мафон, курили, пили. Иногда все это мы делали не одни, а с биксами.
Я поднялся на девятый этаж. Лестничная площадка была темная.
Мы сами лампочки и выкрутили, чтобы соседи в глазки за нами не палили.
На ощупь полез по стальному трапу, открыл люк. Пацанов нет.
Я зажег свечу. На стенах прикольные надписи: «Сектор газа», «Хой», «Красная плесень», AC/DC, «Кино», «Цой жив». Я поискал, нашел заначенный бычок и закурил.
Стало слышно, что кто-то поднимается на чердак.
А если менты?.. Я задул свечу, затушил окурок.
Через некоторое время люк поднялся, чиркнули зажигалкой, и я увидел белобрысую башку Вовца. Следом за ним поднялся Санек.
– Два брата-акробата в натуре. Менты по району не ходят?
– Нет, но говорят, Жабы цепляют пацанов на улице… Короче, Матрос сейчас сюда с Кириллом придут, – сказал Санек.
– Чуть не догнали меня, блин. – Вован закурил.
– Слышь, а зачем они придут?
– Толпа со Спутника собирается и с нашего района. К Жабам пойдем типа. – Санек присел на корточки и сплюнул.
– Опять?
– Да.
Мне совсем не хотелось снова идти на район к нарикам, но сказать пацанам об этом я не мог.
Хотелось выпить, а выпить было нечего. И денег тоже нет.
Повезло, что Матросу, Кириллу и еще двум «весовым» пацанам со Спутника тоже хотелось выпить. Они принесли с собой бутылку водки и три бутылки портвейна.
У нас были заныканы стаканы.
Выпили и вышли к подъезду.
Мне уже было все по барабану. С чердака я захватил ржавую цепь, тяжелую, на такой собак держат.
Матрос сказал:
– Я подарок им несу, – и вытащил из-под куртки велосипедную цепь.
Я загоготал.
– Я тоже взял. Прям в тему, – и показал свой «подарок».
Почувствовал, что Матрос меня зауважал. Поступок конкретный, правда, если я цепь не использую, то его уважение превратится в презрение. Но я использую – нариков нужно наказать.
Мы спрятали цепи, чтобы не палиться.
– А мы так с братом помахаемся с ними. Без цепей. Правда, Санек? – спросил Вовец.
– Да, без цепей. Мне с ноги нужно удар отработать… Сзади, когда с поворотом. Корпусом так.
– Пока будешь удары отрабатывать, тебя завалят, – мудро заметил Матрос.
Вовец и Саня просто очковали. Они знали, что кого менты поймают с цепью, на того могут списать что угодно. А в групповой драке случается всякое.
Мы стояли около подъезда, ждали толпу со Спутника и толпу с нашего района.
Собирали пацанов по районам шестерки Матроса и Кирилла. Пока нас было семеро.
* * *
Вспомнил, как впервые почувствовал злость и «вписался» за себя и за район.
Кстати, Матрос и Кирилл были при этом. Как раз тогда я на районе получил кое-какой авторитет.
Короче. Недалеко от нас есть пожарная часть. Там футбольное поле, баскетбольное. Там мы летом часто играли в квадрат, в футбол или баскетбол.
Какие-то «левые» пацаны заняли наше поле. Матрос подошел разбираться первым. Потом Кирилл подтянулся с пацанами. Потом я с Вовцом и Саней.
Их было пятеро, нас человек девять, но вели они себя нагло. Да, совсем забыл… Не Матрос первый подошел. Сначала мы «молодого» нашего послали. Его звали Яйцо.
Кругленький, упитанный, с наглой мордой. Он подошел и сказал точь-в-точь как мы велели.
– Эй, какого вы тут делаете на нашем районе? Вы откуда ваще?
Они подозвали его ближе. Худой длинный пацан дал ему пощечину и что-то заговорил со злостью. Тут начали подтягиваться мы. Главный у них был толстяк.
Он обернулся к пацану с выбитыми передними зубами и сказал:
– Кеша, пока ничего не вытаскивай, – потом обратился к нам: – Мы пришли сюда, и мы будем тут играть. А вы пошли…
Я почувствовал глубокую злость. Его наглая морда сочилась превосходством. Он нас презирал и был уверен, что он лучше нас.
Лучше меня, пацанов.
Я сказал твердо:
– Кеша, доставай, что там у тебя. И ко мне иди. Один на один.
Я сделал шаг вперед. В глазах Кеши появился страх. И у толстого тоже.
Остальные вообще опустили голову.
Мы их набили очень сильно. Потом заставили Кешу собирать окурки вокруг пожарки. Был как раз напряг с деньгами – курить нечего. Нам помог добрый Кеша.
У толстяка я отнял одноразовую зажигалку. После этого он с разбитой мордой, пыльный, в рваной одежде побежал.
Над остальными мы поглумились часа три, потом выгнали пинками из пожарки. Они поковыляли к себе на район – опущенные и заплаканные.
Так я понял, что врагам нельзя давать спуску. И что моя злость мне помогает, когда драться страшно, но нужно.
* * *
А толпа на Жаб собиралась.
Пацаны подтянулись и со Спутника, и с нашего района.
Группки стояли в трех разных дворах. Человек сто, наверно, было. Может, чуть меньше.
Тронулись постепенно друг за другом.
Я шел в первой толпе с Матросом и Кириллом.
– Хочется тому с ремнем голову пробить. – Это говорил не я, а водка во мне.
А может быть, и я. Мне хотелось драться.
Жабы расслабились. Почти все разошлись по домам, осталось человек десять около подъезда. А тот пацан, который был с ремнем, теперь сидел с гитарой. Около него стояла та самая в короткой юбке. На поводке у ее ног вился черный пудель.
Типа он играет своей биксе и ее собаке.
Я действовал жестко.
Вытащил цепь и ударил пацана по лицу. Наотмашь двумя руками.
Девка заорала, но ее с ноги успокоил Кирилл. Кто-то из пацанов ударил собаку.
Началось махалово.
Белобрысый с разбитым лицом уже не вставал. Потом я узнал, что убил его с одного удара.
* * *
Со стороны драка неподготовленных людей, подростков выглядит некрасиво. Угловатые движения тел, слабые удары. Кулаками даже от серии ударов в голову особых повреждений противнику не нанести, если не умеешь. Вроде бьешь, а эффект хорошо если средний.
Вот поэтому сейчас на Ютьюбе записи реальных дворовых драк показывают в ускоренном темпе. Чтобы неуклюжие движения сделать ловкими, быстрыми, красивыми.
Зато если в драке «толпа на толпу» использовать подручные средства, например цепь от велосипеда, то картина будет четкая и понятная.
Ну или если ничего нет под рукой, а пацан обнаглел и нужно конкретно прессануть, тогда главное – свалить его на асфальт, а потом прыгнуть, желательно попав ногами в лицо, но так и убить можно.
Через несколько минут нашего махалова с Жабами подъехали менты. Патруль какой-то.
Мы сорвались в стороны.
Мои легкие разрывались. Блин! Столько бегать!
Но только бы не попасться.
Я забежал в камыши и провалился по пояс в грязь. Выбираться не стал и вообще притих, потому что мелькнули фонарики. Кто-то из ментов или, хуже того, из Жаб видел, как я юркнул в заросли, и теперь меня искал.
Так в грязи я простоял, пока все не успокоилось, до глубокой ночи.
Мое сознание будто отключилось. Мысль мелькала только одна: «Не попасться!»
Когда стало можно, я прокрался до подъезда, поднялся на лифте и ключом открыл дверь. Матушка и младший брательник спали. Я снял мокрую одежду, кое-как вымылся и упал на кровать. Легкие болели, я уснул нервным, неглубоким сном.
* * *
А наутро пришел Санек. Он сказал, что в драке погиб один из Жаб – белобрысый, тот, который, когда ходили в первый раз, стоял с солдатским ремнем. У меня было странное чувство. Я только сейчас понимаю, что с вечера, а именно с того момента, как ударил цепью, я уже знал, что убил его. Но ничего не чувствовал.
Потом мне сказали, что он все равно бы недолго прожил, он кололся давно и недавно стал делать это в пах.
Как говорят наркоманы: «Открыл пах, значит, считай, открыл крышку гроба». Колются в пах, когда уже больше некуда. А вены там тонкие, быстро забиваются, и скоро начинается гангрена. И все. Конец котенку.
Менты особо дело не расследовали. Кому этот отброс нужен? Пацаны сделали вид, что ничего не знают. Может, и правда не видели. В групповом месилове каждый следит за тем, чтобы между рогов не получить, а не за своими корешами.
Матрос один раз намекнул, мол, догадывается, кто белобрысого мочканул. Но я не среагировал, и он замолчал. Так что никаких последствий не возникло. Скоро я стал забывать о том, что убил человека.
Раскаянье пришло потом. Сейчас я думаю, что тогда, в 90-х, я не боялся смерти и поэтому не сожалел об убийстве. Я чувствовал и любил единение со своей волчьей стаей и ненавидел чужаков. По таким законам мы существовали все.
Но сейчас… С годами я стал сентиментальным. И теперь иногда мне снятся глаза всех тех людей, которых я когда-то убил. Некоторые из них могли бы жить и по сей день…
