Илья Кириллов
Евгений Шишкин. Правда и блаженство: Роман.
– М.: Астрель, 2011. – 796 с.
Этот роман назван в аннотации эпопеей, там же сказано, что он «охватывает полвека российской истории – от хрущевской оттепели до путинской России». Евгений Шишкин решился отразить новейшую историю России через историю русской семьи. Итак, в семье Ворончихиных подрастают сыновья, Павел и Алексей. Отец и мать – рабочие на заводах, семья ютится в бараке. Под окнами сушится белье, все всех знают. Местная шпана давно установила свои уличные законы. Павел по преимуществу сидит дома, делает уроки. Он прилежный, тихий, вместе с тем гордый. Алексея все время тянет на улицу, где подростками верховодят «бывшие». В соседней квартирке живет друг братьев Костя Сенников, сирота при живых родителях, полусумасшедших. И сам он не от мира сего. Серьезный Павел и легкомысленный Алексей одинаково ценят Костю, доверяют, он для них исповедник.
Алексей умеет искать компромиссы, избегает унижений, а если они случаются, проглатывает обиды. Павел чувствует каждую оскорбительную интонацию, кусает губы, жаждет мести. «Шестерки» знают это, стараются обидеть больнее. Однажды, не совладав с собою, он со всего маху бьет деревяшкой по голове обидчика, изощренного в унизительных высказываниях Мамая. Теперь ему дома не жить, он идет на железнодорожную станцию, готовый пуститься в бега. Но и попрошайничать стыдится, и проехать зайцем, так что под утро возвращается домой.
Алексей узнает новость по местному сарафанно-брючному радио. Тяжесть последствий он сознает лучше других. Их дядя, брат матери, вернувшись из лагеря, живет от родственников обособленно, работает начальником пригородной свалки. У него полно подчиненных, знающих толк в уличной иерархии. Алексей со всех ног бросается к дяде, тот все улаживает. Мамай забывает о карательных намерениях и, зная, что Алексей юный охотник до женских прелестей, заискивающе уступает ему на вечер свою «бабу».
Сколь разные характеры у братьев, столь разные судьбы. Павел определяется по военной части, Алексей становится московским студентом-гуманитарием. Костя Сенников уходит в монастырь.
Пишет Шишкин легко и не натужно, но эпопея – это трудный жанр. Громадное повествование невозможно ограничить живописанием одних только инстинктов, основные события должны быть не только запечатлены, но и истолкованы. Образы Высоцкого, Окуджавы и Евтушенко вполне Шишкину удаются. Провал за провалом терпит он в своих тщаниях высказаться о Сталине и о Хрущеве, Ельцине и Путине. Когда историческая фигура ему не нравится, он бранится, хвалит же громко, грубо, недоверчиво. Эпопея его читается не только с интересом и легкостью, но и с сожалением и стыдом, во всяком случае эти бранчливые страницы.
Как же сложилась судьба Ворончихиных?
Трудным выдался путь Павла. Блестящую военную карьеру искупили ранения, неустроенность, поражение в первой чеченской кампании, ранняя смерть нелюбимой жены, эмиграция сына.
 Какая эпопея, какой Болконский – в наши-то дни? Фото Евгения Лесина |
Алексей – вечный любовник, счет его донжуанских побед исчисляется сотнями. С годами, когда любовный пыл ослабел, стал он задумываться о смысле жизни, стал баловаться рисованием. После неудачных коммерческих оборотов укрылся от конкурентов на черноморских берегах, кажется, где-то в Абхазии, принялся писать море, горы, абхазскую «дикарку». Она и натурщица его, и любовница, как во «Втором кофейнике» Бунина. Высек на прибрежном камне сентенцию: «Правда есть блаженство». Сгинул он на брегах Таиланда во время цунами. Что все это символизирует, кроме того, что после глупой жизни придет глупая смерть? Автор не приоткрывает смысла.
«Боже, как грустна наша Россия!» Эту фразу Пушкин сказал, слушая «Ревизора». И все кажется, что не социальные пороки, а неистребимый в России хлестаковский дух – причина грустного пушкинского замечания. Хлестаковский дух пронизал эпохальную книгу. Хотя возможно ли теперь, в наше фрагментарное, расколотое время приступить к эпопее, не вдохновляясь личной и общественной хлестаковщиной?
В книге отразилось множество русских социальных явлений, психологических типов, даже пейзажей. В частности, вечерний Нижний Новгород, пространство, где Ока впадает в Волгу, где природа и цивилизация сталкиваются, соединяются в ослепительно-величественную картину. Однако нет в ней русского Петербурга и русского аристократизма, нет Болконского и Карамазовых. Хотя, создавая Павла, Алексея и Константина, автор, кажется, имел в виду Карамазовых – да без толку.
И тем, может быть, по-настоящему ценен шишкинский роман, что судьба другой, неучтенной и – непогибшей – болконско-карамазовской России вспоминается над его страницами.
