Сергей Масляков  |
| Майкл Суэнвик любит Россию,
а россияне любят Майкла Суэнвика. Фото Юлии Рыженковой |
Майкл Суэнвик любит Россию.
В современной англоязычной литературе Россия, как правило, изображается в двух вариациях: либо вообще отсутствует (главного героя модного в прошлом сезоне «Марсианина» Энди Вейра, застрявшего на Красной планете, спасают НАСА и сердобольные китайские товарищи), либо предстает в стереотипном образе Bad Russian и Russkoj Mafii (в модных в этом сезоне «Ночных проповедях» Кена Маклауда то тут, то там мелькают обороты типа «капитализм русского пошиба»).
Но Майкл Суэнвик не таков. Майкл Суэнвик любит Россию.
В рассказах, написанных в 80-е, у Суэнвика появляются герои с русскими именами и фамилиями. Причем они не служат фоном, на котором действуют главные герои (что в принципе характерно для изначального киберпанка), а являются настоящими, живыми героями.
Майкл Суэнвик любит Россию. А любовь к России рано или поздно должна породить книгу о России. Не сразу. Скорее долго, а возможно, и мучительно.
Обычно отцы киберпанка (Уильямс Гибсон, Брюс Стерлинг и др.) к каждому роману подходят ответственно: подробно изучают матчасть, собирают данные от многочисленных консультантов, пишут, как завещали классики, в день по строчке. Как итог: книги выходят с перерывами в три–пять, а то и шесть лет. Но это книги, которые, как правило, стоят столь долгого ожидания.
«Танцы с медведями» начинаются неспешно и сумбурно: загадочное посольство, в котором участвуют Даргер и Довесок (герои знакомы русскоязычным читателям по рассказам «Пес сказал гав-гав», «Я тоже жил в Аркадии» и «Смуглые девки»; а по признанию самого Суэнвика – его любимые герои), везет загадочный подарок еще более загадочному, чем все вышеозначенное, князю Московии. Экспозиция – если это слово можно применить к постмодернистскому роману – вводит читателя в постапокалиптический мир «Танцев с медведями». В образах героев сочетается несочетаемое. Это: посол халифа Византийской империи (Арабский халифат в известной нам истории был непримиримым противником Византийской империи); царь Ленин (в известной нам истории бывший непримиримым противником царизма); красотки-жемчужины, сошедшие со страниц сказок «1000 и одной ночи»; дворянин, больше похожий на боярина допетровской Руси, с говорящий фамилией Гулагский; его непутевый сын Аркадий. И дальше: киберволк, неандертальцы-охранники, Кощей… Появляются стихи, которые можно пить сделав несколько глотков из соответствующей бутылки, – видимо, сказывается опыт общения Майкла на отечественных конвентах, коих он посетил немало. Из всех этих ингредиентов Суэнвик на первых 50 страницах быстро замешивает тесто, из которого вскоре слепит пирожки с клюквой – тщательно прожаренные, с хрустящей корочкой...
После короткой экспозиции герои прибывают в столицу Московского княжества. Тут Суэнвик разворачивает перед читателем картину русского бунта – сколь бессмысленного, столь и беспощадного. Автор разделяет героев, создавая несколько сюжетных линий, которые, постепенно нагнетая градус повествования, сводит в единый клубок в финале и разрубает несколькими выстрелами из автомата и пушки, ударами циклопических ног, ловким уколом шпаги-трости и спущенной с цепи стаей озверевших собак.
Московское княжество в «Танцах с медведями» – это жуткая каша из фактов российской истории и зарубежных стереотипов, с ней связанных. Тут и дворяне имперской эпохи, сливающиеся в безумных оргиях, и революционеры во главе с Лениным, и жестокий временщик Хортенко, напоминающий какого-то Берию, и допетровские терема, и медведи, и балалайки, и водка (только матрешек не хватает), и ЛУКОЙЛ с «Газпромом», и пепси-кола, и библиотека Ивана Грозного...
Очевидно, чтобы написать роман, Суэнвику, несомненно, пришлось ознакомиться с большим массивом англоязычной литературы, посвященной истории России. А западную историческую литературу о России можно разделить на два блока.
Первый – огромный, бесконечный континент научно-популярных книг весьма посредственного качества: путаница в датах, фамилиях – обычное дело для подобной литературы. Ее авторы слабо знакомы с русским языком и культурой, они опираются в основном на вторичные источники, а иногда и на рассказы наших соотечественников, владеющих иностранными языками и считающих своей главной миссией рассказать всему миру об извечных пороках русской жизни, об истории тысячелетней катастрофы земли, где ничего хорошего не может быть в принципе. Отсюда и появляются неисчислимые оргии дворянства, ужасы казематов, где узники сходят с ума.
Второй блок – академическая русистика ученых, профессионально десятилетиями занимающихся изучением России. Они описывают нашу историю со всеми ее позитивными и негативными сторонами, а их оценка подчас оказывается более адекватной, чем у многих отечественных историков.
Суэнвику удалось пройти между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, он слепил роман из популярных на Западе стереотипов о России, с другой – не свалился в чернушный пасквиль на нашу страну, а, наоборот, эти самые стереотипы художественно обыграл, где-то даже остроумно обстебал. Так что в «Танцах с медведями» чувствуется нежная любовь к России и нежная грусть к многострадальной и великой судьбе ее народа.
