Петер Пауль Виплингер Каждый раз, когда я вдыхаю аромат огурцов, мне вспоминается Саша – высокий и очень худой советский солдат, квартировавший вместе со своими товарищами в нашем доме. Дело было в 1945 году, после «крушения», как говорили вокруг, то есть после окончания войны, когда сломлен был наконец кошмар нацистских времен, а Европа лежала в руинах.
Аромат огурцов рождает воспоминания о родительском доме и о нашей любимой кухарке Фанни, моей «бабушке», с нею у Саши завязались какие-то особые и по-своему чудесные отношения. И возникает перед глазами такая картина: Фанни стоит на кухне и чистит огурцы, вся кухня благоухает свежим огуречным духом. Саша тоже здесь, он стоит посреди кухни и клянчит: «Бабушка, ну, дай огурчика!» На что «бабушка» отвечает: «Как надо сказать, Саша, если ты хочешь что-нибудь получить?» Она смотрит на Сашу строго и в то же время нежно и снова повторяет свой вопрос, но теперь уже с поднятым кверху указательным пальцем: «Итак, как надо сказать, если ты хочешь о чем-то попросить?» В ответ огромного роста Саша бормочет каким-то почти детским, извиняющимся тоном: «Пожалуйста, бабушка, дай мне огурчика!» Фанни довольна: «То-то же! Видишь, как это просто!» Она разрезает огурец вдоль, потом делит его на четыре части, выковыривает ножом крупные семена, ставит перед Сашей солонку и пододвигает тарелку с нарезанными огурцами, она приготовила их так, как Саша любит. Он радостно хватает дольку рукой, макает ее в солонку и с хрустом откусывает кусочек, потом еще один, пока четвертинка не исчезает у него во рту. После этого он принимается за следующую.
Тарелка опустела. И тут происходит нечто невероятное. Саша собирается встать перед Фанни на колени, та испуганно и решительно не позволяет ему это сделать. Саша произносит растроганным тоном: «Спасибо, бабушка, огурцы такие вкусные!» Фанни отвечает степенно: «Да, это правда. Но благодарить ты должен не меня, а нашего Господа Бога Иисуса Христа и Божью матерь Марию, это они дарят нам огурцы и все остальное, что произрастает на нашей земле. Понимаешь ты это, Саша?» Саша согласно кивает. Тогда Фанни берет его за руку и ведет к распятию, оно висит в узком простенке между окнами в нашей кухне, под ним примостилась небольшая икона в раме с изображением Ченстоховской Божьей Матери. Фанни осеняет себя крестом, после чего толкает локтем Сашу, требуя, чтобы он сделал то же самое. Саша испуганно озирается, бросает быстрый взгляд сквозь дверное стекло во двор, чтобы удостовериться, не наблюдают ли за ним товарищи, а главное, нет ли поблизости политрука, после чего тоже осеняет себя крестом, но делает он это не так, как мы, а размашисто и справа налево. Он снова поворачивается к Фанни, своей «бабушке», и бормочет что-то на своем языке, в моих ушах это звучит так: «Спасибо тебе, Господи Боже, спасибо тебе, пресвятая дева Мария, за огурцы и вообще за все!» И вдруг этот, обычно такой злой после стакана водки Саша утирает набежавшие слезы и снова пытается поцеловать Фанни руку. Она недовольно прячет руку за спину и произносит на своем диалекте: «Ну, сейчас ты, прям, какой-то глупый мальчишка!» Смеется смущенным смехом.
Эта ее улыбка даже сегодня, семьдесят лет спустя, вызывает у меня слезы. Я вздыхаю. Моя жена спрашивает: «Что случилось, милый?» «Ничего, дорогая, – отвечаю я, – просто я был сейчас где-то очень далеко, в другом времени!» И я продолжаю с грустной улыбкой жевать мои огурцы.
Вена, Австрия
Перевод с немецкого Дианы Видра
