Сергей Казначеев  |
| Героиня рассказа
Александра ставит на место назойливого «сектанта». Василий Верещагин. Лама так называемой Красной секты в полном облачении. 1875. Этюд из серии «Путешествия в Индию». Киевский национальный музей русского искусства |
На первый взгляд композиция сборника Анастасии Ермаковой «Осень на Сиреневом бульваре» может вызвать некоторое недоумение: открывают его самые свежие рассказы 2016 года, затем следует блок историй, написанных в 2002–2009 годы, а завершает все проза 2010–2013 годов. Любой дотошный читатель может спросить: «А где же сочинения 2014–2015 годов? И почему начинается все с последних по времени написания текстов, а потом делается шаг назад, и мы оказываемся в самом начале XXI века?»
Но если взглянуть на построение книги внимательнее, то все сразу встает на свои места. Очевидно, что три года назад творческие усилия были сосредоточены на романе «Пластилин», а на композиционное решение повлияла профессиональная журналистская деятельность писательницы. Западная журналистика основывается на архитектонике перевернутой пирамиды, когда все основное и значимое выносится в первые абзацы. Затем следует разъяснение, уточнение, расширение темы и т.п. Отечественные репортеры тяготеют к композиции типа песочных часов: наиболее сильные акценты сконцентрированы в начале и конце произведения, а в середине читателю предоставляется возможность перевести дыхание – нельзя же все время держать его в полном напряжении.
Очевидно, эта традиция проявилась и в структуре сборника «Осень на Сиреневом бульваре», хотя, возможно, и подсознательно. Анастасия Ермакова честно начинает с того, что тревожит и волнует ее сегодня. Она показывает товар лицом, начиная с самого актуального. В большинстве текстов мы сталкиваемся с героиней-повествовательницей, которая мало отличается от самой писательницы. Это, кстати, один из важнейших признаков нового реализма, о котором в последнее время стали немного забывать.
 |
| Анастасия Ермакова. Осень
на Сиреневом бульваре. Рассказы. - М.: У Никитских ворот, 2017. – 272 с. |
Вот она посещает полузабытого поэта-фронтовика, вот разбирается с непутевой няней, вот вспоминает о спившемся поэте Ване («Поэта лира золотая»)… Здесь цитируются строки безвременно скончавшегося Петра Дегтярева, которого я хорошо помню слушателем Высших литературных курсов при Литинституте им. Горького, когда он внимал моим лекциям и улыбался добрыми ироничными губами. Потом мы знакомимся с историей непростых отношений героини с литературным мэтром («Бюст неизвестно кому»), читаем о ее работе с графоманами («Пора в отпуск»), узнаем о горькой судьбе современного сочинителя, которому невероятно трудно найти дорогу к своему читателю в дебрях рыночного литературного пространства («Мертвый груз»), с сочувствием воспринимаем взаимоотношения городской поэтессы с дачно-деревенской графоманкой Анной Петровной, которая изводит ее чтением собственных опусов («Лето звонкое»).
Вряд ли есть смысл пересказывать темы всех рассказов Анастасии Ермаковой. Скажу лишь, что они всегда узнаваемы, убедительны и поданы в мягкой пластичной манере. Язык книги гибок и выразителен, и в этом состоит кардинальное отличие от книги: «В его полуразвалившейся каморке всегда царил полумрак – вот уже второй месяц как перегорела висящая на пыльном шнуре тусклая лампочка, кисло пахло застарелым потом, нечистым, с раздавленными кровавыми комарами бельем, пропитавшим все унылым многолетним перегаром. Жужжали одуревшие от июльской жары мухи, то и дело садясь на окаменевшую горбушку черного, подернутую нежным налетом серо-зеленой бархатистой плесени» («Яблоко в тине»).
Примерно с середины сборника начинается психологическое и эмоциональное нарастание. Действие становится динамичнее, взаимоотношения между героями глубже и интенсивнее. Своеобразной кульминации этот процесс достигает к концу книги, что проявляется в произведениях «Техника безопасности», «Из-за елки выйдет медведь», которые в принципе можно было бы отнести к жанру повести. В последнем сочинении героиня Александра занимается душеспасительной деятельностью – навещает одиноких, несчастных, страдающих людей, ухаживает за ними, поддерживает их душевное равновесие. Здесь, говоря высоким штилем, писательница поднимается до христианских моральных ценностей, что, кстати, подчеркивается и сюжетно: Александра ведет богословские беседы со священником отцом Михаилом и ставит на место назойливого сектанта. Здесь достигается полнота изображения дольнего мира – эпизоды калейдоскопически сменяют друг друга, а надо всем этим присутствуют горние выси, которые помогают всем нам выживать в современных сложившихся обстоятельствах.
