Андрей Кротков
Есть там, на севере, огромная-преогромная страна...
Фото Александра Анашкина
Дошло до меня, о великий царь, что далеко на севере, там, где зимой вода в реках становится от холода твердой и прозрачной, как горный хрусталь, – там, на севере, есть огромная великая страна. Размерами она превосходит всякое воображение: самый быстрый скакун сможет проскакать от западного рубежа до восточного не скорее, чем за пять лун. Западная ее граница соседствует с землями неверных, а восточную ее границу не дано знать и мудрейшим, ибо теряется она в Стране мрака и безмолвия, где в воздухе висят белые хлопья и слова замерзают на лету.
Много лет этой огромной страной правили великие цари, которые постоянно вели великие войны, а своим подданным являли то великие милости, то великие жестокости. Даже после мятежа, происшедшего в 1917 году их летосчисления, царская власть не поколебалась.
Жители этой страны – весьма достойные люди. Они преисполнены скромности и про самих себя говорят словами своего великого поэта: «Нас невозможно постигнуть разумом, в нас можно только поверить». Если, конечно, перевод правильный.
Жизнь в той стране трудна, ибо земля ее неплодородна. В лесах той земли растут не финиковые пальмы, а странные деревья с иглами вместо листьев, плоды их горьки и несъедобны. Холодные моря омывают берега страны; высокие горы, населенные дикими племенами, отделяют ее от соседей.
Ты спрашиваешь, великий царь, чем же живут и кормятся многочисленные жители той страны? Это, о повелитель правоверных, самый сложный вопрос.
Говорят, рассказывают и повествуют, что много лет назад один из величайших царей той северной страны, сидя в своем роскошном дворце за стенами огромной крепости и покуривая кальян, внезапно окинул гневным взором всех смиренно сидевших у подножия трона визирей и советников и вопросил: «Что делать будем, дармоеды?» Зная суровый нрав властелина, придворные дали ему коварный совет: нужно, чтобы государство было богато, а народ беден. Тогда народ будет уважать государство, почитать его как Бога, только от него ждать даров и милостей, потому что больше неоткуда.
Так и свершилось. Правда, порой велика и чрезмерна становилась жестоковыйность царя и его приближенных, и начинали они истреблять и низводить в ничтожество свой народ так рьяно, что вскоре пришлось призадуматься: если никого не останется, то кем же править? И сменили они великий гнев на умеренную милость, и восстановили ленинские нормы внутрипартийной жизни, и народ возрадовался и благословил вождей своих.
Когда же кончилась военная добыча и нечего стало ждать из покоренных земель, то вновь открылось той стране лицо Всевышнего, и пролилась благодать Его полноводным потоком и весенним ливнем. В восточных окраинах посланные люди нашли под землей великие запасы каменного масла и того голубого джинна, что порой вырывается из земли, пылает смрадным пламенем и ревет, как Иблис-дьявол.
В странах неверных на каменное масло и голубого джинна большой спрос: неверные используют их как топливо для своих очагов и самодвижущихся повозок.
«Хвала небу!» – вскричал царь той страны. – «Этого добра нам по гроб жизни хватит!»
С той поры потянулись в страны неверных огромные караваны с ходовым товаром. Год от года все больше и больше верблюдов приходилось снаряжать, все больше нанимать погонщиков и знатоков караванных путей, а владыка и его приближенные едва успевали подсчитывать выручку и ломали головы, на какие добрые дела ее израсходовать.
Управители и советники то и дело выходили к народу со словами: «Вот составили мы бюджет на грядущий год. Радуйтесь и веселитесь, ибо бездефицитен он, и достоинства его неисчислимы, и видом своим он ласкает самый прихотливый взор, и увеличена доходная часть его неимоверно!»
Но разгневалось Провидение на безрассудных и отвратило от них лик свой с неудовольствием. Ибо проели и пропили они ту великую выручку бесследно – так исчезает горсть соли, брошенная в воду. И настали великая скудость, и уныние, и нестроение, и на каждом углу раздавались то шепот, то громкое возмущение.
Прослышав о том, коварные купцы и торговцы каменным маслом распускали по всем базарам слух о падении спроса и снижении цен, и глашатаи кричали о том на площадях, и самый последний погонщик ослов знал, почем сегодня вечером будет на мировом рынке один баррель. И поднимались цены на хлеб, и в царской сокровищнице скреблись тощие мыши, и разбегалась стража от стен и врат ее, ибо какой смысл охранять то, чего нет, и сходились толпы людские у царского дворца и с печалью говорили: «Накормите нас хлебом, напоите нас вином, ибо пусты животы и карманы наши, а если вы этого не сделаете, то мы тут всё к чёртовой матери переломаем». Но грозили они только на словах, потому что давно отвыкли бунтовать, и, немного пошумев, расходились с миром в свои жилища.
А потому, о великий царь, и доныне в той великой стране с ее терпеливым и мудрым народом, достойным лучшей участи, дела никак не налаживаются. Ибо нет богатства, которое бы со временем не иссякло, и нет ума, который бы не притупился под грузом лет.
Вижу я, о великий царь, что чело твое затуманено печалью, а в глазах твоих поселилась усталость. И это правильно: нет ничего труднее, чем размышлять о неразрешимых проблемах. К тому же меня застало утро, и я прекращаю дозволенные, пока еще, речи.
