Распотрошенный мир

Автор рисует картину расшатанности мира, лишь отчасти напоминающего наше сегодня. Фото Владимира Захарина

Инга Кузнецова более всего известна, разумеется, как поэт. Ее первый сборник стихов «Сны-синицы», кстати, вышел в «Издательстве Независимая Газета». В 2002 году.  Потом она издала еще три: «Воздухоплавания», «Внутреннее зрение» и «Откровенность деревьев». Стихи ее переведены на английский, французский, польский, китайский, грузинский языки. Она лауреат премий – именно поэтических. Чего же не хватает ей в стихах? В  том числе и собственных? Ведь она действительно – прежде всего поэт. Но вот написала роман.   

Когда известный, признанный читателями поэт берется за роман, а не за прозаические миниатюры или рассказы, которые более созвучны поэтическому творчеству, мы теряемся в догадках, что получится в итоге. Роман Инги Кузнецовой «Пэчворк. После прочтения сжечь» – яркий пример, когда и у поэта получилась мощная и социально заостренная проза. 

Кузнецова создала произведение крупной формы, находящееся в стороне от сентиментальности, рефлексии и гораздо больше напоминающее мужское суровое письмо, чем типичную и поднадоевшую «прозу поэта». Роман, вошедший в лонг-лист премии «Национальный бестселлер», необычен и по стилистике – короткие и сверхкороткие предложения, абзацы из двух-трех фраз, сплетенные в 36 даже не глав, а неких «уровней».

Сюжет примерно таков: явно нездоровая, раздваивающаяся героиня, живущая в утопическом пространстве, лишается ряда человеческих функций и приобретает стеклянный желудок, питается бумагой и носится по заколдованному кругу огромного города в тщетных попытках выполнить задание своего руководителя. 

Мы наблюдаем разорванный, если не сказать, распотрошенный мир, где напрочь отсутствуют причинно-следственные связи, а люди являются лишь винтиками в одной могущественной и оттого страшной системе. Большинство второстепенных героев безымянны, появляются в коротких эпизодах и тут же исчезают в никуда.

Насколько бессюжетен этот роман, настолько он и детален. Атмосферен, словно читатель оказывается на «ничейной земле» пьес Гарольда Пинтера, в «прекрасном и яростном мире» прозы Андрея Платонова, в абсурдистской, жесткой реальности малой прозы Сэмюеля Беккета, особенно его позднего периода. 

Мрачное, тяжелое, беспросветное настроение романа созвучно строкам загадочного стихотворения Мандельштама «Сестры тяжесть и нежность…»: «Словно темную воду, я пью помутившийся воздух». 

Именно такой «помутившийся воздух» уничтожает любые начинания персонажей, которым не то что не хватает чистого, обеззараженного воздуха, он в книге отсутствует в принципе. 

Кузнецова демонстрирует это при помощи краткого, емкого слога и мгновенного, тревожного описания. Вот некий старик, лишенный любых человеческих эмоций, показывает главной героине мертвого крота, снабжая этот дикий спектакль несуразными, отталкивающими речами, а вот та же девушка со стеклянными внутренностями стреляет из водного пистолета в случайного знакомого. 

Крутится, не перестает вращаться и разрушать целое маховик безжалостного времени в романе Инги Кузнецовой, при этом к концу книги сюжетные нити сплетаются лишь отчасти, оставляя гораздо больше недосказанности, чем принято в современных романах.

Обнаженностью, беззащитностью при всей однозначной ярости герои напоминают персонажей «театра жестокости» Антонена Арто, также сближаясь в ирреальности, чуждости со «зверьем» из поздних рассказов Франца Кафки. 

Это полулюди, полумонстры, дикие плоды техногенной цивилизации, уничтожающей человека, «какие-то сфинксы в буденновских шлемах с песьими головами, с прооранными ушами» из стихотворения Олега Чухонцева: «Те, с песьими головами, сидят по углам подпорченного сумерками бумажного листа, будто ковра, теребят свои кафтаны и сюртуки, не обращая внимания на проносящуюся над ними камеру, и я понимаю, что она все, что осталось от меня, вполне невидима, и хорошо, что я могу быстро и безнаказанно двигаться. Каких пород эти песьи, не знаю. Гладкошерстные, пегие, рыжеватые, деловитые; то возятся с мелкими канцтоварами, то обтекаемыми конечностями хватаются за толстые бумажные края».

Роман читать непросто, сюжет размыт и до конца не высказан, но роман не отнесешь и к откровенному авангарду в духе «Улисса» Джойса – мало откровения от лица главных героев, нет хитроумного художественного построения. Это роман-предупреждение, литература не для всех. Мучительно, без прикрас и словоблудия Инга Кузнецова рисует картину расшатанности, распаянности мира, лишь отчасти напоминающего наше сегодня. Впрочем, ослабевающие связи между людьми и ощущение некоей надвигающейся катастрофы кажутся, к сожалению, уже вошедшими в наш обиход.