Деды и супермаркеты

В кафешках чего только не случается... Винсент ван Гог. Ночное кафе на площади Ламартин в Арле. 1888. Частная коллекция

Хотела как лучше

 Стоило Лизе возникнуть вдалеке – поднялся ветер, зааплодировали листья, надули щеки грузные тучи, лучи солнца начали искать убежища, перепрыгивая с витрин на капоты автомобилей. Даже запахи стали резче – кофе, табак, бензин, сирень. А Лизины каблуки скандировали: сейчас-все-будет, сейчас-все-будет! И по небу пронеслась первая молния, навстречу которой взлетел бумажный пакет с одноразовым стаканчиком, а мое превосходное настроение потянуло куда-то вниз.

– Я сделала это! Сделала, сделала!!! Я отомстила этому козлу! – начала Лиза, пытаясь перекричать гром, и тут же перебила себя: – Есть закурить? Так вот, вчера сижу обедаю, ну в этом, как его, ты еще говоришь, что это рыгаловка... Короче. – Она взяла сигарету и движением зрачка заставила ее вспыхнуть – так по крайней мере мне показалось. – Спасибо! Фу, ты «Вог», что ли, куришь опять?

– Я вообще лет пять как бросила, Лиза.

– И я! Короче, вдруг сквозь зал проходит какой-то дед, ну дед не дед, лет 60, я тогда еще не знала... А ты новые туфли купила, что ли? Клевые такие, слушай...

– Так что дед-то? – Мне было одновременно смешно и почему-то не по себе. К тому же не терпелось поделиться своими новостями.

– Дед встает напротив барной стойки, достает из штанов свой шуруп и давай поливать вокруг... даже на бармена попал!!! Прикинь? – Она торжественно щелкнула пальцем по окурку в сторону урны, которая тут же задымилась.

Небо сморщилось и вздрогнуло – по нему венами заструились молнии. Стало скучно. Ну дед и дед. Больной, видимо. А Лиза умела читать мои мысли, хотя и не всегда понимала их.

– Это был не просто дед, Светка. Это был твой дед. Ну этот, научник Орлов – старый балбес!

Снова гром. Казалось, небо вот-вот прыснет со смеху.

– Он орал: «Страха нет!» – и еще ересь какую-то, я не запомнила – менты забрали, сказали, на политику смахивает. Будут разбираться. Спета песенка дедули. Спета орлиная песенка. А ты можешь сказать мне спасибо! Это ж я тогда пошла к бабке, когда он тебе диссер запорол... вот он и чокнулся.

– Это потому что диссертация была хреновая, Лиза.

– Ой, да какая разница! Так ему и надо! Пойдем жрать и шампанского, я угощаю! Кстати, о чем ты там поговорить хотела? Работу, что ли, нашла?

– Угадала. У Орлова.

– Где?!

– Он на конференции услышал мой доклад, еще раз посмотрел диссер – ну я там доработала многое по его комментариям – и позвал позавчера к себе на кафедру. Оформить, правда, не успел.

– Да ты что... – Лиза озадаченно застыла. – Что ж ты сразу не написала... Вот блин. Я ж и ментов вызвала. Вот блин. Я же хотела как лучше...

Попугай из Лотошино

Степаныч, грузчик и по совместительству охранник в супермаркете, не пьющий целую неделю и оттого смурной, спросил у директора, глядя на говорящую птицу в клетке:

– Я не пойму, Ангелина Семенна, это что за зверь?

– Это попугай карелла по имени Прохор. Мы будем вместе о нем заботиться, и нас это объединит. Это на время. Вопросы? – Вопросов не было, поскольку Ангелина была, по официальной версии, племянницей владельца. – А вы, Иван Степаныч, будьте добры, уберите наконец трехлитровые банки с верхней полки, пока они не убили никого. А Прохора поставьте у окна.

С того дня ночи напролет из распахнутого в супермаркете окна доносились непристойные частушки, стихи Маяковского, грохот электрички, стоны, шум аэродвигателя, плач новорожденного – кажется, опыта у этой птицы набралось на несколько жизней… 

Будете смеяться, но поднялись продажи. Будил всю округу Прохор ни свет ни заря – покруче какого-нибудь петуха, да что там – он вообще никому спать не давал. Пару раз вызывали полицию, но быстро привыкли и даже ждали – что же выдаст птица на этот раз. А днем всем не терпелось поболтать с Прохором: в отличие от родственников и коллег попугай всегда отвечал точно и по существу. Об удивительной птице (под заголовками «Лотошинский психотерапевт» и «Я спросил у Прохора») даже писали местные газеты.

Степаныча ажиотаж вокруг орущей птицы, конечно, раздражал, но по-настоящему его терзала водка. Она мерещилась ему среди овощей, в женских лицах, плескалась тенью на потолке, когда он засыпал. «В конце концов, аж месяц в завязке», – успокоил наконец себя Степаныч как-то раз. Все сотрудники разошлись по домам. Вместо привычного «Хорошего вечера» Ангелина пообещала уволить Степаныча, если наутро банки будут по-прежнему стоять на верхних полках.

«Вот только банки сверху сниму и хлопну! Или сначала того…» – Он вспомнил грозные брови Ангелины, похолодел, открутил крышечку «Столичной», и по организму промчался спасительный пожар.

Прикончив первую бутылку, Степаныч заметался в поисках собеседника.

– Прохор, будешь?

– Я в завязке.

– Да я тоже… Но, понимаешь, Наташка-щучка, задрала уже, все пилит-пилит… А ведь столько лет люблю Зинку нашу, а она хоть бы рылом в мою сторону – вот такая жизнь. Прохор, куда тебе понять-то, ты ж птица тупоклювая… Куда хочу, туда лечу, – без иронии постучал он по клетке. Отпил еще: – Слышь, жахни, что ли?

– Отвали! – сверкнул попугайский глаз.

– Да не петушись, брат. А я вот выпью.

– И тебе не стыдно? – всхлипнул Прохор женским рыдающим голосом… 

Тут около стенда с крупами мелькнула фигура. Степаныч обмер. Захотел воскликнуть «Кто здесь?» – но не смог. Он залпом прикончил вторую и протер глаза. Шаги явно продвигались в их сторону. У Степаныча отказали еще и ноги. Что же делать? Господи, помоги! Сигнализация, полицейская сирена и лихой топот конницы лишили его сознания. Последним он услышал, как соскочила с полки одна из банок.

Наутро Зинаида обнаружила неизвестного с проломленной головой. Вокруг валялись осколки и влажные от рассола огурцы с помидорами. В кармане у трупа нашли фотографию Прохора – очевидно, покойный собирался похитить знаменитую птицу. Около окна похрапывал Степаныч. Через неделю Прохор покинул супермаркет, но за все это время он так ни с кем и не заговорил.