Татьяна Маргулис Действующие лица
Ната, 35–40 лет – интеллектуальна, разведена, детей нет.
Мент деятельный (возможно, Артем), 27–30 лет – упитанный, неспортивный, утомлен нелюбимой службой, экзистенциально и профессионально не доверяет людям.
Мент чувствительный (не исключено, что Илья), 32–35 лет – щуплый, невысокого роста, с грустными глазами.
Валентина, 65–70 лет – соседка Наты, высокая, физически крепкая, но не толстая; витальна, громогласна, но без хамства.
Иван Яковлевич и Раиса, около 70 лет – пенсионеры (не появляются).
Соседка без имени и биографии (голос) и, вероятно, она же – ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ.
Бригада «скорой помощи» – врач, медсестра и фельдшер.
Дядя Вася с кувалдой, около 60 лет – плотник из управы, давно все выпивший.
Нелли Саркисовна, 55+ лет – сотрудница управы, полноватая, рыжеволосая в берете с люрексом.
|
|
Под крышей всегда есть спасение! А если крышу снесло? Фото из архива автора |
Резкий звонок в дверь прерывает глубокий субботний сон Наты. Она зарывается под подушку, но неизвестные продолжают настойчиво звонить. Во-первых, Ната вообще не любит, когда ей звонят в дверь, она давно отрегулировала визитеров. Во-вторых, утро! Ну хорошо, уже 11, но она-то спит. В-третьих, давняя ненависть к резким тревожным звукам-вторжениям в нее. Звонить не перестают. Она обреченно, резким движением откидывает одеяло, точно попадает в тапки и делает пять коротких шагов к домофону у входной двери в коридоре. В отличие от изрядно подержанной входной двери, в самой квартире все обстоит не так плачевно: Ната хоть и фрагментарно, но все-таки сделала ремонт, и теперь у нее новенький видеофон с цветным экраном и звуком. С тех пор, как она обзавелась «наблюдательным пунктом», жизнь стала спокойнее и предсказуемее. И вот сейчас на экране она видит не продавцов картошки нового урожая, не талантливую молодежь, торгующую ножами, только что купленными на «Озоне», по цене, сильно превышающей стартовую, и даже не сотрудников негосударственного пенсионного фонда «Сафмар», желающих углубить отношения с Натой, а вовсе даже двух полицейских. С автоматами наперевес. Ната в замешательстве. Сердцебиение, запущенное резким пробуждением, усиливается. Предпочитает сначала успокоиться и посмотреть на происходящее «со своей территории». Ага, звонят не только ей, но и другим соседям. Уже легче – не по ее душу. Результат их усилий нулевой – никто не открывает. Один из ментов что-то ищет в мобильнике. Между собой переговариваются тихо – не слышно, о чем речь. Ната надевает на пижаму халат, причесывается, хлопает себя по щекам, натягивает на лицо смешанное выражение любезности и удивления и открывает дверь.
НАТА. Здравствуйте!
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Добрый день!
В этот момент мент деятельный отворачивается от Наты, потому что у уха телефон, а в нем слышны длинные гудки ожидания ответа.
НАТА. А что случилось?
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Алло, Сань, короче, глушняк. Я говорю, уже полчаса долбимся. Не открывают.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. А соседи ваши… Ну вот эти, серая дверь.
НАТА. Из двухкомнатной? Не сразу сообразишь, какой номер у квартиры...
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. 183-я. Не знаете?
НАТА. Что «не знаю»?
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Ну давно видели их? Вообще чета знаете?
НАТА. Нет. Не знаю ничего. Мы редко сталкиваемся. Они вообще люди тихие. Не очень заметные.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. А давно видели их?
НАТА. А что случилось?
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Два часа назад позвонили от них и кричат: «Помогите!» Потом трубку бросили. Ниче не слышали?
НАТА. Не слышала. Как услышу?! Там пара семейная живет.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Пенсионеры?
НАТА. Да.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. И че – только вдвоем живут? Или кто-то еще?
НАТА. Нет, вдвоем. Его Иван Яковлевич зовут и жена Раиса. Ее отчества не знаю. Видела пару дней назад. Его. Сидел на лавке у подъезда. Он такой вообще плохонький последнее время, с палочкой. Еле ноги переставляет. Я еще подумала…
Деятельный нетерпеливо перебивает неспешный монолог Наты, привыкшей говорить много и хорошо, а в данный момент убаюкивающей сердцебиение звуками собственного голоса.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. А как живут вообще они? Че-нибудь знаете? Пьют?
НАТА. Он пьет, ага. В общем, всегда пил. Серьезно бухал мужчина. Так серьезно, что закрывался изнутри, когда напивался, Раиса не могла в квартиру попасть. Сидела на скамейке у подъезда. Плакала. Я однажды МЧС помогала ей вызвать. Ну чтоб квартиру вскрыли.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. А кто-нибудь из родственников есть? Или они только вдвоем? Все время одни вдвоем?..
НАТА. Дочь есть и внучка, кажется. Но я никого давно не видела. Чтоб приходил кто-нибудь… – не видела. Давно еще, когда внучка маленькая была, приезжали. Да, приезжали. А он вообще, в основном водку любил покушать, но тихо. Они вообще тихие. Я уже говорила. Никогда никаких криков. Тишина немного мертвенная за этой серой дверью. Неведомо, что за ней.
Последнюю фразу Ната говорит медленно, почти удивленно, как будто бы даже не им, а себе. Или пространству. Чувствительный слушает ее внимательно, с интересом. Деятельного эта беспредметная болтовня раздражает. Он продолжает активничать с телефоном. Снова пытается до кого-то дозвониться, но в ответ – короткие гудки. В этот момент становится слышен звук открывающегося замка. Ближайшая соседка Наты Валентина выходит на лестничную площадку.
ВАЛЕНТИНА. Здравствуйте! А что тут? Что у вас произошло?
Чувствительный повторяет как бы заученный монолог.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Соседи ваши.
ВАЛЕНТИНА. Вот эти напротив? Из двухкомнатной?
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ (кивает в ответ). Знаете что-нибудь? Видели недавно, может?
ВАЛЕНТИНА. А что с ними? Что? Люди такие неприветливые, не здороваются никогда. Необщительные такие люди. Вот знаю, Раису парализовало.
НАТА. Как парализовало? Когда парализовало?
ВАЛЕНТИНА. Да не знаю когда. Знаю, что вот лежит уже. Сколько лежит, столько лежит. А он с палочкой ходит в магазин. Тут у нас «Пятерочка» в соседнем доме.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Трезвый ходит? В магазин? Или нет?
ВАЛЕНТИНА. Не разберешь. Не нюхала его. Да не присматривалась я! Он так медленно еле ходит. Инсульт у него, что ли, был? Тут недавно из соцзащиты приходили. Он в больнице лежал. Че лежал – не знаю. Лежал там. А женщинам этим из больницы позвонили. Говорят, забирайте своего Иван Яковлевича.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Кто позвонил? Кому позвонил? Куда забирать?
ВАЛЕНТИНА. Я же говорю – из соцзащиты пришли. Его, хозяина квартиры, Пруцкова Ивана Яковлевича выписывают из больницы, а за ним никто не приезжает. А он, видно, сам не может. Ногами-то еле шевелит, а этим теткам из соцзащиты хвоста накрутили: бегите к ним домой, звоните-стучите, че хотите делайте, пусть его родные заберут, мы его больше держать не будем. Мы еще с ними записку на дверь повесили. Я скотч им дала. Написали и приклеили: «Заберите Иван Яковлевича из больницы».
НАТА. Ну последнее время он уже водку не пил. Я его только с банкой пива видела. Но пивом тоже хорошо заправлялся. Судя по цвету лица. На скамейке сидит, красный, глазки тоже красные – слезятся. А руки медленно двигаются. Как при инсульте. Ну вот Валентина верно отметила. Скорее всего у него инсульт был. Вообще он очень был плох. Еле-еле.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. А че сразу «был»? Еще ниче непонятно.
ВАЛЕНТИНА. Ну не знаю… Чего он там, где, в каком инсульте… А парализовало-то Раису?
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Телефон дочери есть?
НАТА. У меня нет. Ничего про нее не знаю, даже как выглядит, не знаю.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Хорошо, небось, выглядит, раз к родителям не ездит.
НАТА. Ну откуда мы знаем?
ВАЛЕНТИНА. Они люди необщительные, даже не здоровались никогда. А дочь, кажется, Татьяна зовут. Как-то краем уха слышала. Может, и путаю. Шут их разберет. Не очень-то они приятные люди такие.
НАТА. Жалко Раису. И не знала, что ее парализовало. Как же они там живут-то? Если дочь не приезжает?
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Короче, звоню в управу. Пусть приходят – вскрывают дверь.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Может, лучше спасателям? Тут угроза жизни?
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Не приедут быстро, озвереем ждать. С управой проще договориться. Эти пока доедут, пока то, се. Управа – нормальный вариант. Мы всегда так делаем.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Ну «скорую» надо вызывать по-любому. Мало ли че там. Может…
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Не каркай! У меня на этой неделе уже было два. Я свой план на месяц выполнил – харе.
НАТА. А вдруг это не они звонили? Может, ошиблись? Или кто-то пошутил?
Менты не удостаивают ответом Натины размышления. Они еще топчутся в сомнениях, перемещаясь по лестничной площадке от лифта к лестнице. Лбы вспотели, они заламывают фуражки, отирают пот со лба. Чувствительный спокоен, печален и несуетлив; держит руки на автомате уверенно, без судорожных манипуляций; у мента деятельного много разнообразных движений: то почешет в заднице, то в носу поковыряет, бесконечно тыкает в телефон, то шумно вздохнет, то перевесит автомат с крупного пуза на бок. Штаны ему явно жмут. Валентина начинает говорить, словно желая реабилитировать неблагоприятное, как ей кажется, впечатление о нравах и быте многоквартирного дома.
ВАЛЕНТИНА. У нас вообще подъезд хороший. Люди живут спокойные, культурные. Полицию никогда не вызывали. Да, Наточка? Пенсионеров много, но и много новых. Я тут с 79 года живу. Люди все хорошие. Военных много. У нас же здесь пол-академии Жуковского перебывало. Ребята всегда вежливые, подтянутые, опрятные. Ну академия! Им тут ведомственное жилье с самого начала давали. Сейчас, правда, много новых появилось. Чем занимаются – не знаю. Молодые такие, не здороваются. Но вот вообще наши ребята хорошие. А вот до тебя, Наточка, которые в твоей квартире, до тебя жили. Ну пара с ребенком. Леша с Олей и девочка. Так к ним мать ходила и всегда ноги об мою тряпку вытирала (смеется).
НАТА. Да ладно, Валентина! А вы ей говорили, что так не делают?
ВАЛЕНТИНА. Да че я связываться буду с дураками. Ума нет – считай калека. Я просто чистоту люблю и тряпка у меня всегда мокрая. Ты ж видишь, я два раза в неделю площадку мою. Уборщицу же не дождешься. Они только на первом для начальства моют, грязюку только разводят, а сюда даже не поднимаются!
НАТА. Может, позвонить в диспетчерскую? Может, жалобу напишем? Я тоже иногда мою площадку, ну не так, как вы, конечно.
ВАЛЕНТИНА. Кому нужны наши жалобы? Рука руку моет, там все схвачено.
Менты в томительном молчании слушают не относящуюся к делу коммунальную болтовню соседок. Валентина, женщина тонко чувствующая, быстро спохватывается и возвращается к «предмету встречи» с органами правопорядка.
ВАЛЕНТИНА. В однушке рядом молодые ребята живут. Анечка, девочка. Родила только что. Хорошая девочка. Очень тоже тихие ребята. Не слышно, не видно, раньше собака у них лаяла, а теперь и собачку не слышно. Только муж ее или кто он там? Не здоровается. А она всегда. Я ж полы на площадке мою. Она с коляской из лифта выезжает, такая хорошая девочка. Говорит, что ж я вам здесь колесами все напачкаю, вы только помыли!
Деятельный так тихо разговаривает в дальнем углу у лифта, что от разговора долетают только ключевые слова.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. В управу, да. Какое окно, Сань? Восьмой этаж. Да и не знают соседи...
Чувствительный устало садится на ступеньки и тоже достает мобильник. У Валентины звонит домашний телефон, ей не надо искать повода удалиться.
ВАЛЕНТИНА. Алло! Алло! Кто это? Не слышу! Да не хочу я ваше медицинское обследование! Вот прицепятся же и давай с утра до вечера названивать!
На этих словах Валентина захлопывает дверь, и дальше ее громкий голос еще немного слышен, но она удаляется по коридору и звуки последующего разговора почти не различимы.
ВАЛЕНТИНА. Коленька, да, сынуль. Я ж сказала, жду. Блины поставила. Светочка-то как? Температурит еще? Или меньше уже?
Осознав свою практическую бесполезность, Ната еще поеживается на площадке на сквозняке, но, в конце концов, без лишних слов тоже возвращается в свою квартиру. Однако любопытство не дает ей заняться своей жизнью. Она включает видеофон и наблюдает за тем, что будет происходить дальше. Боится пропустить какой-нибудь важный эпизод; мечется между туалетом и коридором, буквально спрыгивая с унитаза; между ванной, где ей не хватает терпения чистить зубы над раковиной, опять же выскакивает с зубной щеткой в коридор и смотрит, не отрываясь от экрана, на котором ничего не происходит. То же самое продолжается в процессе приготовления и поглощения завтрака. На площадке менты то тоскливо слоняются взад-вперед, то присаживаются на ступеньки. Что происходит, непонятно. Может, она все-таки что-то упустила? Видеофон со звуком же, но слушать особенно нечего. За все время – один диалог.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Курить охота!
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Иди – кури!
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. А ты че? А? Ну? Не пойдешь?
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Не нукай, иди – потом я. Это часа на три – не меньше. Пока управа, пока с отбойником этот придет. Да еще непонятно как, че. Смотри, дверь вроде обычная, а коробка-то железная! Ее отогнуть надо? Сколько он долбить будет? У спасателей «болгарка», а этот же вручную долбать будет…
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Я тебе говорил, давай их вызовем, они за пять минут бы срезали.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Короче, не заводи меня! Нормально он все отогнет.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Смори, как плотно прилегает. Еще стену снести походу придется! (Ржет.)
Чувствительный достает из пачки сигарету, вставляет в рот и вызывает лифт.
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. На крайняк, спасателей вызовем. (Подмигивает.)
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Илюх, ну создаешь напряжение! И так жрать охота.
Чувствительный заходит в лифт. Деятельный звонит.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Алло, крысеныш, спишь еще? На выезде я, короче. Да. Не получится. Че не получится? Пообедать вместе не получится. Ты не проснулась еще, что ли? А я че тебе звоню? Я помню! Ты слушать ваще умеешь? Или уши тебе, чтоб дырки пробивать? Это ты мне не хами. Короче… Ты поссориться хочешь? Я тебе говорю: я на выезде с Илюхой. И еще с двумя пацанами из «Северного». Да. Да. Третий раз – да. «Нариков» берем. Совместная операция. Короче, крупную партию, судя по всему. Боссанутый сказал, если... Ты поняла, короче. Не могу по телефону, слушают нас. Кто-кто, Маш? Дед Пихто. Короче, да. Если все тип-топ, новое звание. И деньги, Маш, новые, ну ты че, тупая, что ли? Че? Чече! Пацан твой в капитаны. Короче, все – да. Просто так теперь жопой не покрутишь! Да, да. Говно вопрос. Ага, со смыслом будешь крутить. Ну все, короче, не могу сейчас. В засаде я, Маш. Кхх… шепотом, каким шепотом? Ты че, сериалов насмотрелась? Все, пока. Я тя тоже лю. Лю, лю – во все места лю.
Открываются двери лифта, из него выходит сотрудница управы.
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Добрый день!
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Здрасьте!
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Не открывают?
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Не.
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Можно, я позвоню? Может, мне откроют?
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Звоните.
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Просто не хочется ломать дверь. Хотелось бы, чтоб без шума как-то прошло.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Мне, что ль, шум нужен? Мне вызов надо отработать. И чтоб живы все были.
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Конечно, молодой человек, конечно. Извините, не знаю вашего звания. Я все понимаю. У вас такая благородная работа – помогать людям. Вы, как врачи, учителя, без вас никак. Я все понимаю. И спасибо вам большое, что так быстро среагировали, приехали. Но все-таки. Может, мы не будем ничего ломать? А если стена пострадает? Потом столько проблем будет…
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Проблемы будут, если у вас два трупа за дверью, а стена – это не проблема, женщина.
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Конечно, что вы! Я же не спорю, я же понимаю, какой момент важный. Просто начальнице моей из собеса звонили. Просили шум большой не поднимать, вы понимаете? Все ж только добра желают, только добра. Все ж с открытым сердцем и с дорогой душой. Все хотят помочь людям.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Вы про собес с собесом разговаривайте, че со мной-то об этом?
Из лифта выходит чувствительный. У него в руках два бумажных стаканчика с кофе. Он кивает головой Нелли Саркисовне и протягивает стаканчик напарнику.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. А ты акробат? Как кнопку нажал?
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Третьим снизу. (Ржут.)
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Какие у нас в милиции интеллигентные ребята работают. Ну надо же…
Менты потягивают кофеек, Нелли Саркисовна что-то суетливо ищет в сумке. В конце концов, достает зеркальце с помадой, расческу. Снимает люрексовый берет, причесывается, подкрашивает розовым губы.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. А кувалду-то вызвали?
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Какую кувалду?
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Плотник знает адрес? Куда идти знает?
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Да-да, сразу позвонила, как только вы, так и я сразу. Сегодня суббота же, один дежурный на весь участок. Сейчас придет, скоро-скоро. Я понимаю, у меня у самой выходной, никому не хочется вот так его проводить.
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ. Мы на смене, нам по… Как его проводить.
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Извините, не подумала про это. У вас же служба. И опасна, и трудна. И еще как-то там не видна (напевает кокетливо). Зачем поют, что не видна? Еще как видна!
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. Кто поет?
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Да это было такое кино советское, сериал про трудную работу милиции. «Следствие ведут знатоки» называется. Знаменский, Томин, Кибрит. ЗнаТоКи. Из их фамилий слово. Не видели? Не слышали?
Менты отрицательно качают головами.
НЕЛЛИ САРКИСОВНА. Его долго так по телевидению показывали. Очень долго. А этот вот, который Томин, который Каневский, артист. Леонид Каневский, так он в Израиль уехал, а потом все равно вернулся. Кому он там нужен? Никому. Вернулся, конечно, передачу на НТВ ведет. Очень интересную ведет передачу. Я смотрю, всегда стараюсь не пропускать. Такие там случаи интересные рассказывают. И он хорошо для своих лет выглядит, хорошо. Вот что значит – израильская медицина все-таки. Я вчера пришла в поликлинику к ухо-горло-носу...
Все это время Ната с большими перерывами и подтухшим любопытством слушала и смотрела на то, что происходит на лестничной площадке, но видеофон с некоторой периодичностью отключался, не телевизор же! Да и события развивались так медленно, что она заскучала. Ушла на кухню, стала варить суп, резать салат, включила радио «Коммерсант ФМ» и вроде бы уже забыла о происходящем за дверью. Но резкие удары заставили ее вздрогнуть. Все-таки пришел дядя Вася и начал методичными, неравномерным ударами колошматить по дверному косяку, то подставляя лом, то пытаясь буквально голыми руками отогнуть косяк. В перерывах между ударами слышался звук осыпающейся штукатурки. Долбежка, длившаяся, казалось, бесконечно – внезапно прекратилась. Наступила тишина. И Ната, которая 20 секунд назад пряталась от грохота на балконе, теперь опять выскочила в коридор. На площадке никого не было, дверь в «нехорошую квартиру» была нараспашку. Ната не решилась выйти, хотя очень хотела. Страх победил любопытство. Зашумел лифт. Вскоре из него вышла бригада «скорой». Они, смеясь о своем, зашли в квартиру, прикрыв дверь за собой. Ната еще потопталась в коридоре, надела легкую курточку и вышла, решив, что даже, если ее застанут врасплох, она сообразит, что сказать. На площадке было по-прежнему тихо. Ната на цыпочках подошла к раскуроченной двери, стена рядом треснула, вокруг все было засыпано побелкой и штукатуркой. Что происходит за дверью – не слышно ничего. Она вернулась в свой угол лестничной площадки и стала смотреть вниз в лестничный пролет. В подъезде было по-субботнему тихо. Кроме Наты, ни одного любопытствующего соседа. Она протерла номер квартиры на своей двери – 181. Поразминала ноги, ставя их поочередно на ступеньки лестницы, ведущей вверх. В этот момент она услышала, что парой этажей то ли выше, то ли ниже – звук гулял, как сквозняк, – открывается дверь. Дверные звуки стихли, но шагов слышно не было. Ната совсем заскучала и уже взялась за дверную ручку и тут, непонятно откуда, зазвучал монотонный с завываниями женский голос. На одной ноте. Молитвенным речитативом он повторял снова и снова.
ГОЛОС. Пожили и хватит, пожили и хватит, хватит-хватит, не живи, если пожил уже, уступи место. Убери планету за собой, убери себя с планеты. Пооо-жил. И хватит. Хвааатит жить. Сдохните все уже! (На последний фразе голос с народно-молитвенного сорвался на безумный бешеный вопль.)
Ната тихо-тихо на цыпочках зашла в свою квартиру, очень осторожно, не хлопая дверью, закрылась изнутри. Включила чайник, заварила крепкого черного, достала эклер, поставила на элегантный подносик чашку с дымящимся ароматным чаем и обязательно с лимоном, туда же блюдце с эклером и пошла в комнату. Включила смарт-тв, открыла приложение онлайн-кинотеатра и вернулась к оставленному вчера мистеру Дарси, который и в тысячный раз утешит и не подведет. Внезапно фигура Колина Ферта на экране начала расплываться, меркнуть, а его силуэт медленным микшером стал заполняться зловещей фигурой женщины в черном с головы до пят: черный плащ, черные ботфорты, которые давно никто не носит, куча черных сумок и пакетов, как у побирушки-попрошайки. Она в темных очках и губы накрашены черным. Женщина открывала рот беззвучно, но артикуляция была отчетлива.
ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ. Не умеешь жить – освободи планету. Для других… которые придут после нас…
Москва. 9 сентября – 25 ноября 2023 года
