Лучше позже, да лучше

Кто-то, зная Сергея Филатова как народного депутата первого парламента России, а в последующем руководителя администрации президента России (1993-1996 гг.), может риторически спросить: а не поздновато ли автор взялся за описание уже описанного?

Вопрос уместен. С начала демократических преобразований в стране (1990) издано множество публикаций-свидетельств участников становления постсоветской России. Только вот направленность публикаций подчас более чем оригинальна. Нередко авторы мемуаров своим циничным смакованием тех или иных ситуаций с участием первых лиц в государстве, у тела которых судьба по ошибке им дозволила быть, становились даже кумирами толпы... на час.

Филатов имел не меньше для этого возможностей, начиная с известного противостояния с Русланом Хасбулатовым и его окружением в Верховном Совете, и вплоть до безмотивной отставки с должности главы президентской администрации. Но он не унизился до злопыхательства и мести. Он был и остается высоконравственным российским интеллигентом и политиком новой волны, для которого личностное - вторично. Его ego зиждется не на безапелляционной самостности, но на объективном осмыслении процессов созидания новой государственности и самодостаточности личного в них участия.

Многие мемуары недавно известных всей стране политиков явно грешат гипертрофированностью освещения роли их авторов в тех или иных обстоятельствах. Подчас эта роль обязательно оказывается судьбоносной для страны. Не будь данный автор в данное время и в данном месте, все обязательно бы рухнуло, либо покатилось по худшему варианту...

Книга "Совершенно несекретно" тем и примечательна, что автор не приписывает себе никаких заслуг. Наоборот, нередко с горечью подчеркивает свою беспомощность, свои безрезультатные потуги по упреждению тех или иных событий. Но, как это в жизни часто бывает, твоя правота осознается и признается другими слишком поздно.

У Филатова слишком высока планка ответственности за сказанное, чтобы спешить вещать нострадамусовские прогнозы или стенать о провале реформ и правителей. Он слишком глубоко переживал и переживает за все, в чем принимал непосредственное участие и что до сих пор продолжает находиться в состоянии развития. Отсюда и его горестное признание о том, что "книга писалась неровно, работалось то взахлеб, то с трудом, с преодолением какой-то немыспимой, наваливающейся порой тяжести, то не работалось вовсе".

Уже в первой главе многие из читателей (кто участвовал в выборах 1989-1990 годов!) имеют возможность взглянуть на себя со стороны, оценить, как, впервые получив право на проведение подлинно альтернативных выборов, все мы по-наивному доверчиво подходили к определению своих народных избранников.

Здесь же убедительно показана способность всесильного партаппарата даже в условиях гласности манипулировать ходом избирательной кампании: "Хорошо помню всех, кто хотел избираться по нашему избирательному округу, - пишет Филатов, - но их по разным причинам не зарегистрировали. Значительно позже я понял, что этот округ берегли для секретаря горкома партии В.К. Белянинова... Это был единственный, по-моему, округ, где было зарегистрировано всего два кандидата. В остальных - по шесть, восемь, двенадцать кандидатов...". Победив фактически во всем округе, автор удивился своему поражению на избирательном участке в Военном училище имени Верховного Совета РСФСР, где он перед выборами выступал. Позже все доходчиво прояснил начальник училища. Оказывается, накануне выборов к нему приехали Белянинов и председатель исполкома, пообещав 20 тысяч рублей на памятник выпускникам училища, павшим в Великой Отечественной войне, - при условии, что училище проголосует за Белянинова. И училище проголосовало - как хотело местное партийно-советское руководство. Подобное в те годы испытал на себе каждый из кандидатов-демократов, вступив в открытую борьбу с тоталитарной системой.

Будучи непосредственным строителем новой российской государственности и активным сторонником политических и экономических реформ, автор не мог мириться с пропагандой левыми достоинств рухнувшей советской системы. В ненавязчивой форме, но на конкретных фактах он показывает, какую же в действительности мы потеряли Россию. И каждый читатель легко узнает в описанном всем давно известные "прелести" советской действительности: "Сколько было уничтожено жизней, растоптано судеб, национальных обычаев и традиций партийным тоталитаризмом! - пишет автор. - Что сотворили, словно бы в издевку, с нашими семьями, семьями родственников и друзей: жилье - в одном конце города, работа - в другом. Гараж - или в труднодоступном месте, или в другом конце города, родня похоронена на разных кладбищах, садовый участок, если он есть, за сотню километров от города, да еще пешком сквозь леса и болота километров пять-семь. Итак во всем. Хочешь удобств - получай на всю катушку!".

С печалью отмечает автор, что огромная Россия, кроме как коммунальным хозяйством, в бытность Советского Союза ничем другим распоряжаться не могла.

Коммунисты и прочие противники реформ все эти годы твердят о загубленном реформаторами отечественном производителе. И словно им в ответ у Филатова читаем, что при советской системе были особенно популярны закупки оборудования за рубежом и что это "всячески поощрялось центральным руководством: лучше, мол, купить в Германии. Центр все меньше интересовали отечественные разработки". Хотя научно-исследовательские институты при этом не сокращались.

Во второй главе читатель попадает в сложную политическую атмосферу, в которой проходил первый Съезд народных депутатов Российской Федерации, когда России откровенно вставлял палки в колеса отмирающий союзный центр, опирающийся на жаждущую сохранения прежних неограниченных властных полномочий партийную элиту.

Наиболее сложным, приведшим ко многим конфликтным ситуациям, оказался для новых российских парламентариев блок экономических реформ. Дело в том, что, когда централизованная распределительная система рассыпалась на глазах и субъектам экономических взаимоотношений требовалось переходить на самовыживание в неведомых рыночных правоотношениях, советское государство оказалось полным финансовым банкротом. И депутатский корпус тогда готов был молиться на любого, кто согласился бы взвалить на себя ношу ответственности за перевод экономики страны на рыночные рельсы. Первым шагам в сторону новой экономической политики посвящена четвертая глава.

И здесь мы снова сталкиваемся с отповедью автора тем, кто пытается опорочить демократов, обвиняя их в том, что они привели к власти завлабов, не знающих промышленности и экономики, не имеющих навыков управления. Но, как показали последующие события, именно новые управленческие кадры, которые были подготовлены усилиями завлабов, дали толчок развитию рыночной экономики и производства. "Да, мы многое делали по интуиции, - признает автор, - больше, может, зная, как делать не надо. Не секрет, что многому мешали и старые кадры, старая номенклатура, искушенные в интригах и в организации саботажа и торможения процессов".

Тому какой смертельной опасности подверглись в период августовского (1991) путча еще не окрепшая российская демократия и россияне, вставшие на ее защиту, автор посвящает пятую главу.

Последующие главы повествуют о том, как после избрания Бориса Ельцина президентом России в составе Съезда народных депутатов под предводительством Хасбулатова начало уверенно набирать силу левореваншистское большинство, которое спровоцировало парламентско-конституционный кризис, поставив в 1993 г. страну на грань гражданской войны. Лишь решительными действиями президента удалось тогда переломить ситуацию, подавить вооруженный мятеж, прекратить деятельность оппозиционного съезда и Верховного Совета, обеспечить проведение всенародного референдума по новой Конституции России.

Для того, чтобы впредь оградить общество от подобных общественных катаклизмов, автор справедливо подчеркивает, что необходимы законы, которые бы регулировали процессы развития общества и властные функции всех структур; законы, которые бы ограничивали возможность произвола, но при этом обеспечивали реальные гарантии прав и свобод гражданина и человека, ответственность за их нарушение.

Другими словами, все стороны общественных правоотношений должны ответственно подходить к вопросам обеспечения и защиты общественной безопасности. Нам всем предстоит не один год вживаться в демократические принципы свободного гражданского общества, где защита свободы личности со стороны государства так же естественна, как и дозволенное законом понуждение граждан уважать общественный порядок, считает автор.

А то, что понятия "демократия" и "свобода" не равнозначны понятиям "анархия" и "вольность", мы, напоминает Филатов, определенно уяснили себе на трагических московских примерах последних лет и потому "вправе ожидать большей решительности от правоохранительных органов, когда речь идет о защите жизни и здоровья мирных граждан".

В то же время, не без основания полагает автор, необходимо вести большую работу с общественностью, учитывая при этом, что многие люди живут до сих пор старыми догмами и настроением нетерпимости, посеянными тоталитарным режимом, который сам мог существовать только в атмосфере культивируемых им внутреннего раздора и гражданской войны.

Что касается падких до сенсаций, то книга их разочарует. В ней мало скандально-скабрезного, что можно было бы дополнительно мусолить в различных интерпретациях. Хотя отдельные сюжеты весьма близки к пикантным зарисовкам.

Вот один из таких. Март 1993 г. Возглавляемое Хасбулатовым левое большинство депутатского корпуса, понудив Ельцина к отставке Гайдара с поста главы правительства (декабрь 1992 г.), теперь ринулось в бой за досрочную отставку и самого президента, созвав внеочередной Съезд народных депутатов.

"Помню, - пишет Филатов, - перед началом съезда в Кремле собрались главы администраций и председатели Советов. Мы с Владимиром Шумейко разговаривали в коридоре, когда появился Хасбулатов. С присущей ему задиристостью он бросил:

- Что, доигрались, сукины дети?

Владимир Филиппович резко повернулся к нему:

- Ну, ты, сморчок, помолчи, а то я тебя размажу по этой стенке. Что ты себе позволяешь? Всю страну вздыбил!

Хасбулатов втянул голову в плечи и пошел дальше в Малый зал".

Уверен, в те взъерошенные годы бурного идеологического противостояния старого с новым автор книги был свидетелем значительно большего числа подобных стычек. К счастью, с присущей ему корректностью он осознанно избегает их живописания, от чего излагаемый в книге материал вызывает еще большее к себе доверие.

И еще. Почти все мемуаристы считают своим долгом "пройтись" по первому президенту России. Не избежал этого и Филатов. Хотя его подача заметно отличается от многих. Здесь нет чиновничьего подобострастия, как нет и небрежно-хамского, с чем приходилось сталкиваться у иных мемуаристов.

Причем в книге, наверное, сам того не желая, автор вывел два образа Бориса Николаевича Ельцина: один - сюжетный, более живой и деятельный, что присутствует в динамике во всех главах; и другой - портретный, более статичный и смутно улавливаемый в специально отведенной одиннадцатой главе. На мой взгляд, второй образ значительно уступает первому. В сюжетных зарисовках Ельцин понятен и знаком:

"Появление Бориса Николаевича, открытого, порой в чем-то наивного, но мужественного и честного, сильного и подчас противоречивого, готового решать все вопросы и все проблемы, вселяло в нас надежду на их действительное скорое разрешение. Мы и сами были во многом наивными, нам казалось, что теперь все плохое отступится и все нерешенное будет решаться по-разумному, по справедливости, в согласии и наискорейшим образом. Однако нам предстояла длительная, упорная, порой почти бессмысленная борьба, как будто мы не единое государство и не одно общество. Никак не могли успокоиться коммунисты".

"Вся история России усыпана обломками несостоявшихся реформ. И нужен был совершенно особый человек, чтобы еще раз поднять в России - в условиях общего кризиса и крутого исторического перелома, крушения величайшей империи, социалистического мировоззрения, идеалов и ценностей реформаторское знамя. И таким человеком тоже оказался Ельцин".

Осталось ощущение, что автор опубликовал только первую часть из написанного. Хотя он и сам такого же мнения: "И вот книга дописана. Но меня не покидает ощущение, что точку я поставил рано, что я недосказал, недовспомнил нечто действительно важное". От всей души хочется пожелать автору продолжения.