Как обеспечить технологический суверенитет России

Новая индустриализация может и должна быть масштабнее, чем даже уже заявленные на государственном уровне решения. Иллюстрация создана с помощью нейросети Kandinskiy 3.0

Технологический суверенитет стал в России почти национальной идеей. В утвержденной Указом президента РФ от 28 февраля 2024 года Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации отмечается: «В современных внешних условиях научно-технологическое развитие предполагает формирование и реализацию собственной повестки, опирающейся на национальную технологическую базу и направленной на первостепенное обеспечение технологического суверенитета страны». О механизмах достижения технологического суверенитета и роли академической науки в обеспечении этого суверенитета с ответственным редактором приложения «НГ-наука» Андреем ВАГАНОВЫМ беседует доктор экономических наук, профессор Института экономики РАН Олег СУХАРЕВ.

– Олег Сергеевич, хотелось бы для начала определиться с терминами. Технологический суверенитет – это: а) импортозамещение или б) технологическое лидерство? А может быть, это синонимы? В СМИ промелькнуло и такое: импортовозмещение...

– Российские экономисты, особенно не имеющие инженерной подготовки, сделали своим коньком копание в терминах. На мой взгляд, это уводит от подлинного понимания технологических проблем развития российской экономики.

В переводе с французского языка термин «суверенитет» означает «господство, главенство, верховенство». Если относить это понятие к технологиям, то имеются в виду собственные технико-технологические разработки, главенство в них на мировом рынке технологий. Иными словами, технологический суверенитет – это создание, разработка отечественной технологической базы, внедрение новых технологий, технологическое обновление, независимые от внешних, создаваемых вне страны технологий.

Таким образом, это и не замещение импорта, и не технологическое лидерство в чистом виде, так как этот термин не отражает существа вопроса, и уж тем более не «импортовозмещение» (термин, который требует отдельных пояснений, как и его употребление). Особо отмечу, что обеспечение технологического суверенитета предполагает создание – разработку и внедрение собственных технологий, независимость от зарубежных технологий (импортных). Точнее, отсутствие критической (сильной) зависимости.

В связи с чем замещение импортных технологий может и должно, по идее, являться выражением обеспечения технологического суверенитета. Оно происходит за счет разработки и внедрения отечественных технологий того же и даже лучшего класса по конкретным видам деятельности.

Недавно в моем институте – Институте экономики РАН прошел круглый стол по проблемам технологического суверенитета России, и «Независимая газета» дала очень краткую и весьма усеченную «справку» об этом событии («Достижению технологического суверенитета помешала терминология», см. «НГН» от 26.04.24). Из нее фактически следует, что некоторые представители научного сообщества сделали совсем не те акценты, как раз увлекаясь терминологическим спором, уточнением неких понятий. А отдельные из участников этого круглого стола и вовсе дали в принципе некорректные трактовки текущего и прошлого состояния, в частности полупроводниковой промышленности и отдельных технологий, применяемых в технологии СБИС (сверхбольших интегральных схем). Например, литография, которая бывает оптической, ионно-лучевой и рентгеновской (основные, но не все возможные варианты). Хочу напомнить: и в СССР создавались подобные установки. Другое дело, что некоторые технологии в 1990-е и нулевые годы были утеряны, а микроэлектронике России был нанесен значительный ущерб, который во многом объясняется приватизацией в отрасли.

Однако на этом же круглом столе ваш покорный слуга обозначил задачу измерения «технологического суверенитета», изменения федерального статистического учета технологического развития, технологий, с тем чтобы точнее идентифицировать наше состояние и принимать соответствующие решения. Особо было отмечено, что показатель технологического суверенитета не может быть агрегированным: оценки должны даваться по каждому отдельно взятому и рассматриваемому технологическому направлению или виду деятельности.

Агрегация в индекс скрадывает представления об уровне технологического развития и технологическом суверенитете. К сожалению, именно она предлагается некоторыми научными работниками и чиновниками, которые далеки от понимания существа технологии и технологического развития.

Более того, отсутствует понимание, что затраты на НИОКР и их наращение могут не дать технологического продвижения и по ним нельзя судить об уровне технологического развития, как и нельзя оценивать высокопроизводительные места по уровню заработной платы в общей ее величине или с превышением некоего вводимого норматива (либо добавленной стоимости), что делалось согласно приказу Росстата от октября 2017 года.

Эти позиции стоит донести до общественности, и я вам благодарен и за это интервью, и за этот вопрос, который звучит первым и касается понятий, а по сути, задачи определения и измерения технологического суверенитета.

Так вот, общий вывод. Технологический суверенитет можно будет адекватно измерять, когда можно будет так же адекватно измерять уровень технологичности экономики и ее подсистем. В общем смысле он может предполагать прямой способ измерения, который и был предложен на упомянутом круглом столе в Институте экономики РАН вашим покорным слугой. Это – отношение числа отечественных технологий к числу импортных в данном конкретном технологическом направлении. Если импортные отсутствуют, то показатель равен общей величине отечественных технологий. Он имеет смысл только в рамках этого конкретного направления. В одном направлении мы можем обладать суверенитетом, но в ряде других – нет. Что реально и происходит.

Там, где суверенитет обеспечен, нужно его отстаивать и наращивать – это иная задача, нежели задача обеспечения суверенитета там, где он отсутствует и зависимость от зарубежных технологий высока. Здесь нужно осуществлять разработку своих технологий, которые вытесняли бы импортные, это и есть импортозамещение, но технологий. А сам процесс обеспечения технологического суверенитета предполагает создание и ввод технологий, что шире, нежели замещение импортной уже существующей отечественной технологией.

– Технологический суверенитет – это прежде всего военно-технологический суверенитет? То есть способность обеспечить военно-промышленную независимость страны...

– Военно-промышленная независимость России, на мой взгляд, обеспечена. Здесь нужно защищать суверенитет, не давать украсть технологии и далее наращивать разработки – они полностью отечественные. Это и подтверждает сказанное мной выше, что по оборонной тематике мы во многом суверенны – в подавляющем числе направлений (если не во всех!). А вот в гражданских видах деятельности, в каждом отдельном ее виде возникает своя по масштабу задача технологического обновления с вытеснением зависимости от импортных технологий. Кстати, принятое 15 апреля 2023 года постановление правительства № 603, подписанное премьер-министром Михаилом Мишустиным, прекрасно показывает те продуктовые приоритеты, которые составляют основу для обеспечения технологического суверенитета. В нем вводятся понятия проектов технологического суверенитета, которые определены в отраслевой привязке, и проектов структурной адаптации. Первые направлены на создание и обновление производственных мощностей и технологий. Вторые – на создание и обновление инфраструктуры с перечислением конкретных продуктовых позиций и перечнем инфраструктурных объектов, подлежащих строительству или модернизации.

Олег Сухарев: «Главное – сформировать высокотехнологичный государственный сектор – этого приоритета нет. Но он должен быть, без него опережающее движение будет проблематичным».  Фото автора

Таким образом, конечно, оборонные задачи – первичны в технологической области и задают своеобразную моду и планку в области технологического развития страны. Так было в советский период, так, в общем-то, сохраняется и в современной России. Без этого так называемого первичного технологического суверенитета все остальное не имеет большой силы. Когда обеспечен этот суверенитет, далее можно переносить задачи на гражданские области.

Возможны ситуации, когда военного суверенитета нет, но имеется гражданский. Однако такие сценарии, которые вероятны для неких стран (по крайней мере теоретически как минимум), не нужны России по определению, исходя из природы и назначения нашей страны. У нас гражданский суверенитет по технологиям не может быть высоким без оборонного технологического суверенитета. В противном случае внешние недруги быстро свернут гражданскую суверенизацию, модифицируя это развитие в свою пользу.

– Все импортозаместить, наверное, невозможно. Говорят о критических технологиях. (Кстати, а чем они отличаются от сквозных?) Это распространенная ситуация. «В повседневной жизни люди довольно точно понимают большинство вещей, пока их не попросят определить их; и если их не спрашивают, то необходимость определять не возникает вообще», – замечает социолог Зигмунт Бауман. Существует ли понимание, какие именно технологии являются критическими (сквозными)?

– Все импортировать невозможно, хотя по отдельным направлениям и можно было бы, как это было присуще и для России, когда зависимость составляла 100% импорта каких-то изделий, оборудования и проч. Сейчас модно говорить, что, дескать, все заместить невозможно, то есть импорт надо бы оставить, и параллельный импорт оказался как раз кстати. Первым делом разрабатывали именно его списки, а уж потом списки того, что надо бы заместить, а еще лучше создать, воссоздать, развернуть производство.

На мой взгляд, эту идею лоббировали представители сложившейся «импортной инфраструктуры» и неолиберальных экономических кругов. Как и зависеть можно на 100%, так же и заместить можно и нужно в ряде направлений на эти 100%. А вот в каких направлениях и как – это задачи совершенно иной плоскости. Но своим ответом я пытаюсь сбить никудышную сложившуюся риторику и спекуляции в области вопросов технологического суверенитета России. Конечно, какая-то доля импорта по некоторым направлениям будет сохраняться какое-то время, и этот процесс может перманентно возникать по отдельным видам деятельности.

Чтобы обеспечить технологический суверенитет, требуется иметь суверенитет в области финансов, науки и образования. Эти три составляющие принципиальны, и по каждой из них у нас имеются неснятые виды зависимостей, нет самостоятельности в развитии, остается привязка к внешним правилам – институтам в оценке науки и образования и функционировании этих подсистем экономики.

Указ президента РФ от 7 июля 2011 года № 899 в редакции от 16.12.2015 года устанавливал список критических технологий – 27 позиций. Указом от 28 февраля 2024 года № 145 утверждена Стратегия научно-технологического развития РФ.

Эти документы отражают набор действий в направлении реализации критических технологий в России, под которыми обычно понимают технологии высшего класса, отражающие первостепенные научные исследования, заканчивающиеся созданием такого рода технологий, которые имеют стратегическое оборонное значение, обеспечивают защиту и суверенитет страны, все виды суверенитета – военный, экономический, технологический и т.д. Критическая значимость таких технологий задана их наукоемкостью, первостепенностью, значением для обороны и конкурентоспособности государства во всех смыслах.

Насколько я помню, список этот был введен в 2002-м, а еще ранее существовали так называемые макротехнологии – и тоже был их список еще во второй половине 1990-х годов. Потом была редакция 2006 года и т.д. – до 2011 и 2024 годов. Так что и представления имеются, и список имеется. Другой разговор, что он изменяется, и это уже вопрос к государственному управлению, преемственности решений и обоснованности позиций. Понимание критических технологий имеется, как и разработка их в России.

Под сквозными (это модное слово появилось не так давно) обычно понимают ряд технологий, с которыми связано функционирование некоторых приоритетных отраслей, научно-технических направлений и высокотехнологичных рынков. Названия множатся, но, конечно, они перекрещиваются, поскольку к сквозным относят следующие технологии: большие данные; нейротехнологии и искусственный интеллект, системы распределенного реестра, квантовые технологии, новые производственные технологии, промышленный интернет, компоненты робототехники и сенсорика; технологии беспроводной связи, технологии виртуальной и дополненной реальности. Это – из программы «Цифровая экономика в РФ» от 2017 года. Термин «сквозные» связан с тем, что технологии такого класса охватывают несколько отраслей и видов деятельности, а критические не обязательно должны обладать таким свойством. В этом состоит важная разница между терминами.

Масштаб же работ как по критическим, так и по сквозным технологиям должен быть расширен на порядки, вероятно, как и сам перспективный список таких технологий.

– Не попадаем ли мы в логическую ловушку: инновационное оборудование для суверенных технологий приходится делать на устаревшей промышленной базе. Скажем, статистика отмечает высокий уровень импортозависимости – например, в станкостроении до 85–90%, в сфере фармацевтики, информационных технологий и программного обеспечения – до 60–70%...

– Более того, такие же неутешительные цифры мы имеем для приборостроения, медицинского оборудования, специальной технологии и других.

Но логической ловушки здесь нет. Необходимо создавать новые средства производства – отечественные, интериоризируя импортное оборудование, модифицируя его и приспосабливая для серийных производств отечественных разработок (продуктов). Иного не дано. Мы имеем то, что имеем на сегодня, а из воздуха ничего сделать нельзя. Поэтому придется отталкиваться от разрушенной фондовой базы, лишь воссозданной в некоем масштабе по отдельным направлениям, – и создавать ее заново по многим видам производства, включая станкостроение и фармацевтическую отрасль, а также медицинское машиностроение, приборостроение, микроэлектронику, специальную технологию – как сектор. Уповать на частные инвестиции в создании новых мощностей бессмысленно, процесс должен быть генерирован государством, а частника – подключать далее с его капиталами под его интерес и, может быть, с годами частичную приватизацию с частью прибыли для него за счет существенных вложений в развитие и создание производств (с гарантиями от государства), но с контролем формирующихся внутренних рынков, иначе они также рухнут в ходе очередных волн приватизации. Главное – сформировать высокотехнологичный государственный сектор – этого приоритета нет. Но он должен быть, без него опережающее движение будет проблематичным и растянется на сроки, превышающие жизни и вашу, и мою, а может быть, и наших детей.

В целом я доволен последними решениями властей, касающимися новой индустриализации и стратегии технологического развития, поскольку взяты предложения Российской академии наук, например академика Сергея Глазьева, вашего покорного слуги и многих других. Даже такое техническое решение, как подчинить Высшую аттестационную комиссию, ВАК, Академии наук, я предлагал еще в 2006–2008 годах, о чем имеются публикации. Серия предложений по запуску реального контура производства с замкнутым инновационным циклом также находит отражение в правительственных решениях сегодня. Я могу это только приветствовать.

Когда Валентина Ивановна Матвиенко, председатель Совета Федерации, обращалась в рамках 300-летия РАН в феврале этого года к президенту РАН Геннадию Яковлевичу Красникову: «Мы ждем от академии результатов», – так вот они, по экономической части, уже в правительственных документах! Об этом не принято говорить, никто и не говорит, но авторы-то предложений могут и должны на это указать и сожалеть только о потерянных годах, в течение которых их предложения не принимались и даже не рассматривались. В этом состоит проблема современного аналитического управления.

Однако новая индустриализация может и должна быть масштабнее, чем даже заявленные решения. И это предлагалось и предлагается, в частности, вашим покорным слугой уже более полутора десятков лет, с 2006–2008 годов.

– В 20–30-е годы ХХ столетия индустриализация осуществлялась за счет жесточайшей модели мобилизационной экономики. Практически неограниченные ресурсы рабочей силы, директивное планирование. Сейчас без этого можно обойтись? Есть такие экономические модели?

– В 1920–1930-е годы была иная система управления социалистической страной, хорошо развита функция планирования, что позволяло управлять переброской ресурсов, контролировать этот процесс и достигать целей, делая небывалый рывок в экономической истории. Это подтверждается не только свидетельствами, в частности, английских экономистов – супругов Уэбб или, скажем, Джоном Мейнардом Кейнсом, посетившим тогда Россию, но и статистикой.

Сегодня мы имеем капиталистическую систему, соответствующее ей управление при сниженной, мягко говоря, функции планирования. Поэтому равнозначная мобилизация вряд ли возможна при такой системе управления. Она может понадобиться при изменении нынешней обстановки в ближайшие годы, при развязывании в отношении России дальнейших недружественных действий. И это потребует смены режима управления с повышением аналитической и плановой функций.

Конечно, обострение ситуации потребует централизации управления со всеми вытекающими последствиями. Поэтому невозможно обойтись без методов решения важных задач жизнеспособности, сводимых к организации, планированию, координации мотивации и контроля. Это функциональная база государственного управления. У нас привыкли принимать решения местного значения, не заглядывая дальше своего носа, что относится и к кадровым назначениям.

– Принятая Стратегия научно-технологического развития до 2030 года – насколько научно обоснованы заявленные в ней цели? Скажем, Институт экономики РАН принимал участие в ее разработке? Или это опять благие пожелания, директивное планирование?

– Эта Стратегия научно-технологического развития, утвержденная в феврале 2024 года, фактически создавалась при деятельном участии РАН. В частности, член-корреспондент РАН, заместитель президента РАН Владимир Иванов организовал группу под названием «Технологическая инициатива». Обсуждения в рамках этой группы – а я участвовал в двух ее заседаниях по приглашению – легли в основу указанной Стратегии. Насколько мне известно, отдельные исследователи приглашались в эту группу из нашего Института экономики РАН. Но в масштабном каком-то виде институт не принимал большого участия в создании этой Стратегии. Скорее это была деятельность Президиума РАН и координации многих институтов РАН под инициативой Владимира Иванова. Конечно, хотелось бы видеть лучшую ресурсную проработку позиций этой Стратегии и программные вещи по отраслям, национальным проектам, которые включали бы технологическую модернизацию.

Насчет благих пожеланий скажу так. Отчасти это имеет место, но как документ это нужный инструмент для дальнейших шагов в области технологического развития. Нужны кадры, создание фондов, разработка технологий и техники, аппаратных и программных средств, общая координация усилий по технологическому обновлению экономики как системы в виде ее промышленности, сельского хозяйства, строительства, других секторов и отраслей.

Цели всегда нормативны, но они должны быть измеримы, качественно и количественно определены, подкреплены ресурсами и кадрами. В этом, если угодно, научное целеполагание отличается от ненаучного. При научном целеполагании цель должна быть адекватна, потенциально достижима, необходимо предполагать движение к ней. Следовательно, нужны рубежные показатели, в случае их недостижения требуется анализировать причины и последствия. Думаю, что такую работу следует инициировать, поскольку она по факту слаба в рамках государственного управления в России. Директивного планирования у нас сейчас нет. Но не развита функция планирования как таковая в принципе, к глубокому моему сожалению, со всеми ограничениями, которые порождает такая дисфункция управления при слабости плановой работы.

– Насколько это новое для России явление – борьба за технологический суверенитет?

– Может показаться удивительным, но явление не новое. Государственная задача поставлена совсем недавно, но само явление не новое. СССР создавал собственную технологическую базу, ставя цель обойти Запад, причем не только в оборонных технологиях, где это удавалось, но даже и в гражданских направлениях, где было велико отставание.

В российской научной литературе, в частности в журнале «Вопросы экономики», была как-то статья Яноша Корнаи о том, что, дескать, по научно-техническому развитию СССР сильно уступал Западу и постоянно отставал в технологическом плане. Это не соответствует действительности и не учитывает всего набора обстоятельств научно-технического развития нашей страны – прогрессивного развития и буквально рывка по многим направлениям. Равновесные модели экономики, как и методы решения задач вокруг этих точек, давно ушли в прошлое, как, надеюсь, и мнение, на мой взгляд, ангажированного антисоветчика Яноша Корнаи. Его точка зрения не имела и не имеет научных и, что еще важнее, статистических оснований. Их адепты, несмотря на высокие научные награды, не смогли дать убедительных рецептов или объяснений, происходящих под влиянием технологий кардинальных изменений, обесценивающих ими же созданные равновесные схемы, модели и подходы.

Сегодня определяет итог конкурентной борьбы «технологическая гонка». Причем она показывает, что связь больших затрат на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) и технологий на новых принципах фактически отсутствует. Так, США имеют в 10–20 раз большие затраты на НИОКР, но технологию гиперзвуковых ракет не создали, не применили, как и двигатели на новых физических принципах. А Россия с меньшими вложениями реализовала такие решения в конкретных проектах. Более того, наша страна продемонстрировала их на практике в виде готовых изделий и применяемых технологий.

Технологические изменения существенно трансформируют многие соотношения в экономике и обществе, часто непредсказуемым образом. Поэтому в такой неустойчивой динамике задача обеспечения суверенитета и защиты независимости страны – это главное, так как на мировой арене имеются агенты, которые не остановятся в применении новой военной технологии, при ее создании первыми, как это уже было 6 и 9 августа 1945 года. Об этом всегда нужно помнить, сохраняя национальные подходы в области развития науки и всех видов образования. Вот где должны быть суверенные технологии и все правила!

Таким образом, мы боролись за технологическое первенство в советский период. После распада СССР мы были лишены именно техники, производств и технологий. Причем нас лишали этого намеренно извне. Теперь надо снова браться за возрождение индустриальной и технологической базы суверенного развития России.