Маджали Уахаба: из прошлого в будущее

Маджали Уахаба и Ариэль Шарон

М.Ф.: Господин Уахаба, Ваша деятельность имеет огромное значение для будущего всего Ближнего Востока, но при этом о Вас практически ничего неизвестно широкой публике. Расскажите, пожалуйста, о себе и Вашей семье, которая, как известно, происходят из района Джабаль-Друз, на юге современной Сирии.

М.У.: Мой отец, которого звали Афаш Уахаба, действительно родился в том районе, где испокон веков проживает друзская община. В 1925 году, когда вспыхнуло восстание друзов против французских властей, ему исполнилось 17 лет. Тогда он впервые узнал, что такое настоящая война и национально-освободительное движение. Французы использовали всю военную мощь колониального режима при подавлении этого восстания. В столкновениях погибли мой дядя и дед, и естественно, что отец также принял в них участие. Таким образом, он уже в те годы осознал, что в жизни необходимо бороться ради достижения своих целей. Впоследствии англичане создали национальные воинские соединения, в том числе и друзские, и мой отец поступил к ним на службу. В 1947 году его отряд был дислоцирован в северной части современного Израиля. Когда же, год спустя, началась война, иракцы распространили в Джабаль-Друзе слухи о том, что евреи всячески притесняют друзов Палестины и даже изгоняют их из родных деревень. Многие решили прийти на помощь своим соплеменникам и принять участие в войне. Мой отец, имевший с юных лет богатый военный опыт, отправился вместе с ними. В общей сложности друзских добровольцев насчитывалось 800 человек, и они приняли активное участие в боях, в частности тяжелейшем сражении в районе Рамат-Йоханан (к западу от Кирьят Аты. - М.Ф.). Тогда же мой отец обратил внимание, что еврейские бойцы сражаются даже с большей смелостью и самоотверженностью, чем опытные друзские добровольцы. Кстати, в бою под Рамат-Йохананом погиб единственный брат Моше Даяна. И в конце концов, именно Даян обратился к друзам, чтобы выяснить, ради чего они принимают участие в этой войне. Когда же они заявили, что пришли на помощь своим соплеменникам, Даян ответил, что у евреев самые добрососедские отношения с друзской общиной, а слухи об их притеснении - всего лишь иракская дезинформация. Тогда друзские добровольцы решили послать нескольких своих представителей на переговоры в кибуц Рамат-Йоханан. Среди них был и мой отец. В ходе последовавших переговоров Моше Даян сказал им: "Давайте не будем говорить о погибших, их было достаточно с обеих сторон, у меня самого погиб единственный брат. Обсудим лучше, что будет дальше". Они проговорили целую ночь и сошлись на том, что те друзские добровольцы, которые желают, могут беспрепятственно вернуться в Сирию, а те, что захотят, могут остаться. После этого брат отца сказал ему: "Останемся. Если нам не понравится, мы всегда сможем вернуться". Вместе с ними остались в Израиле еще 80 человек, которые впоследствии составили костяк первого друзского соединения ЦАХАЛа. Это не было дезертирство, поскольку они не бежали из регулярной сирийской армии.

Затем мой отец поехал в Сирию, откуда вернулся уже со своей невестой - моей матерью (некоторые родственники Маджали живут в Сирии до сих пор. - М.Ф.). Они поселились в деревне Бейт-Джан (к западу от Цфата, в Верхней Галилее, где Маджали Уахаба по-прежнему проживает со своей семьей. - М.Ф.).

В ЦАХАЛе мой отец прослужил до 60-х годов. Все эти годы его главной целью было обеспечить своих детей высшим образованием. И ему это удалось. Он не оставил в наследство мне, моим братьям и сестрам ни земельных угодий, ни дорогого имущества, но от него мы переняли житейскую мудрость. Мы все также получили хорошее образование. Мне, например, он посоветовал после окончания средней школы не идти сразу в армию, а поступить в университет. Отец учил меня не останавливаться ни перед какими трудностями и, несмотря не на что, идти вперед. Имея хороший аттестат зрелости, в 1972 году я был принят в Иерусалимский университет. При этом, в результате определенной дискриминации, мы жили в очень тяжелых социальных условиях. Друзы, как и еврейское население, служили в армии, то есть мы имели одинаковые обязанности, но права - разные. Так, например, когда я учился в школе, у нас даже не было электричества. Оно появилось лишь в 1974-1975 году. Однако, несмотря ни на что, я окончил университет в 1976 году и призвался в армию.

Так как у меня уже было высшее образование, с самого начала меня направили на офицерские курсы. В то же время мне было предложено продолжить службу в аналитическом отделе армейской разведки. Но поскольку мне не хотелось всю свою службу заниматься скучной канцелярской работой, я избрал десантные войска. Там прошла вся моя армейская служба, с 1976 года и до 1995-го. Я прошел путь от комвзвода до командира десантной бригады (Маджали Уахаба - полковник в отставке. - М.Ф.).

В период ливанской кампании "Мир Галилее" (июнь 1982 г. - июнь 1985 г. - М.Ф.) я занимал должность командира роты. Через год после ввода ЦАХАЛа в Ливан меня назначили военным комендантом Тира и 125 прилегающих к нему деревень. Моим принципом была открытость и готовность к диалогу со всеми религиозно-этническими общинами. Я также все время стремился донести до местных жителей, что мы пришли в Ливан не навсегда. Палестинские террористические группировки угрожали безопасности северных районов Израиля, и поэтому Иерусалим был вынужден пойти на эту кампанию. И пока мы находились там, я пытался решать любые проблемы местного населения, в том числе и палестинцев. Приходилось уделять внимание социальным и межобщинным проблемам. Конечно же, очень помогало знание арабского языка, обычаев и традиций. Нередко ко мне приходили люди даже из других, более отдаленных районов страны. Большинство местных жителей относились к нам тогда, еще вполне благоприятно. Нас не воспринимали в качестве врагов, и поэтому я всячески пытался помогать им. Потом, когда мне пришлось покинуть Тир, многие ливанцы искренне сожалели об этом. С некоторыми из них у меня сохранились связи и в дальнейшем.

На должности коменданта Тира я пробыл в общей сложности полтора года, а впоследствии, получив звание майора, был назначен командующим Западным сектором "зоны безопасности". В этот период наиболее часто мне приходилось общаться с представителями шиитской общины. Хочу отметить, что отношения с ними отличались взаимопониманием и уважением. Кстати, моя диссертация на соискание второй степени была посвящена именно ливанским шиитам. Таким образом, моя армейская деятельность с 1982 года и до конца, так или иначе, была связана с северными рубежами нашей страны. Одновременно я получил степень магистра по востоковедению.

М.Ф.: Ваш младший брат Камиль в описываемый период также служил в Ливане. Расскажите, пожалуйста, подробнее о ситуации там в то время.

М.У.: Да, в период нашей службы в Ливане обстановка там принципиально отличалась от последующих лет. Тогда инициатива была постоянно в наших руках. Все зависит от стратегической линии. Например, тогда на один выстрел с их стороны мы отвечали очередью из пятнадцати. И они знали, что их спокойствие и безопасность зависят в первую очередь от них же. Позже стратегическая линия изменилась. Подход - "любой ценой предотвратить гибель и ранения солдат" - обошелся нам слишком дорого.

В 1995 году, в возрасте 39 лет, я решил закончить свою армейскую карьеру. Тогда МИД искал офицеров ЦАХАЛа, подходящих для дипломатической работы. Я успешно прошел все экзамены. Однако когда мое личное дело попало к Йоси Бейлину (один из лидеров левого крыла партии "Авода"; до июля 1995 года являлся заместителем министра иностранных дел. - М.Ф.), кто-то ему нашептал, что мой брат входит в окружение Ариэля Шарона (Самир Уахаба - бывший советник Шарона по вопросам нацменьшинств. - М.Ф.). Поэтому они решили, что я ставленник "Ликуда", и из-за этого мне так и не удалось попасть в министерство иностранных дел.

Не попав в МИД, я был назначен на должность руководителя Управления безопасности дорожного движения. У меня не было в этой области совершенно никакого опыта, но все равно за год мне удалось свершить настоящую революцию. Я значительно улучшил положение арабского сектора, а также начал использовать СМИ для успешной работы своего ведомства и многое другое. Так бы и продолжалась моя работа в этом Управлении, если бы не Ариэль Шарон.

М.Ф.: Насколько известно, к этому времени вы уже были давно знакомы.

М.У.: Да, действительно, мы уже длительный период поддерживали дружеские отношения. Мы познакомились еще в первой половине 80-х годов. Очень быстро между нами завязались близкие отношения, и Арик нередко бывал у нас дома. Часто мы обсуждали различные вопросы безопасности и политики. Хочу отметить, что у Шарона, есть очень важное качество - он не только умеет внимательно выслушать собеседника, но обычно также записывает для себя существенные детали разговора. Арик также умеет выслушать правду, какой бы она ни была, и всегда с уважением относится к тем людям, которые с ним работают.

Так вот, в июне 1996 года Шарон обратился ко мне с предложением перейти к нему в министерство национальной инфраструктуры. Естественно, я принял это предложение и стал ответственным за связи с арабскими странами в его министерстве. Таким образом, мне снова пришлось начинать все заново на новом месте.

В первую очередь нужно было развивать уже существующие связи с арабскими странами. В прошлом я имел определенное отношение к израильско-иорданским отношениям. Дело в том, что в октябре 1994 года Ицхак Рабин пригласил всего двух человек из Бейт-Джана на церемонию подписания мирного соглашения с Хашимитским королевством - моего брата Самира и меня. Рабин вообще видел в нашей семье модель для подражания (14 членов семьи Уахаба сделали блестящую карьеру в рядах ЦАХАЛа - М.Ф.).

В один прекрасный день у меня дома зазвенел телефон. Поднимаю трубку - на проводе секретарь короля Иордании Хусейна. "Приезжай как можно скорее в Амман", - говорит он. Я, естественно, сообщил об этом Шарону и, обсудив с ним основные детали предстоящих переговоров, отправился в иорданскую столицу.

И вот я уже в королевском дворце, сижу, пью турецкий кофе с секретарем хашимитского монарха. Вдруг он мне говорит: "Сейчас у тебя будет аудиенция с братом короля, наследным принцем Хасаном". А я ему: "Какая аудиенция? Этого нет в программе визита" (и тут мой собеседник неожиданно замолчал. - М.Ф.).

М.Ф.: И что же было дальше, Вы пошли?

М.У.: Ну а что мне еще оставалось делать, пошел, конечно. Прихожу я к нему, а там кроме самого Хасана целая гвардия министров и всяких важных чиновников: глава королевской канцелярии, министр иностранных дел, а также министр промышленности и торговли. И я ни с кем из них незнаком! И чтоб вы знали, есть такой арабский обычай, если кто-то тебе импонирует, то даже при знакомстве ты с ним должен поцеловаться. Или нет. И как я только появился, наследный принц меня сразу же расцеловал и усадил рядом с собой. После этого я представился. В ходе оживленной беседы мои собеседники проявили огромный интерес к персоне и деятельности Ариэля Шарона. При этом они вспомнили его высказывания 70-х годов - о создании палестинского государства на территории Иордании. Я объяснил, что тогда в нашем регионе была иная политическая ситуация. С тех пор реалии изменились, изменился и сам Шарон. Тем более он признал, что ошибался тогда. Кстати, именно благодаря этому мы сумели открыть новую страницу в наших отношениях. Минут через 45 Хасан отпустил всех помощников и министров, и мы с ним остались одни. Хочу подчеркнуть, что наследный принц оказался чрезвычайно интеллигентным и образованным человеком. Он очень хорошо разбирается в истории и расстановке сил на Ближнем Востоке, а также во всех нюансах арабо-израильского конфликта. И еще одна характерная черта принца - когда он смеется, и смеется от души, то его звонкий смех разносится по всему королевскому дворцу.

По окончании нашей встречи Хасан вышел на улицу и самолично проводил меня до автомобиля. Такое происходит крайне редко - все-таки речь идет о наследном принце, втором человеке во всем королевстве. С того дня между нами завязались теплые, дружеские отношения, которые продолжаются до сих пор. Однако на этом мой визит в Амман не закончился. Спустя несколько часов мне предстояла аудиенция с самим хашимитским монархом. Я немного нервничал, ведь до этого с королями мне встречаться никогда не приходилось. К тому же секретарь короля предупредил, что беседа с Хусейном - самая важная часть визита. "Если ты продержишься 20 минут, то можешь спать спокойно. Но если ты пробудешь у него больше, то считай, что стал во дворце своим человеком", - доверительно сообщил он мне. От таких слов я не стал волноваться меньше. Когда же, наконец, я вошел в апартаменты короля Хусейна, то он сам принялся меня успокаивать. "Сын мой, чувствуй себя не как с королем, а как со своим другом", - мягким голосом проговорил он. И когда мы начали разговор, я понял, что его величество тщательно подготовился к этой встрече. Так, например, ему было известно, что все мои братья имеют офицерские звания и занимают высокие должности в ЦАХАЛе.

Наш разговор продолжался... целых три часа. Мы обсуждали самые разные темы и, конечно же, вновь вспомнили Арика. Очень сильное впечатление на короля произвел тот факт, что из всех израильтян Шарон выбрал не еврея для столь ответственной и важной миссии. После той нашей длительной беседы, между Шароном и королем Хусейном установились доверительные и близкие отношения. Это очень помогло нам впоследствии и в обычной работе, и в кризисных ситуациях. Более того, мы сумели в рамках министерства национальной инфраструктуры реализовать многочисленные совместные проекты в области промышленности и экономики.

М.Ф.: Господин Маджали, насколько известно, Вы также установили весьма тесные отношения с тогдашним главой Службы общей разведки Иордании Самияхом аль-Батихи.

М.У. (с нескрываемым удивлением): Да...

М.Ф.: Вы не могли бы рассказать об этом подробнее.

М.У.: Нет. Самиях Батихи верой и правдой служит своему народу и отечеству.

М.Ф.: Насколько известно, Вы вместе с ним сыграли очень важную роль в разрешении октябрьского кризиса 1997 года (после неудачной попытки сотрудников "Мосада" ликвидировать в Аммане одного из лидеров ХАМАСа Халеда Машаля. - М.Ф.).

М.У.: Король Хусейн способствовал разрешению этого кризиса - все остальные лишь выполняли его распоряжения. Так что решающую роль в развитии иордано-израильских связей безусловно сыграл хашимитский монарх. Именно ему мы должны быть признательны за те теплые и добрососедские отношения, которые до сих пор связывают наши страны и народы.

М.Ф.: Расскажите, пожалуйста, о Ваших контактах с другими арабскими странами, кроме Иордании.

М.У.: Конечно, мы уделяли внимание и другим государствам региона. Так, например, в период правительства Нетаниягу я и Натан Щаранский (лидер партии ИБА; в тот период министр промышленности и торговли. - М.Ф.) приняли участие в общерегиональной экономической конференции в Катаре. Там прошли встречи со многими высокопоставленными представителями арабских стран.

М.Ф.: Могли бы Вы подробнее рассказать, с какими именно государствами Вы развивали отношения в тот период?

М.У.: С Катаром, например, и Саудовской Аравией (длительная пауза).

М.Ф.: Саудовской Аравией?! Можно поподробнее?

М.У.: Знаете, есть вещи, о которых лучше не говорить вслух.

М.Ф.: И все-таки?

М.У.: Я сегодня связан... то есть, существует взаимопонимание с людьми на самом высоком уровне...

М.Ф.: В Эр-Рияде?

М.У.: Да... Саудовская Аравия - страна, играющая очень важную роль в регионе.

М.Ф.: Замечу только, что Эр-Риад - главный спонсор "интифады Аль-Акса". В октябре прошлого года саудиты обязались перевести палестинскому руководству 250 миллионов долларов, в ноябре предоставили автономии 30 миллионов, а в декабре принц Абдалла объявил о выделении еще 26 миллионов. Завтра-послезавтра "Исламский банк развития" (штаб-квартира в Джедде, крупнейший пайщик банка - СА) должен сообщить о выделении палестинцам дополнительных 300 миллионов. К тому же Саудовская Аравия является одним из главных спонсоров ХАМАСа.

М.У.: (запинаясь) Ты должен их понять, это очень богатое государство, имеющее свои собственные интересы. Ведь Россия тоже была мировой державой, финансировала и обучала людей, воевавших с нами. Здесь нет противоречия.

М.Ф.: Значит, у нас нет никакой проблемы поддерживать отношения с государством, не признающим Израиль и занимающим ярко выраженную антиизраильскую позицию?

М.У.: Нет, мы не собираемся сейчас открывать там свое посольство и устанавливать с ними дипотношения. Но нужно учитывать, что в Саудовской Аравии понимают, где проходит "красная линия". Если завтра палестинская администрация примет решение о начале войны, саудиты воспрепятствуют этому. Например, во время войны в Персидском заливе Эр-Рияд и Арафат занимали противоположные позиции.

М.Ф.: Да, именно поэтому в качестве противовеса ООП, поддержавшей Саддама Хусейна, Саудовская Аравия увеличила финансирование ХАМАСа.

М.У.: Да, но это Ближний Восток. Не жди, что арабская страна начнет жертвовать деньги евреям. Иначе террор будет у них... Наше преимущество сегодня заключается в том, что к Ариэлю Шарону относятся с уважением.

М.Ф.: В том числе и саудовцы?

М.У.: Все. Вот, например, я сейчас был в одной мусульманской стране, с которой у нас нет дипломатических отношений.

М.Ф.: В Юго-Восточной Азии?

М.У.: Да... Так вот, во время визита в министерство обороны, я встретился с одним генералом, занимающим очень высокую должность. В прошлом он, еще в звании капитана, служил в частях ООН, разделявших израильские и египетские войска на Синайском полуострове. И когда ему представили меня как помощника Шарона, так он встал и отдал мне честь.

М.Ф.: Значит, если я все правильно понял, к Ариэлю Шарону относятся с уважением и благосклонностью практически во всем мусульманском, и тем более арабском мире. Если так, то почему же публичные высказывания арабских политиков о Шароне в период предвыборной кампании и после нее носили крайне негативный характер? Это касается и Иордании. Иорданские СМИ в связи с избранием Шарона вообще говорят о региональном конфликте и призывают к объединению арабских стран перед общей угрозой. Как Вы это объясняете?

М.У.: Очень просто. Во многих арабских странах действительно не знали Шарона. В то же время, их руководство должно было сформировать по отношению к Арику собственную позицию. При этом они наблюдали за выступлениями левых израильских лидеров, публикациями в израильской прессе о Сабре и Шатиле, о том, что Шарон - это война. Хотя на самом деле, что такого ужасного совершил Ариэль Шарон - человек, который защищал свой народ и свою родину?!

В настоящее время в арабском мире преобладает, как минимум, терпимое отношение к Шарону. Арабские лидеры не собираются сводить с ним старые счеты, а выражают готовность дать ему шанс и уже после этого судить о нем по практической деятельности. Тем более что наши соседи очень хорошо знают, что Ариэль Шарон всегда держит свое слово. К тому же, я хочу подчеркнуть, что, например, с палестинским руководством он провел в переговорах больше времени, чем большинство израильских политиков.

М.Ф.: Когда именно Вы возобновили свою активную дипломатическую деятельность?

М.У.: Я ее не прекращал. При нынешнем правительстве во мне не нуждались, поскольку Барак предпочитал работать исключительно со "своими" людьми. Но я сохранял отношения с арабским миром, в том числе с Палестинской автономией и Иорданией. Я входил в руководство частной компании "Peace Projects", которая специализировалась на совместных проектах. Естественно, что все это время я также продолжал поддерживать тесные контакты с Ариэлем Шароном.

25 сентября прошлого года он был на свадьбе моего племянника. Арик отозвал меня в сторону и спросил: "Ты бы сейчас согласился на правительство национального единства?" Я ответил утвердительно.

"На какую должность?" - "Министра финансов и вице-премьера". После этого он мне сообщил, что на этот же день у него запланирована встреча с Бараком.

М.Ф.: Какова ситуация с Вашим назначением сейчас?

М.У.: Сейчас процесс формирования кабинета оказался в центре партийных интересов. В любом случае, понятно - Арик заинтересован, чтобы я продолжал с ним работать. Но я сказал ему: "Ты поднялся на ступень выше, почему я должен оставаться на том же месте?" Я знал, что Шарон достигнет своего нынешнего положения. Ради этого я мотался из страны в страну, встречался с лидерами... Сколько нас запугивали Шароном, говорили о бомбоубежищах и о войне! А после выборов Арафат позвонил и передал поздравительную телеграмму...

М.Ф.: Через Вас, насколько известно.

М.У.: Да.

М.Ф.: Вы лично с ним встречались?

М.У.: Я бы предпочел, не... Ладно, ты знаешь, что мы поддерживаем постоянный контакт. Кроме него, также с Абу-Аллой (председатель палестинского парламента.- М.Ф.) и Абу-Мазеном (заместитель Арафата. - М.Ф.). И что самое главное - они доверяют Шарону. Аналогичная ситуация с лидерами арабских стран.

М.Ф.: Вы говорите о доверии. Однако при этом Вы представляете не только Шарона, но и государство...

М.У.: (перебивает) Я пока что ничего не представляю.

М.Ф.: Иншаалла (с божьей помощью - по-арабски)! Как можно говорить о каком-то доверии к Израилю стран и народов Ближнего Востока, когда мы оставили на произвол судьбы практически всех наших союзников - начиная с иранского шаха Реза Пехлеви и до армии Антуана Лахада и палестинцев, сотрудничавших с ШАБАКом?

М.У.: Да, я согласен, мы действительно просто бросили ЦАДАЛ на произвол судьбы. То был классический пример безответственности.

М.Ф.: А иранский шах, палестинские коллаборационисты?

М.У.: Да, я согласен. Это так.

М.Ф.: И так Израиль выглядит в глазах всего региона. Это имидж государства.

М.У.: Да, но сегодня к Шарону относятся иначе! Ему действительно доверяют. Более того, во время переговоров между Шароном и покойным королем Хусейном никакие соглашения не были подписаны на бумаге, все договоренности заключались исключительно устно. Потому что его слову в арабском мире верят.

Данное интервью опубликовано только в сетевой версии "НГ"