Борис Минаев
Валерия Новодворская. Поэты и цари. – М.: АСТ, 2009. – 444 с.
Честно говоря, я не очень понимаю, почему некоторые люди настолько не переносят Новодворскую. Чем она их так раздражает. Тем, что не вписывается в стиль эпохи, такой легкий, прикольный, «безбашенный»? Да пошел он к черту, этот стиль. Тем, что она живет всерьез? Да пусть хоть кто-нибудь так живет, хоть один человек в нашей стране. Загадка Новодворской как раз в том, что она в отличие от многих своих коллег и друзей спокойно пережила эпоху 90-х и спокойно нашла себя в новой, сегодняшней. Убили Старовойтову, забыт и сильно постарел Сергей Адамович Ковалев, даже о том, кто такая Елена Боннэр, помнят сегодня немногие. Я уж не говорю о классических правозащитниках. Новодворская, как сейчас говорят, единственный актуальный персонаж этого направления. Это грустно, разумеется. И тем внимательнее стоит отнестись к ее книге «Поэты и цари».
Книга, кстати, очень необычная. Начать с того, что начиналась она как журнальный проект, то есть все тексты, в ней опубликованные, вначале печатались в журнале «Медведь». Эссе Новодворской о Достоевском, Гончарове, Толстом, Цветаевой, Гумилеве, Бальмонте, Горьком, Катаеве являются важнейшей частью этого старого журнального бренда, который предполагает наличие в мужском журнале «высокого», то есть серьезного чтива. Постепенно это направление – разговор о литературной классике – увлек и других авторов «Медведя», и «современные пересказы» известных сюжетов в исполнении Александра Лаэртского, Альфреда Коха и Игоря Свинаренко, пересказы смешные, жестокие и даже циничные – стали блестящей игрой ума, правила которой каждый раз пишутся заново. Наконец, поэтические подборки (то есть любимые стихи Валерии Ильиничны) – тоже довольно любопытно, это ведь ее личный вкус, то, что именно она выбрала из Цветаевой или Есенина. Все это тоже опубликовано в книге.
Но главное – какие смыслы Новодворская извлекает из истории русской литературы. Сегодня это ведь поле битвы, жестокой рубки, споров до хрипоты – как-то незаметно именно сюда сместились силовые полюса. На каком материале еще поспоришь сегодня о том, какая Россия страна и какие в ней живут люди? Так вот, книга Новодворской в этом смысле довольно любопытный феномен, феномен забытого ныне взгляда на вещи: ибо она в первую очередь пишет о том, что сделали с литературой большевистская идея и большевистская практика. В этом взгляде нет пафоса, каких-то парадоксальных открытий: все, казалось бы, очень просто. И очень страшно.
 И почему ее так не любят? Фото Сергея Приходько (НГ-фото) |
Страх рождается из очевидных, простых деталей, которые умеет находить Новодворская в судьбе героя┘ Вот, например, о Цветаевой: «Со стихами дело обстояло хорошо, они лились потоком, но надо было еще и выживать в холодной и голодной Москве. А Марина оказалась совершенно к этому не приспособлена: прокормиться самой, прокормить детей. Она читает свои стихи в красноармейских чайных и клубах, она выступает перед красными офицерами. На бис они всегда требуют прочесть «Песню красного офицера». На самом деле это замечательное стихотворение было посвящено белому офицеру┘»
Очень спокойный стиль. Очень простая деталь. Но именно в ней ощущаешь степень ужаса. И степень хаоса. И степень отчаяния юной Цветаевой, когда она, чтобы выжить, читает эти стихи для красных офицеров. Так вот, сегодня мы часто рассуждаем о том, зачем России был нужен этот ужас и этот хаос. А Новодворская его еще не простила. Она его по-прежнему переживает как личное горе, как главный урок. В этом ее отличие от всех нас.
