Со знаменем и трубачом

Татьяна Марченко. Русская литература в зеркале Нобелевской премии. – М.: Азбуковник, 2017. – 672 с.

Каждый офицер со времен Наполеона мечтает о своем Тулоне – блестящей победе, которая обессмертит его имя. Каждый писатель мечтает о Нобелевской премии – вишенке на торте его литературной карьеры.

Новая книга историка литературы Татьяны Марченко воссоздает историю побед и номинаций наших соотечественников на премию от основания до 1966 года. Почему именно до 1966-го? Нобелевский архив раскрывается через 50 лет.

Думается, помимо победителей не менее интересны номинанты, так и не получившие заветной награды.

Одним из них был генерал от кавалерии, атаман Всевеликого войска Донского Петр Краснов. Странный выбор, но он полностью соответствовал критериям премии: Альфред Нобель писал, что награда вручается за «наиболее значительное литературное произведение идеалистической направленности». То есть, как пишет Марченко, не за самый совершенный в художественном отношении текст, а за тот, где мечты об идеале выражены с наибольшей силой и полнотой.

И какой же писатель не мечтает о самой главной премии? Василий Поленов. Мечты. 1894. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева

Тем не менее довольно низкое художественное качество прозы подвело генерала. В заключении Нобелевского комитета недвусмысленно значилось: «Произведения этого писателя призваны экспертом неудовлетворительными в литературном отношении, достаточно прочесть одно из них, первое и без сомнения лучшее («От Двуглавого орла к Красному знамени». – А.М.), чтобы без малейшего сомнения решительно их отвергнуть». В принципе это признавали и единомышленники Краснова. Так, философ Иван Ильин (которого объединяли с атаманом любовь к национал-социализму и антисемитизм) вынужден был признать, что Краснов пишет для «не слишком требовательной массы», а сам он «Вербицкая в мундире, со знаменем и вестовым трубачом». В итоге номинация 1926 года от пражского профессора Владимира Францева (в дальнейшем он примет активное участие в выдвижении бунинской кандидатуры) так и останется единственной.

Другим номинантом-неудачником был знаменитый мыслитель Николай Бердяев. И до и после него философы получали премию по литературе. Но в данном случае автор «Смысла творчества» и «Судьбы России» награды не получил. Многолетний эксперт Нобелевского комитета славист Антон Карлгрен элементарно ничего не понял. В пространном 87-страничном отзыве концепция Николая Александровича была названа как «совершенно безнадежная».

Объективности ради следует отметить: эксперт признавал, что прочел не все труды философа («из его дореволюционной продукции мне не удалось добыть ни единой строчки», «мне удалось познакомиться лишь с несколькими его работами на языке оригинала»), а дать «адекватную интерпретацию» было «почти неразрешимой задачей».

Несмотря на столь сомнительный отзыв, неоднократные номинации мыслителя (1942–1948) вновь и вновь натыкались на стандартный отказ: «с 1942 г. наличествует подробный разбор русского философа Антоном Карлгреном, который приходит к его решительному отклонению. Комитет присоединился к этой позиции».

Естественно, не все проигравшие спокойно относились к собственной неудаче, как тот же Бердяев. Так, «Нобелевский Лексеич» Иван Бунин следующим образом характеризовал Ивана Шмелева после его фиаско в номинации: «…я эту наглую замоскворецкую стерву просто терпеть не могу за его подхалимную морду прежде всего, за хамскую спесь, за самомнение, за то, что он оказался совершенным скотом…»

Из других неожиданных претендентов (выдвижение в числе прочих Марка Алданова, Анны Ахматовой или Владимира Набокова было вполне естественно) следует отметить Леонида Леонова, Бориса Зайцева, Евгения Евтушенко и Константина Паустовского. Кандидатуру Леонова отклонили с формулировкой «его сочинения уже не открывают общечеловеческой перспективы».

Всегда ли Нобелевский комитет делал правильный выбор? Вероятно, нет. Но, думается, любое возражение ему (надо было в 1946 году дать премию не Герману Гессе, а номинировавшемуся в тот год Бердяеву, а в 1948-м – не Томасу Элиоту, а Алданову) было бы не менее субъективно. Впрочем, подобные споры все равно будут неизбежны. Ведь еще Иммануил Кант в «Критике способности суждения» говорил о субъективности, присутствующей в любых эстетических оценках.