Чекист остается чекистом

А наша, советская кукуруза где?! Джон Констебл. Кукурузное поле. 1826. Национальная галерея, Лондон

Про Сталина, пакт и секретный протокол

Раз позвал Гитлер Сталина в лапту играть. Играют они, все чин чином, вдруг Гитлер предлагает: «А давай подпишем пакт». Хитрый он был, но Сталин оказался хитрее. «Зачем, – говорит, – нам с тобой его подписывать? Чтобы потом два века все склоняли пакт Сталина–Гитлера? Пусть министры иностранных дел подписывают». С тех пор он так и зовется пактом Молотова–Риббентропа.

Играют они дальше в лапту, а Гитлеру все неймется. «А давай, – предлагает, – подпишем секретный протокол к пакту». Очень хитрый он был, но Сталин оказался намного хитрее. «Зачем, – говорит, – нам с тобой его подписывать? Чтобы потом два века все склоняли секретный протокол Сталина–Гитлера к пакту Молотова–Риббентропа? Пусть министры иностранных дел подписывают». С тех пор он так и зовется секретным протоколом к пакту Молотова–Риббентропа.

Про Хрущева и кукурузу

Хрущев очень любил кукурузу. Откроет банку и ест, ест, пока всю не съест. Как-то решил он показать капитализму кузькину мать. Дело хорошее, хотя и непростое. Но возник у него вопрос: а почему это на банках с любимой кукурузой несоветскими буквами «Бондюэль» написано? Вызвал Хрущев советников. Они объясняют: несоветская кукуруза, потому и буквы такие. «А где наша, советская кукуруза?» – ошарашенно спрашивает Хрущев. Ему отвечают: не имеется таковой. Рассердился Хрущев, говорит: «Я капиталистам вот-вот кузькину мать покажу, а кукурузу ихнюю ем! Как же так получается, вашу мать?! Какого хрена нет нашей, советской кукурузы?» Ему отвечают: не было соответствующего постановления Политбюро Центрального Комитета КПСС. «А какого хрена не было соответствующего постановления?» – сердится Хрущев. И слышит: вы как генеральный секретарь ЦК КПСС не отдали соответствующее распоряжение. Хватило у него ума не спросить у советников, почему он не отдал соответствующего распоряжения.

В общем, распоряжение было отдано, постановление – принято. И пошла кукуруза на советские поля, быстро превратившись в их царицу. Все бы хорошо, но узнали капиталисты про намерение Хрущева показать им кузькину мать и начали хаять кукурузу, а некоторые безответственные граждане, которые западные радиостанции по ночам слушали, подхватили эти разговоры, пустили в народ. И пошла нехорошая молва про кукурузу по всей стране. И решило Политбюро снять Хрущева и на пенсию отправить. Так через его любовь к кукурузе не смог он показать капиталистам кузькину мать.

Про Брежнева и коммунизм

Как-то Брежнев собрал самых научных ученых, всяких там академиков, и говорит: «Дорогие друзья, вы прекрасно знаете, что учение Ленина верно, потому что оно верно. Мы придем к победе коммунизма. Но есть ли уже где-нибудь в космосе коммунизм?» Задумались ученые. Первыми захотели высказаться те, которые ближе к научному коммунизму. «Непременно есть! – говорят. – Непременно». Следом решили выступить те, которые ближе к реальному миру. «Если есть разумная жизнь, то и коммунизм есть», – говорят. Тут возбудились первые: «А почему это вы решили, что для коммунизма нужна разумная жизнь? Это не доказано». Вслед за тем третьи, которые вообще мыслями в далеком космосе, подключились. «Нет нигде никакой жизни, – утверждают. – Мы долгие годы посылали в разные стороны сигнал с вопросом: «У вас есть жизнь?» И не было никакого ответа. И только недавно с одной стороны пришел ответ: «Тоже нет». Тут первые совсем разгорячились: «Как это нет?! А в СССР?! Разве это не жизнь?» – «Да разве это жизнь?!» – в запале спрашивают третьи.

Слушал их Брежнев, слушал и рассердился. «Что же это за академия такая, если нет у них единого мнения? – думает. – Каждый свою линию гнет. Разогнать к черту такую академию!» А потом успокоился. И не стал разгонять. Потому что был, в сущности, добрым человеком. Скажем, посадит какого-нибудь диссидента в тюрьму, а потом переживает: как он там, в застенке? Ни тебе поесть вкусно и вдоволь, ни выпить, ни на охоту сходить, ни по бабам. Конечно, сидит за дело: нечего родную советскую власть хаять. Но все равно жалко – тоже ведь человек.

Так и остался непроясненным вопрос о том, есть ли в космосе коммунизм. А Академию наук все равно закрыли. Правда, не при Брежневе.

Про Андропова и поэзию

Юрий Андропов родился поэтом. Но жизнь заставила его стать чекистом. Поэты – люди с тонким устройством души, легкоранимые, влюбчивые. А чекисты – это люди-кремень, у которых никаких эмоций, кроме ненависти к врагам социалистического строя. Поэты живут эмоциями, а у чекистов холодный рассудок. А еще у чекистов чистые руки, потому что они все время их умывают. Всю жизнь боролись в Андропове поэт и чекист. И чекист неизменно побеждал. «Что толку от поэзии? – говорил он. – Вот, к примеру, что хорошего сделал Пушкин? Разве что придумал стоящий девиз: «Души прекрасные порывы!» А Дзержинский беспризорников спасал и паровозы к жизни возвращал». – «Но разве человеку не нужны те новые измерения, которые открывает поэзия?» – робко спрашивал поэт. «Какие измерения? – пренебрежительно морщился чекист. – Посмотри, как кончили все твои поэты: Пушкина убили, Есенин повесился, Маяковский застрелился, Мандельштама расстреляли». И поэт сконфуженно молчал, не ведая, что ответить.

Но как-то Андропова назначили генеральным секретарем ЦК КПСС – самым главным человеком в СССР. И поэт в нем воспрянул духом: «Теперь я покажу людям новые измерения!» И тут же услышал окрик: «Не сметь! Никаких новых измерений! Нам бы в старом навести порядок». – «Я – генеральный секретарь», – напомнил поэт. «Чекист всегда остается прежде всего чекистом», – прозвучало в ответ. И сник поэт, отошел в сторонку. А чекист скоренько издал приказ, чтобы среди бела дня ловили людей на улицах, в магазинах, в кинотеатрах и выясняли, почему они не на работе.

Так чекист победил поэта. Правда, лишь в голове Андропова.