Их могло быть намного больше

Сидит, небось, и не просто пишет, а презирает европейскую цивилизацию в целом. Как такому премию давать? Илья Репин. Л.Н. Толстой за работой у круглого стола. 1891. СПб., Государственный Русский музей

Я никогда не забуду, как судьба подарила мне разговор с Александром Исаевичем Солженицыным на открытии тогда еще библиотеки-фонда «Русское зарубежье» в Москве. О многом, естественно, хотелось его спросить, но мне не давал покоя один вопрос: почему он в Швейцарии, где оказался сразу после насильственной высылки из СССР, не встретился с Владимиром Набоковым. К слову, в «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын назвал Набокова «небывалым писателем». Из ответа Александра Исаевича понял, что Набоков сам, причем дважды, уклонился от встречи. «Я ведь выдвигал его на Нобелевскую премию. А почему ему не дали – не знаю», – добавил Солженицын. Вот этот факт, как мне кажется, мало кому известен. Как и масса других сюжетов, связанных с получением и неполучением русскими писателями и поэтами Нобелевской премии по литературе.

Конечно, имена Бунина, Шолохова, Солженицына и Бродского у всех на слуху. Равно как и горестная история с присуждением премии Борису Пастернаку, раньше времени сведшая поэта в могилу. Однако сюжетов с «неприсуждением» Нобелевской премии литераторам из России намного больше, что показала в своей книге Татьяна Марченко.

Главное достоинство этого исследования – большой архивный материал. Марченко долгое время работала с фондами Шведской академии в Стокгольме и просмотрела сотни обращений в Нобелевский комитет с предложениями о присуждении награды, ежегодные списки номинаций и протоколы финальных заседаний Нобелевского комитета. Интерес также представляют отзывы экспертов с оценками того или иного претендента.

И выясняются интересные факты. Льву Толстому в премии было отказано. Кроме тех, кто получил премию или от нее отказался, среди номинантов были имена «первого ряда» – Максим Горький, философ Николай Бердяев и, как уже говорилось, Владимир Набоков.

Татьяна Марченко. Русская литература в зеркале Нобелевской премии. – М.: Азбуковник, 2017. – 658 с.

Существовала и целая плеяда писателей-эмигрантов, чей талант блистал в зарубежье, кандидатуры которых также рассматривал Нобелевский комитет. К примеру, автор больших романов по истории Марк Алданов. А с другой стороны – его полная противоположность, также создатель эпопей по русской истории атаман Петр Краснов, завершивший свою жизнь на виселице за сотрудничество с гитлеровцами. Оказывается, были предложения по выдвижению на Нобелевскую премию певца патриархальной России Ивана Шмелева, изысканного поэтического путешественника по загадочным восточным мирам Константина Бальмонта и мистика, также исторического романиста Дмитрия Мережковского. А еще другого певца старой России – Бориса Зайцева.

Кроме того, на эту премию выдвигались Константин Паустовский, Леонид Леонов, Анна Ахматова и Евгений Евтушенко.

И Татьяна Марченко погружается в отзывы экспертов и стенограммы обсуждений. Перед нами проходит большое полотно восприятия России и русской литературы западными интеллектуалами в ХХ веке. Так, в оценке творчества Толстого ныне всеми забытый путешественник и автор книг по истории славян Альфред Йенсен разглядел: «…презрение восточно-русского славянофильства к европейской цивилизации в целом». А лингвист и журналист Антон Карлгрен назвал творчество Максима Горького изготовленной по заказу «большевистской кашкой» и сравнил с «пустой граммофонной трубой».

Бальмонт, выдвинутый Роменом Ролланом на премию еще в 1923 году, по мнению Карлгрена, наряду с освобождением от догм предшествующей реалистической литературы был неправ в другом: «Он собирает гимны, оды, баллады и афоризмы из младенчества всех мыслимых народов, древних богов из Египта, Ассирии, Китая, Перу, Мексики…»

Но вот для Бунина, к примеру, нашлись совсем другие слова: «Он является бесспорным представителем носителей тех художественных традиций русской литературы, которые не жертвовали искусством для тенденции и свое художественное служение не подчиняли преходящим настроениям политической обстановки. Бунин и сейчас, в эмиграции, в момент обострения политической и партийной озлобленности остался художником».

В рамках газетной рецензии невозможно описать весь объем мнений, который приводится в книге. Но и так, навскидку, все-таки можно получить представление о какой-то общей тенденции оценок русской литературы на Западе.

История присуждения Нобелевской премии Шолохову вообще напоминает детектив. Она началась еще в 1933 году, когда посол СССР в Швеции Александра Коллонтай начала «наш ответ» на присуждение эмигранту Бунину Нобелевской премии, и продолжалась 30 лет. Стоит отметить объективность шведских экспертов, которые, полностью не принимая взгляды Шолохова, отмечали огромное значение «Тихого Дона».

И конечно, остается только пожалеть, что ни Паустовский, ни Ахматова не получили эту, вне сомнения, заслуженную ими награду.