Мейерхольда по пяткам

Эраст Гарин, Игорь Ильинский, Сергей Мартинсон – питомцы Мейерхольда. Иллюстрация из книги

Эраст Гарин, Игорь Ильинский, Сергей Мартинсон, талантливейшие из талантливых, – питомцы великого режиссера Всеволода Эмильевича Мейерхольда. Эту выдающуюся актерскую троицу знали все граждане Советского Союза. Их Мастера низвергли с пьедестала, арестовали, жестоко пытали, приговорили к высшей мере и расстреляли в ночь с 2 на 3 февраля 1940 года. Имя Мейерхольда долгое время оставалось публично непроизносимым вплоть до его посмертной реабилитации Верховным судом СССР в 1955 году. Об этих людях и их учителе новая книга Александра Хорта, известного писателя-сатирика. Она вышла из печати после написания им же биографии драматурга, киносценариста и поэта Николая Эрдмана, чья пьеса «Мандат» в 1925 году была поставлена Мейерхольдом в своем театре и выдержала 350 представлений.

Выбор писателем персонажей для новой книги поэтому вполне понятен. Для ее названия он нашел точное слово, определяющее комиков новой формации – «смехачи».

Ключ к пониманию авторской концепции – стихотворение Велимира Хлебникова «Заклятие смехом», созданное им в первых двух вариантах еще в 1909 и 1910 годах, а в окончательном, третьем – в мае 1918 года, в самый разгар Гражданской войны. В нем стилистически точно отражены трагические события российской истории: предощущение приближающейся революционной бури, ее начало и апофеоз. Лишний раз убеждаешься в гениальности Велимира Хлебникова, в его пророческом даре. Кажется, что в этом смехе бурлят потоки бессмысленно проливаемой крови. Уже само это бедствие звучит заклинанием против всеобщего безумия. Возникает ощущение, что становящийся одушевленным смех отторгается от поэта и уже существует независимо от него в сумасшедшей игре окказионализмов, получающих расшифровку и обретающих смысл в контексте кровавой эпохи. Насилие над родным языком отражает изуверство, творимое над страной и ее народом. Напомню это стихотворение: «О, рассмейтесь, Смехачи!/ О, засмейтесь, Смехачи!/ О, рассмейся засмеяльно, смех усмейных смеячей!/ О, засмейся усмеяльно, смех рассмейных смеячей!/ Смейево, смейево,/ Смешики, смешики,/ Смеюнчики, смеюнчики,/ Усмей,/ Осмей,/ Смехири,/ Смехири./ О, засмейтесь, Смехачи!/ О, рассмейтесь, Смехачи!»

Александр Хорт написал многослойную и многоликую по содержанию книгу. Эраст Гарин, Игорь Ильинский и Сергей Мартинсон рождены октябрьскими событиями, и эти же события проверили их на моральную стойкость. В книге немало страниц о причудах актерской судьбы, которая пожелала собрать всех троих в знаменитом Государственном театре имени Вс. Мейерхольда (ГосТиМ) под началом самого революционного режиссера Страны Советов. И, разумеется, Александр Хорт не забыл рассказать о том, как и почему герои его книги стали любимцами публики. К тому же не умолчал он об особенностях театрального существования во времена строительства социализма в отдельно взятой стране.

Причина, побудившая писателя обратиться к жизни и творчеству первых советских комических актеров, проста – глубокое уважение, которое он испытывает к этим людям, и желание еще раз внятно и громко об этом сказать. Вот как он объясняет их главную и успешно сыгранную в жизни и на сцене роль: «Они преодолели барьер косности, сопротивление ретроградов и принципиальных недругов сатиры, противников юмора. Преодолели талантом и завидной работоспособностью. Они стали мастерами своего дела, эталоном для актеров подобного амплуа. Они вели за собой других, и многие пошли по их следам».

Вечер 7 февраля 1931 года для всех трех актеров был особенным, определившим их дальнейшую театральную жизнь. Именно тогда состоялась в Театре им. Вс. Мейерхольда при полном аншлаге премьера спектакля по пьесе Всеволода Вишневского «Последний решительный». Это был единственный в актерской карьере Эраста Гарина, Игоря Ильинского и Сергея Мартинсона спектакль, в котором оказались занятыми все трое. Больше подобное чудо уже не повторялось.

Впервые Эраст Гарин вышел на сцену Театра Мейерхольда в 1922 году в спектакле Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина». Его роль была почти бессловесной – он играл молодого писаря, на протяжении всего третьего действия молча записывающего показания допрашиваемых лиц и произносящего всего лишь два слова: «Извольте подписать». Первую большую роль Эраст Гарин сыграл в пьесе по инсценировке нашумевшего романа Ильи Эренбурга «Трест Д.Е.».

Вообще-то его личные пристрастия и симпатии помимо литературной классики сводились к двум драматургам, его современникам – к Евгению Шварцу и Николаю Эрдману. Это были духовно близкие ему люди. Александр Хорт отметил их позитивную и стимулирующую роль в театральной и киношной жизни актера: «Для Эраста Павловича тот и другой являлись своего рода талисманами – с ними связаны все его удачи…»

В «Мандате» Эрасту Гарину, выступившему в главной роли Гулячкина, сопутствовал оглушительный успех.

В Николае Эрдмане и Евгении Шварце он нашел людей, близких по духу и взглядам. Они знали, чем и как обескуражить власть и обвести ее вокруг пальца. Сказочное оформление выводило произносимый на сцене или в фильме текст за рамки уголовной статьи «Антисоветская пропаганда и агитация». В этом случае, как говорят, умный поймет, а глупый не уразумеет.

Хищный мир человеческих страстей и амбиций, разукрашенный блестками фарисейства, и маленький человек в нем – вот основные темы пьесы «Мандат» Николая Эрдмана и фильмов «Золушка», «Обыкновенное чудо» и «Каин XVIII». Последние два фильма представляли экранизацию пьес Евгения Шварца – «Обыкновенное чудо» и «Голый король». Сценарий к фильму «Золушка» также написал Евгений Шварц по мотивам одноименной сказки Шарля Перро. Режиссерами фильма «Обыкновенное чудо» выпуска 1964 года были Эраст Гарин и его жена Хеся Локшина. В этих трех фильмах Эраст Гарин сыграл короля доброго, взбалмошного и короля глупого и злого.

Александр Хорт. Смехачи Мейерхольда.  – М.: Молодая гвардия, 2018. – 380 с. (Жизнь замечательных людей).

Последние годы жизни Игоря Владимировича Ильинского, напротив, демонстрировали силу духа, мощь таланта и дерзость триумфатора. Чего стоит, например, его столкновение с Григорием Васильевичем Романовым, первым секретарем Ленинградского обкома КПСС, членом Политбюро ЦК КПСС. Оно случилось во время гастролей московского Малого театра в Ленинграде в 1979 году.

Александр Хорт красочно и в деталях описывает в своей книге эту запоминающуюся сцену. Она украсила бы любой фильм с участием известного артиста. Пикировка между Львом Львовичем, сыном Льва Николаевича Толстого, и Григорием Васильевичем Романовым возникла в третьем акте пьесы «Возвращение на круги своя». Самого Льва Николаевича играл Игорь Владимирович Ильинский. В ложе находились сильно подвыпившие хозяин города Романов и комсомольский вождь того времени Евгений Тяжельников. Услышав высокомерное заявление сына Толстого о том, что русский мужик – трус, хозяин города опротестовал его истошным криком на весь зал: «Нет, русский мужик не трус!»

Последующая за этим мизансцена обомлевших от изумления артистов и зашумевшего от возмущения зрительного зала сменилась выходом на авансцену Игоря Ильинского в роли Льва Толстого. И в более смятенном состоянии великий артист умел взять себя в руки. Так и в этот раз он произнес текст, который по содержанию пьесы должен был сказать чуть-чуть позднее: «Сегодня России, как никогда, нужна религия. Потому что без религии наступит царство денег, водки и разврата».

При последних словах Игорь Владимирович поднял руку и словно вонзил свой указующий перст во все еще находившихся в ложе Романова и Тяжельникова. Тот и другой из театра выскочили, как ошпаренные, и тут же уехали.

Александр Хорт, детально восстанавливая этот курьезный эпизод, забыл упомянуть, кем к 1979 году был Игорь Ильинский в советском общественном сознании и какими наградами его актерский труд отметили партия и правительство. Я восстановлю этот пробел. Игорь Владимирович был лауреатом трех Сталинских премий первой степени (1941, 1942, 1951), кавалером трех орденов Ленина (1967, 1971, 1974), Героем Социалистического Труда (1974) и народным артистом СССР (1949).

В каких только водах судьба не прополоскала Игоря Ильинского. От мелкого, похожего на лужу озерка, что представлял собой театр-кабаре «Летучая мышь», до подобного штормящему морю революционного театра Мейерхольда и размеренного академического Малого театра, берущего зрителя за душу отточенным актерским мастерством и классическим репертуаром, а не только одной биотехникой. Игорь Ильинский часто менял театры, роли, амплуа и жанры. Первая его роль на профессиональной сцене была роль Старика в комедии Аристофана «Лисистрата». Это произошло 21 февраля 1918 года.

(...)

Если Эраст Гарин был сыном лесничего, Игорь Ильинский – зубного врача, то Сергей Мартинсон принадлежал к аристократическому роду. Его отец, шведский барон Александр Янович, переехал в Россию, когда его наследнику исполнилось 15 лет. Феодосия Александровна, мать Сергея Александровича, была дворянкой из Петербурга. В доме высококультурной семьи Мартинсонов, как отмечает автор книги, «регулярно собирались представители культурной элиты, некоторых можно было отнести к звездам первой величины». От себя добавлю: среди звезд особо выделялся композитор Александр Николаевич Скрябин.

Поступая весной 1920 года в петроградский Институт сценических искусств, как пишет Александр Хорт, Сергей Мартинсон довел некоторых членов приемной комиссии, состоящей в основном из корифеев Александринки, до сердечных колик вследствие гомерического хохота. Такую реакцию у них вызвало его чтение монолога Бориса Годунова в царских палатах «Достиг я высшей власти…» из пушкинской трагедии. В этом случае амплуа комика сыграло роль больше негативную, чем позитивную. Если бы не защита режиссера Николая Васильевича Петрова, то пришлось бы выбирать другую профессию.

Потом было много другого – разного и неожиданного. Дебют в 1924 году в кино в фильмах «Похождение Октябрины», «Братишка», «Чертово колесо» режиссеров Григория Козинцева и Леонида Трауберга из объединения «Фабрика эксцентрического актера». 

(...)

Личная жизнь Сергея Мартинсона складывалась не лучшим образом. В ноябре 1945 года была арестована, осуждена и скончалась в лагере в Воркуте Елена Сергеевна Добржанская, его вторая жена. Уже в вегетарианское брежневское время его не выпускали за границу к дочери Анне, жившей с семьей в США.

(...)

Последним после Эраста Гарина и Сергея Мартинсона умер 13 января 1987 года Игорь Ильинский. Смерть пришла к нему во время просмотра по телевизору фильма «Карнавальная ночь» (1956), где он сыграл главную роль Серафима Ивановича Огурцова, и.о. директора дома культуры. Рискну предположить, что, смотря комедию со своим участием, он вспомнил самое шокирующее событие в его жизни – посещение им и Марией Алексеевной Валентей, внучкой В.Э. Мейерхольда, следователя Военной прокуратуры Ряжского. Он вел дело по реабилитации великого режиссера и дал Игорю Ильинскому взглянуть на «Дело Мейерхольда», в котором находились его жуткие тюремные фотографии, письмо В.М. Молотову («…меня здесь бьют резиновыми дубинками по пяткам») и «Последнее слово подсудимого», а также справка № 266 за подписью старшего лейтенанта Калинина о приведении приговора в исполнение.

Именно тогда Ильинский понял, в какой стране жил и кто давал ему награды. Жена Игоря Владимировича вспоминала тот день, когда он вернулся из прокуратуры с осунувшимся лицом желто-серого цвета. Он ничего ей не рассказывал, а только, обняв, дрожал всем телом, а затем «ушел в спальню, кинулся лицом в подушку и стонал, стонал…».

Ведь предупреждал же его любимый и чтимый им Лев Николаевич Толстой: «Грешить – дело человеческое, оправдывать грехи – дело дьявольское».