Неподкупное небо окопное

Научи меня, ласточка хилая… Хокусай. Гортензия и ласточка. 1834

«Стихи о неизвестном солдате» – стихотворение № 1 XX века. И оно самое длинное (24 строфы) из всех написанных Осипом Мандельштамом. Физика – это единственная точная наука о законах природы, и XX век является веком ее тотального торжества. Поэтому практически каждая строфа «Стихов о неизвестном солдате» полна физического содержания.

Этот воздух пусть будет

видетелем,

Дальнобойное сердце его,

И в землянках всеядный

и деятельный

Океан без окна – вещество.

До чего эти звезды изветливы!

Все им нужно глядеть – для чего?

В осужденье судьи и свидетеля,

В океан без окна вещество.

Океан без окна – вещество, – это место действия всего происходящего в нас и с нами, и в этой формулировке константация трезвой физической истины – мы всего лишь часть вещества, даже выстраиваясь в боевой клин. Продолжим.

Научи меня, ласточка хилая,

Разучившаяся летать,

Как мне с этой воздушной

могилою

Без руля и крыла совладать,

И за Лермонтова Михаила

Я отдам тебе строгий отчет,

Как сутулого учит могила

И воздушная яма влечет.

Почему Лермонтов? А потому что его Демон летал, когда люди не ведали о полетах планеров и самолетов, и, стало быть, что такое воздушная яма, а в марте 1937 года эти скачки подъемной силы были уже общеизвестным фактом.

Шевелящимися виноградинами

Угрожают нам эти миры,

И висят городами

украденными,

Золотыми обмолвками,

ябедами –

Ядовитого холода ягодами –

Растяжимых созвездий

шатры –

Золотые созвездий жиры…

Сквозь эфир

десятичноозначенный

Свет размолотых в луч

скоростей

Начинает число,

опрозраченный

Светлой болью и молью нулей.

А за полем полей поле новое

Треугольным летит журавлем,

Весть летит светлопыльной

дорогою,

И от битвы вчерашней светло.

Весть летит светопыльной

дорогою:

– Я не Лейпциг, не Ватерлоо,

Я не битва народов. Я – новое,

От меня будет свету светло.

Аравийское месиво, крошево,

Свет размолотых в луч

скоростей –

И своими косыми подошвами

Луч стоит на сетчатке моей.

Приведенные выше пять строф – наиболее концентрированы с точки зрения физики. Первая из них – точное описание вязкого течения Вселенной. «Золотые созвездий жиры». Не банальное «миры», а «жиры». У Мандельштама жирное, вязкое течение «океана без окна – вещества» встречается не один раз. «Нельзя дышать, и твердь кишит червями», «Его толстые пальцы, как черви, жирны»… В строчке «Свет размолотых в луч скоростей» – «этот размол скоростей, – как заметил Иосиф Бродский, – является в той же мере автопортретом, как и невероятным астрофизическим прозрением». В современной физике высоких энергий практически все ускорители являются ускорителями на встречных пучках, а среди них особое место занимают ускорители на фотон-фотонных встречных пучках, в которых самым буквальным образом изучается «Свет размолотых в луч скоростей», и каждый физик-ускорительщик может прямо заявить: «Луч стоит на сетчатке моей».

Миллионы убитых задешево

Притоптали траву

в пустоте, –

Доброй ночи! всего им хорошего

От лица земляных крепостей!

Неподкупное небо окопное –

Небо крупных оконных

смертей, –

За тобой, от тебя, целокупное,

Я губами несусь в темноте –

За воронки, за насыпи, осыпи,

По которым он медлил и мглил:

Развороченных – пасмурный,

оспенный

И приниженный – гений могил.

В этих строфах – итог торжества физики, ставшей фундаментом всех технических и технологических достижений человечества на рубеже XIX и XX веков: «Миллионы убитых задешево»; «Неподкупное небо окопное/ Небо крупных оптовых смертей». Они написаны в марте 1937-го. И впереди был еще более замечательный итог указанного торжества: Вторая мировая война и Хиросима с Нагасаки.

Развивается череп от жизни

Во весь лоб – от виска

до виска, –

Чистотой своих швов

он дразнит себя,

Понимающим куполом яснится,

Мыслью пенится, сам себе

снится –

Чаша чаше, отчизна –

отчизне, –

Звездным рубчиком шитый

чепец,

Чепчик счастья – Шекспира

отец…

Ясность ясеневая и зоркость

яворовая

Чуть-чуть красная мчится

в свой дом,

Словно обмороками

затоваривая

Оба неба с их тусклым огнем.

Для того ль заготовлена тара

Обаянья в пространстве

пустом,

Чтобы белые звезды обратно

Чуть-чуть красные мчались

в свой дом.

Слышишь, мачеха звездного

табора

Ночь, что будет сейчас

и потом?

Но следующие шесть строф, вращающиеся вокруг хаббловского красного смещения, – это вздох, но не облегчения, а удивления: господи, мы еще живы?! Для нас все еще «Чепчик счастья – Шекспира отец»?! Кстати, если быть точным, то «Чтобы белые звезды обратно/ Чуть-чуть красные мчались в свой дом» – не совсем верно. Красное хаббловское смещение возникает в результате эффекта Доплера, согласно которому, если источник излучения летит от наблюдателя, то тогда для него частота излучения уменьшается (красное смещение). Но если звезда летит домой, то есть в точку Большего взрыва, мы должны видеть чуть-чуть фиолетовые звезды. Впрочем, это не важно. Все же в первую очередь мы имеем дело с поэзией, а не с физикой.

И только поэзия, как ясно из «Стихов о неизвестном солдате», оказалась способной отразить всю хрупкость пришедшей после «великих географических открытий» в физике действительности, когда каждая новая минута в жизни человечества может оказаться для него последней.

Новосибирск