Художник во льдах

Север манит и путешественников, и художников. Николай Пинегин. Новая Земля. В бухте Святого Фоки. Ок. 1912–1914

Север издавна манит отважных – моряков, летчиков, ученых, спортсменов, любителей экзотики. Наградой путешественникам становятся открытые острова и мысы, разведанные месторождения, установленные рекорды. Но цена их высока. Многие участники арктических экспедиций пропадали и погибали во льдах. А те, кто вернулся домой, передавали потомкам свой уникальный опыт, публикуя мемуары о походах. Заметное место в библиотеке полярной литературы занимают книги российских путешественников. Записки о Севере вдохновляют и авторов художественной прозы.

Литературоведы давно изучают генезис романа Вениамина Каверина «Два капитана». В образе вымышленного капитана Татаринова обобщены черты нескольких исторических персон – знаменитых полярных путешественников начала ХХ века Георгия Брусилова, Владимира Русанова, Георгия Седова. Кое-что для романа Каверин позаимствовал также из биографии первопроходца Антарктиды капитана Роберта Скотта (фрагменты прощальных писем капитана Татаринова, строка Альфреда Теннисона «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»). Еще один важный «прародитель» сюжетной линии каверинского романа – книга Николая Пинегина «В ледяных просторах». Первое ее издание вышло в Берлине ровно столетие назад, в 1922 году. Каверин внимательно читал эту книгу, работая над романом, и тогда же лично познакомился с автором.

Художник в экспедиции Седова, Пинегин написал книгу на основе своих путевых дневников. В ней он рассказал о подготовке экспедиции, о тяжелых погодных условиях, в которых она проходила, воссоздал черты лейтенанта Седова. Автор книги любил и тонко понимал Арктику. В 1910 году Пинегин первым из отечественных профессиональных художников участвовал в походе на северный край Новой Земли (там, кстати, и познакомился с Седовым), был принят в члены Общества изучения Русского Севера.

В экспедиции 1912–1914 годов Пинегин не только рисовал, но и руководил фото- и киносъемками (часть сделанных им снимков погибла во время зимовки, когда нарты провалились в полынью). Отложив карандаш и фотоаппарат, в любую минуту мог переквалифицироваться в ассистента-метеоролога, в охотника на медведей.

В книге отражены главные события экспедиции от отплытия «Святого Фоки» из Архангельска до его возвращения. «Много раз потом в тесной, еле освещенной каюте вспоминалось это прелестное августовское утро, яркость и пестрота одежд на берегу, тысячи блестящих глаз, лес трепещущих рук со шляпами, платками и зонтиками...» Так начиналась полная трудностей и драматизма экспедиция. Многие ее эпизоды в книге увидены глазами истинного художника. Пинегину видятся то «рериховское» освещение в арктических сумерках, то мотивы Чюрлениса в скалистых пейзажах острова Гукера. В иные промежутки он вовсе не вел записей из-за усталости и нехватки времени. «А погода становилась все холоднее и неприятнее. После шторма в затишье повалил снег и закрыл толстым слоем всю палубу; потом поднялась вьюга и за моментом тишины – опять снег; и так – все следующие дни: очевидно, в это время здесь уже трудно ждать хороших погод. И, просыпаясь, мы видели все то же свинцовое небо, белые берега, бьющие в борт льдины...» Удары плавучих льдин становились сильнее, судно начало вмерзать в лед по ночам, а потом и вовсе встало. Путешественникам предстояли две зимовки – близ Новой Земли и Земли Франца-Иосифа.

На всем протяжении экспедиции велись ежедневные наблюдения, замеры, отсчеты, корректировалась карты Севера, не менявшиеся подчас со времен Баренца. «Мы гордимся, что нам удалось организовать на отдаленнейшем севере первоклассную метеорологическую станцию», – рассказывает Пинегин. На борту зажатого льдами судна отмечали именины зимовщиков, Рождество (в меню – бифштекс из медвежатины и перцовка), выпускали рукописный журнал «Кают-компания», музицировали…

Зимовщики ощущали себя пленниками «в дикой неисследованной стране, в центре удивительных явлений природы», вспоминал художник. Морозы временами доходили до 50 градусов, в термометрах замерзала ртуть. Потом началась цинга. Заболел ею и Седов. Несмотря на уговоры товарищей, он отправился с двумя матросами, 20 собаками на трех нартах к Северному полюсу. Все на судне понимали, что это невыполнимо. Но для командира вернуться на Большую землю ни с чем было бы позором. Пинегин сфотографировал Седова перед уходом... Через три недели Георгий Яковлевич умер в пути на одном из островов, матросы установили на могиле российский флаг и вернулись с горькой вестью. Обратный путь шхуны был тяжел. На топливо распилили фальшборт и переборки, в топку шел моржовый и тюлений жир. Затем в борту обнаружилась течь. Но даже в этих условиях Пинегин вел дневник и не расставался с альбомом для эскизов. Краски замерзали, пальцы не слушались, но он делал этюды. Ведь такие пейзажи, как на Крайнем Севере, больше нигде не найти. Художник записывал в дневнике: «Вчера и сегодня время рассвета провел на воздухе. О, какая симфония красок лилась в глаза! Вся красота ее в неопределенности. Нет ни одного кричащего или яркого пятна, все тонет в нежном полусвете-полумгле. Синий купол ночного неба с крупными звездами и луной. Одновременно свет зари на выдающихся льдинах и отсвет оранжевой луны в тенях». Позже Пинегин создал серию полярных картин, имевшую успех на выставках. А через несколько лет после возвращения экспедиции начал писать книгу.

В 1920 году художник выехал из Крыма в эмиграцию. На чужбине работал грузчиком, оформителем вывесок, иллюстратором. Вскоре вышло первое издание книги «В ледяных просторах». Вернувшись в 1923 году в Россию, Пинегин профессионально занялся литературой и полярными изысканиями: возглавлял экспедиции в Арктику, зимовал на Новосибирском архипелаге, обследовал Якутию. Писал книги по итогам экспедиций. Подготовил новое издание путевых дневников Валериана Альбанова – штурмана в экспедиции Брусилова, ставшего прототипом штурмана Климова из романа «Два капитана». В середине 30-х годов художник несколько месяцев провел в ссылке в Казахстане. Часть домашнего архива Пинегина (в том числе недописанный роман о Седове) погибла во время ленинградской блокады. Имя художника, писателя и полярника носят озеро и мыс на Земле Франца-Иосифа.