Что ищете вы?

Академия критики. XXI век: Всероссийский конкурс молодых литературных критиков (2022). Лауреаты. Избранные работы. Сост. Л. Звонарёва.– М.: АНО «ИПЦ Библио ТВ». 2022. – 368 с.

В сборнике «Академия критики. ХХI век» более 40 авторов с разными позициями пытаются определить предназначение критической деятельности. Должен ли критик быть лидером литературного процесса и прокладывать дорогу для писателей, как говорил Игорь Золотусский, или же тонким аналитиком, опрокидывающим штампы, вроде Николая Сарманова?

Открывает сборник как раз Золотусский. Автобиографичность его очерка напоминает рассказ Ивана Шмелева «Как я стал писателем». В критике автор прежде всего ищет ясность мысли, талант и краткость. Золотусский призывает бороться со схоластами, вырезать многословие и «научность». После его обзора следует предисловие составителя сборника Лолы Звонаревой. Она рассказывает о состоявшихся лидерах среди критиков новой волны, занявших в литературе свою нишу, например о Борисе Кутенкове, ведущем многолетнюю программу памяти умерших молодыми поэтов «Они ушли. Они остались». Стремление опубликовать произведения ушедших литераторов и обессмертить их имена – это настоящий подвиг.

Артемий Василевич посвятил статью памяти человека-эпохи Валентина Курбатова, ушедшего от нас в 2021 году. Хороший критик никогда не останавливается на разборе отдельного литературного произведения. «Слишком мелко!» – кричит неугомонный автор, перезарядив ружье перед охотой на более крупную дичь. Он целится выше – раскрыть историческую эпоху, показать читателям образ жизни его современников и определить величайших деятелей культуры. Василевич поставил для себя задачу рассказать читателям о жизни и творчестве Курбатова, человека, наделенного скромностью, энергичностью и добрым сердцем.

Рассказ Елены Погорелой о народном артисте РСФСР Вацлаве Дворжецком приятно удивил меня изящным стилем. Вместо скучной фразы «Феликс Яворовский работал на советское правительство» Погорелая прибегает к иронии: «Польша за право перейти границу предложила двум беглецам вести антисоветскую агитационную работу. Дворжецкий согласился: он, собственно, и так проводил эту пресловутую агитацию в профтехшколе – что ему было терять? Яворовский тоже согласился, ему тоже терять было нечего – годом раньше он уже стал секретным сотрудником советских органов госбезопасности...».

Александр Евсюков, обсуждая критическую статью шотландского прозаика Вальтера Скотта о творчестве немецкого писателя Эрнста Теодора Амадея Гофмана, пишет: «Гофман получил широкую известность в качестве писателя-«юмориста». Я отрываюсь от текста, съеживаюсь при мысли об описанном Гофманом Песочном человеке, вырывающем у непослушных чужих детей глаза и скармливающем их собственным детям (смешно до дрожи в коленках!), и продолжаю читать обзор творчества известного «юмориста».

Следующий критический обзор целиком заполнен научной терминологией: «открытый тип критической рациональности», «трансцендентное солнце», «продукт эманации»... Статья Глеба Мехеда настолько тяжеловесная, что если она ударит неподготовленного читателя по голове, то непременно отправит его в нокаут и сотрет все воспоминания о последней сотне страниц! Скорее это не критическая рецензия, а полноценная научная работа. Забавно, как критические статьи разных авторов в одном сборнике могут противоречить друг другу. Стоит «Похвале критики» Игоря Золотусского, настаивающего на недопустимости научности в критике, увидеть работу Глеба Мехеда о романе Фридриха Клингера «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в Ад», как статьи тут же начнут ожесточенную борьбу, разбивая вдребезги заголовки и вырезая друг из друга целые абзацы.

Светлана Сорока в критическом обзоре творчества поэта и священника Сергея Соловьева проникновенно рассказала об ощущении безысходности разочаровавшегося в жизни верующего человека, бегущего от атеистической революции 1917 года: «Красные плакаты на зданиях ассоциируются у героя с кровью, с язвами. Страшнее физических мучений нравственная гибель души. В стихотворении появляется образ гроба. Это замкнутое пространство словно свидетельствует о том, что для людей, оставивших Бога, физическая смерть является конечной точкой. Их тела становятся прахом, а души не наследуют Царствия Небесного».

Хороший критик готов неожиданно стукнуть зазевавшегося читателя по макушке и удивить нестандартным ходом. Николай Сарманов начал критическую статью так: «День был незначительный, ненужный и длинный, как это предложение...» Выход автора за привычные рамки или ловкое нестандартное выражение поражает читателя, заставляет его глубже вникать в прочитанное, а не просто пробегать глазами текст. Стиль Сарманова быстрый, звонкий, агрессивный. Временами наглый. Хорошего критика это только красит.

Слог Екатерины Лошаковой свеж и выразителен. Эмоции автора вырываются из исписанных чернилами страниц: «Мне всегда казалось: тех, кто связал свою жизнь с искусством, любовь бьет в разы сильнее. И тут не угадаешь – будет ли это приятным похлопыванием по плечу или ударом кулака в челюсть. «И тут врывается любовь!» – потому что по-другому она не умеет».

Мелания Гряда удивляет готовностью пронзить человеческую грудь и достать из нее сердце, покрытое жестокостью, похотью и грязью. Она рассказывает о романе «Общага-на-Крови» Алексея Иванова: «Герой трезво осознавал весь ужас общаги: разгул, воровство, пьянки, предательства, произвол, идиотизм, разврат. Тот ужас, где даже истина выражается матом, где над всем глумятся, где зло огромно, неистребимо и непобедимо». И лишь внутри этого черного человеческого сердца, быть может, есть ничтожная крупица истины... «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Не счастье, истину мы ищем. Без истины живем. Желание найти свою правду толкает российских писателей на новые литературные свершения.

Так каким должен быть критик? Любая критическая статья найдет читателя: одни ищут в литературе реалистичность и объективность, другим подавай описание чувств персонажей и сказочные метафоры, а третьи наслаждаются треском заржавевших устаревших штампов. А что ищете вы?