Василий Окулов
Завхоза советского посольства заподозрили в шпионаже. Фото Дениса Медведева/PhotoXPress.ru
ПЕРСОНА НОН ГРАТА
Моя первая загранкомандировка пришлась на годы, когда в мире бушевала холодная война. Противники обвиняли друг друга во всех смертных грехах, главным образом – в шпионаже. А поскольку настоящих шпионов как приобретать, так и ловить – дело весьма трудоемкое и хлопотное, то часто их выдумывали. Важно было показать, что они есть, что их немало, создать предлог для громкого скандала в средствах массовой информации и вылить очередной ушат грязи на голову противника.
Утром мне, сотруднику парижской резидентуры, «прикрытому» дипломатической должностью, позвонил консул и, напомнив, что пришла моя очередь встречать советских граждан, приезжающих в Париж, попросил поехать в аэропорт, куда прибывали завхоз посольства СССР в Вашингтоне и его жена. «Они возвращаются на родину», – сообщил консул.
В аэропорту было необычное оживление: кроме отлетающих и встречающих, скопилось много журналистов и фоторепортеров. Среди них были сотрудники русских эмигрантских антисоветских газет, но не было ни одного представителя советской прессы и радио. Это меня насторожило. И тут я увидел начальника отдела полиции аэропорта дивизионного комиссара Д.
– Что случилось, господин дивизионный комиссар, уж не сам ли президент США прилетает этим рейсом? – спросил я его.
Обычно приветливый и уравновешенный, в тот день комиссар был явно не в духе.
– А вы приехали встречать ваших персон нон грата? – вместо ответа задал в свою очередь вопрос комиссар.
– Я приехал встречать сотрудника советского посольства в США и его жену, господин дивизионный комиссар. Не знаю, как для вас, а для меня они – советские граждане и, следовательно, «персоны грата».
– Так вот, вся эта шайка, – он указал на журналистов, которых ненавидел за то, что они «всюду лезут», «все вынюхивают», – тоже слетелась ваших «персон грата» встречать. Ваши люди выдворены из США за шпионаж. Муж шпионил, жена помогала. Скорее к самолету, пока эти, – кивок в сторону журналистов, – не растерзали вашу парочку.
И он быстрым шагом пошел к выходу на летное поле, я за ним, а следом высыпали журналисты. Комиссар оттеснил журналистов, и я оказался у самого трапа. К персонам нон грата на Западе относятся с «уважением», и моего завхоза с супругой выпустили из самолета даже раньше особо важных персон.
– Вот они, – сказал комиссар.
На трапе появились два перепуганных человека. К ним потянулись микрофоны, защелкали и затрещали фото- и кинокамеры, посыпались вопросы на французском, английском и русском языках. Такого «теплого» приема мои подопечные явно не ожидали и остановились в растерянности.
– Спускайтесь, не бойтесь! Я сотрудник советского посольства, – обратился я к ним.
И они медленно, боясь оступиться, стали спускаться по трапу. Спустившись, дама тут же, вцепившись мертвой хваткой, повисла на моей левой руке. Муж взял меня под правую. Комиссар, расталкивая журналистов, прокладывал нам дорогу, и мы под несмолкаемый гомон репортеров, все еще надеявшихся получить ответы на свои вопросы, и вспышки фотокамер, пошли к зданию аэропорта.
В сумятице мне сбили шляпу на глаза, и я не мог ее поправить: на руках «висели» «шпионы века». Да, честно говоря, и не хотел этого делать: было ясно, что в вечерних газетах появятся сообщения о выдворении из США «советских шпионов», могут быть их фотографии. А мне – «атташе по культуре» – фотографироваться в компании «шпионов» очень не хотелось.
Дверь в здание аэропорта комиссар открыл своим ключом, и мы оказались в служебном помещении, а журналистам, оставшимся за дверью, он объяснил, что герои дня устали после перелета через океан и от интервью отказываются. Тут же прилетевшими были заполнены таможенные декларации и в их паспорта поставлены штампы о прибытии. Представителю «Аэрофлота» я поручил получить багаж пассажиров и переправить его в посольство. После этого через запасной выход нас вывели на автостоянку для машин дипкорпуса, и я увез измученных полетом и перепуганных встречей людей на служебную квартиру.
Надо сказать, что в тот период, когда во Франции нагнеталась обстановка антисоветизма и шпиономании, даже в силовых ведомствах страны, как принято теперь говорить, были люди, которые сочувствовали и, если могли, помогали нам. Таким был и дивизионный комиссар Д. Он мог не ходить со мной к самолету, мог не разгонять журналистов, и, во что бы вылилась без его присутствия их «беседа» с прибывшими, трудно представить.
Как я и предполагал, в вечерних и утренних выпусках многих газет появились публикации о выдворенных из США советских гражданах. Они, как утверждали журналисты, нанесли «своей подрывной деятельностью непоправимый ущерб обороноспособности США». Особо подчеркивалось, что в настоящее время эти люди находятся на территории Франции. Одни авторы обращались к правительству с требованием немедленно выслать их из страны, другие выражали уверенность, что французские органы безопасности не спускают с них глаз. Сообщалось также, что «шпионов» встречали дипломаты советского посольства в Париже.
А в одной из газет появилась фотография. По летному полю в окружении журналистов, вцепившись друг в друга, идут три человека – женщина и два мужчины. У мужчины, который в центре, шляпа надвинута на глаза и видна лишь нижняя часть лица, его руки заняты какими-то вещами (в моих руках были две шубы «шпионки», она боялась, что у нее их могут вырвать). Мужчина и женщина крепко держат его с двух сторон. Под фотографией подпись: «Советские дипломаты сопровождают персону нон грата». Так по воле какого-то, как теперь сказали бы, «папарацци», из встречающего я стал не только «шпионом», но еще и «персоной нон грата». Впрочем, ни в одной публикации фамилии «шпионов» и дипломатов не назывались.
Что же такого героического во имя отчизны совершил наш завхоз, если американцы выдворили его в 24 часа, а французы для его встречи задействовали спецслужбы и мобилизовали журналистов? Оказывается, по «данным» американской контрразведки, завхоз был «опытным вербовщиком и завербовал нескольких американцев для работы на советскую разведку». И «поймали» его на «очередной вербовке». На этот раз он «пытался привлечь к сотрудничеству с советской разведкой» владельца магазина хозяйственных товаров, американца русского происхождения.
Завхоз действительно часто ходил к эмигранту за метлами и прочими необходимыми товарами. Почему к эмигранту, а не к кому-либо другому? Да потому что тот говорил по-русски, а советская разведка своего ценного «шпиона-вербовщика» другим, кроме русского, языкам не обучила. Американцу было приятно поговорить по-русски и выгодно иметь постоянного клиента. И не раз, оформив покупку, они выпивали по рюмке-другой «Смирновской» или «Столичной» под соленый огурчик из русской лавки, что находилась по соседству. Так и создавались мифы о советском шпионаже.
На третий день после этой истории один из моих французских друзей на встрече сказал, улыбаясь: «Я узнал тебя, Базиль, на фотографии. Правда, что они шпионы?» Пришлось объяснить, как американские спецслужбы стряпают подобные дела. «Наши спецслужбы это тоже умеют», – ответил он.
При очередной поездке в аэропорт я зашел к комиссару Д. На этот раз он был в отличном настроении и, поздоровавшись, спросил:
– Отправили «шпионов» домой?
– Отправил, господин дивизионный комиссар, с вашей помощью. Перепугали их журналисты.
Комиссар открыл стол, достал бутылку коньяка, две рюмки. Выпили по 30 граммов «за мир и взаимопонимание». Уходя, я оставил комиссару бутылку «Столичной», банку икры, коробку «Мишек», а для внучки – матрешку.
Эта «шпионская история» вреда нам не принесла, и скоро о «персоне нон грата» мы вспоминали со смехом. Но были и другие истории подобного рода, которые иногда ломали советским дипломатам если не жизнь, то карьеру.
УЛЕТЕЛ БЕЗ ПРОВОДОВ
В конце 1950-х годов советской разведке изменил агент «Тюльпан», с которым работал мой добрый товарищ, назовем его Климом. К счастью, об этом резидентура узнала, можно сказать, в тот же день. И резиденту, и Центру стало ясно, что Климу надо немедленно покинуть страну, пока его не выдворили с громким скандалом как персону нон грата в связи с «деятельностью, несовместимой со статусом дипломата». Выдворение советских граждан из любой западноевропейской страны в те годы, как правило, сопровождалось длительной шумной кампанией в средствах массовой информации, что достаточно больно било по престижу нашего государства и нашей разведки. И руководство резидентуры стало думать о том, как опередить французов и вывезти Клима до того, как МИД Франции примет решение о его выдворении.
Утром следующего дня в Москву были отправлены жена и дети Клима, и начались активные консультации с Центром о том, как, избежав скандала, выехать из страны самому оперработнику. Через некоторое время было принято решение вывезти его из страны тайно, без таможенного и пограничного контроля. Эту непростую задачу нам помогли решить имевшиеся у нас в те годы в аэропорту дружеские связи среди советских и французских граждан: одни провели Клима на борт лайнера, а другие этого «не заметили».
Через несколько часов в московском аэропорту Клима встретили его коллеги и передали в надежные руки родственников и друзей.
А через несколько дней после этих событий в МИД Франции вызвали посла СССР, чтобы сообщить ему об объявлении Клима персоной нон грата и потребовать, чтобы он покинул страну в течение 24 часов. Было заявлено также, что этот факт станет достоянием широкой прессы.
Выслушав все, посол спокойно сказал: «Такого сотрудника в штате посольства нет. Он уже выехал на родину».
Французы крайне удивились, так как были уверены, что Клим находится в Париже. Этот факт был подтвержден и сотрудниками французской пограничной службы, поскольку сведения о пересечении им французской границы у них отсутствовали.
Обидно, но на нет и суда нет. Пришлось считать инцидент исчерпанным и не выносить его на страницы местных газет.
