Сергей Черных
Чужое варенье всегда кажется вкуснее. Фото Pixabay
Калининградское высшее военно-морское училище (ныне Балтийский военно-морской институт) размещалось и до сих пор размещается в зданиях бывшей школы полевой жандармерии Кенигсберга. Главный корпус «системы» располагался, если смотреть сверху, буквой «П». Верхняя перекладина буквы выходила прямо на Советский проспект, а два основания буквы – во внутренний двор. Подробное описание расположения училища – важный аспект в данной истории.
БРОСАЙ ЕГО!
Половина главного корпуса была учебной, там располагались рубка дежурного по училищу (напротив – Пост №1, то есть Знамя части), учебные аудитории. Это на первом этаже, на втором и следующих этажах находились учебные аудитории (классы). Вторая половина корпуса была жилой. В трех подъездах обитали курсанты трех факультетов (по одной роте на каждом этаже) – курсанты с 1-го до 2-го курсов, носившие бескозырки. Курсанты 4-го и 5-го курсов, носившие фуражки (то есть гардемарины), жили в отдельном общежитии.
Жилой и учебный корпуса имели сообщение, но двери между ними на каждом этаже были постоянно закрыты на простые дверные замки, которые, впрочем, открывались незамысловатой отмычкой, изготавливаемой из куска стальной проволоки. Все окна первого этажа имели кованые решетки и потому лишь приоткрывались для проветривания. А начиная со второго этажа на окнах решеток не было. Но было довольно высоко. Высота потолков в помещениях была около четырех метров. На занятиях кислорода хватало всем. Не хватало только свободы и приключений известно на какую часть курсантского тела. Днем из жилого корпуса в учебный проникать не было смысла, там могли быть люди. А вот ночью, чтобы купить в ближайшем ресторане несколько бутылок портвейна, разрабатывалась бесхитростная операция. Через вышеупомянутую дверь четверо проникали в учебный, ночью необитаемый корпус, попадали с помощью отмычки в аудиторию и закрывались там.
Итак, майская ночь. Ничто не предвещало беды, но сложилось, как обычно.
Вроде бы вычислили все правильно. Дежурным по училищу стоял капитан 1 ранга Однопозов. Обходы он обычно делал с двух до четырех ночи. Дежурным по факультету заступил капитан 3 ранга Рачковский, наш командир роты. Раньше чем в час ночи, он обход, как правило, не начинал. Самое удобное время для самоволки было с 23.30 до 00.30. Все совпадало.
Четыре субъекта, одетых в спортивные костюмы, отправились в учебный корпус, имея при себе три новые простыни (они прочнее, надежнее) и надежду на успех. Первый рубеж обороны «противника» был легко преодолен. Закрылись в классе, связали простыни последовательно «прямыми» узлами. Получилась почти шестиметровая «веревка». Открыли окно, осмотрелись. Никого. Замечательно. Один конец простыни накрепко привязали к массивному радиатору отопления. По импровизированному концу спустился самый легкий и шустрый участник операции, быстро перебежал дорогу и скрылся за цветущими каштанами, растущими вдоль Советского проспекта. Чтобы не маячить в окне, остальные присели за парты. Минут через 15 «веревка» задергалась так, что загремел радиатор. Не глядя в окно, начали спешно поднимать «ходока». И вдруг в оконном проеме появляются... офицерская фуражка и погоны старшего лейтенанта. Из темноты голос кого-то из курсантов:
– Бросай его на фиг (ну, понятно, слово было нецензурным)!
Ответ помощника дежурного по училищу (а это был он, откосивший от плавсостава со своим гастритом, по блату оставшийся служить в училище, двухлетней давности наш выпускник) ничуть не удивил:
– Не бросайте, ребята, я все прощу!
Про помощника дежурного по «системе» при планировании операции, оказывается, забыли. Правда, он должен был обходить внутренний двор после отбоя и разгонять зазевавшихся курсантов по койкам, но никак не обходить училище по внешнему контуру. Просто несколько лет назад старлей сам пользовался этим тайным путем на волю. Иначе откуда бы ему знать?
В итоге, недолго думая, помощника дежурного по училищу приспустили до середины окна первого этажа и оставили висеть, как говорится, до лучших времен. На другой стороне Советского проспекта, в тени каштанов, шустрый боец с авоськой в руках, посмотрев на эту картину Репина «Приплыли», метнулся к запасному пути отхода, через хоздвор. Там вероятность попасться была многократно выше, но шанс все же был. Тем более что тот, кто мог поймать его на хоздворе, висел под окном. Трое оставшихся в аудитории прикрыли окно, выскользнули из класса, закрыли его отмычкой и «полетели по койкам». Ну, старлей повисел-повисел да и спрыгнул: закон Ньютона никто не отменял, да и руки не железные. Приземлился он не совсем удачно, подвернув лодыжку. Доковылял до рубки дежурного, доложил, что видел. Капитан 1 ранга Однопозов пришел в бешенство. Хотел было объявить: «Училище, в ружье!», но, подумав, дал команду: «Большой сбор! Построение на плацу!» Гардемаринов, пересчитав, резонно отпустили спать.
Через десять минут было смешно смотреть, как хромой старший лейтенант, проходя мимо тысячного строя полусонных курсантов, останавливался и выборочно просил вполголоса произнести фразу: «Бросай его на фиг!» Но опознать никого не удалось.
Еще через сорок минут Калининградское высшее военно-морское училище мирно спало, дожидаясь ласкового майского утра.
ПРИКАЗА РАСТИ НЕ БЫЛО
Весной 1976 года наше славное Калининградское высшее военно-морское училище решил посетить главнокомандующий ВМФ СССР Герой Советского Союза Адмирал флота Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков. Это незаурядное событие начальник нашего училища контр-адмирал Пилипенко решил отметить чем-то эпохальным. И принял решение посадить (это в марте-то) аллею деревьев имени Адмирала флота Советского Союза Горшкова. Аллея должна была протянуться от КПП до столовой, это каких-нибудь метров 250–300 вдоль асфальтовой дорожки, соединяющей два объекта.
Идея пришла в голову поздновато. Приезд высокого гостя ожидался на завтра. После обеда нас, курсантов младших курсов, построили и отвели к месту будущих мичуринских подвигов. Мы получили приказ: «Не спешить, но к утру все должно быть готово!»
Было довольно холодно. Приехали несколько грузовых машин с деревьями в количестве не меньше сотни и одна машина с лопатами, ломами, кирками, кувалдами и топорами. Разметили ямы и, естественно, с флотским энтузиазмом взялись за дело. Но тут выяснилось, что земля мерзлая, копать ее невозможно. На первые несколько ям ушло больше часа. И тогда кому-то в голову пришла гениальная идея. Ямы для размещения корней рыть не стали, так как при всем желании не успевали справиться с задачей. Деревья просто заточили как колья, отрубив корни, воткнули в неглубокие ямки, которые пробивались несколькими ударами ломом или киркой, растянули веревочными растяжками за колышки, вбитые в землю, и аккуратно побелили. Выглядело презентабельно, даже красиво! Держалось прочно. Закончили до отбоя.
На следующий день – торжественное построение, вручение каких-то погон офицерам, ободряющая речь главкома и обход училища. Никто ничего не заметил. А вот после убытия высокопоставленного гостя аллея простояла лишь два дня. Потом деревья просто повыдергивали и сложили в огромную кучу на плацу. А еще через день сожгли.
Приказ начальника училища был выполнен беспрекословно, точно и в срок. Ну а расти дальше деревьям никто и не приказывал!
У НЕГО УЖЕ ЕСТЬ КНИГА
Есть такая старая байка. Офицеры корабля собрались в кают-компании и думают, что же командиру подарить на день рождения. Встает замполит: «Я думаю, что лучший подарок – это книга». Тут приподнимается старпом: «Не, книга не пойдет. Я у командира был дома – у него уже одна книга есть». Но тут история несколько другая.
В 80-х годах довелось мне служить командиром штурманской боевой части на эскадренном миноносце «Осмотрительный» под командованием замечательного командира, в то время капитана 2 ранга Александра Ивановича Бражника. В 1985 году «Осмотрительный» совершил межфлотский переход из славного города Балтийска в не менее славный город Владивосток. Поход длился три с половиной месяца, потому что шли мы вокруг Африки. Вахту мы с младшим штурманом несли по 12 часов по очереди. Поэтому времени на отдых хватало. Как правило, кроме сна развлекались чтением. Хорошие книги были в дефиците. И вот как-то утром прибываю в каюту командира доложить прогноз погоды и вижу полки с отличными дефицитными книгами. Язык зачесался попросить что-нибудь почитать. Но не тут-то было! На полках под стеклом было написано плакатным пером: «Книги на руки не выдаются, потому что добыты тем же способом!»
У меня чуть челюсть не отвисла. Доложил прогноз погоды и пошел дальше вахту нести.
КОММУНАЛКА
После боевой службы 1981–1982 годов на гвардейском большом противолодочном корабле «Гремящий» нам с женой дали комнату в коммуналке в Североморске. С нами в этой квартире жили летчик-вертолетчик Леша с женой и одинокая, как мне тогда казалось, пожилая (сорокалетняя) сотрудница узла связи флота по имени Эмма.
В октябре 1982 года меня перевели служить на корабль, который еще только строился на кораблестроительном заводе имени Жданова в Ленинграде, то есть на тот самый вышеупомянутый эсминец «Осмотрительный». Экипаж был сформирован в Североморске, но мы еще не отправились в Ленинград, так что, чтобы как-то сплотиться, ходили друг к другу в гости, общались, обменивались предположениями, что нас ждет впереди, приглядывались, кто есть кто.
Как-то раз я пригласил к себе нашего пропагандиста Аркадия Силкина, одессита, офицера с чувством юмора, спортивного и адекватного парня. Аркадий был легким в общении, явно не политическим занудой, несмотря на должность. У меня был спирт, а Аркадий принес с собой рыбные пельмени и пачку сметаны на закуску. Запивать только было нечем. Мы вышли на недавно отремонтированную кухню. (У нас с женой, когда мы варили сгущенку, выкипела вода, и произошел взрыв банки, после чего пришлось делать полный косметический ремонт.)
Мы с Аркадием покрутили глазами и обнаружили на подоконнике три трехлитровые банки варенья. Две закатанные, а одну – начатую, с пластмассовой крышкой. Банки были явно не наши, у нас варенья не было. «Ну, – думаю, – не убудет». Из открытой банки отлили полстакана варенья, развели водой и пошли в комнату выпивать и закусывать. Часа два посидели, поговорили и легли спать. Ночью я услышал, как кто-то пришел в квартиру. «Соседи», – подумал я и продолжил спать.
Утром встали по будильнику, пошли умываться. На службу к восьми, надо было поторапливаться. Я в ванной. Вдруг слышу голос Аркадия с апокалипсическими интонациями:
– Смотри!
Я выглянул и меня чуть, как говорится, Кондрат не обнял. На бельевой веревке, натянутой поперек кухни, висел листок, вырванный из ученической тетради. На нем красной шариковой ручкой было написано и обведено несколько раз, чтобы было пожирнее: «Кто ел варенье из моей банки!? Не прощу. Эмма». Как оказалось позднее, Эмма помечала уровень варенья на банке фломастером. Но мы-то этого не знали.
После этого я каждый вечер выслушивал знойные подвывания Эммы о расплодившихся в нашей квартире расхитителях индивидуальной собственности. Правда, продолжалось это недолго. Через три дня Эмма выжаривала новую сковородку. Тогда еще не было в продаже сковородок с антипригарным покрытием. И антипригарного эффекта достигали, выжаривая до нуля полную сковороду постного масла. Масло вспыхнуло, загорелось, и потолок на кухне закоптился. Пожара, правда, не случилось, так как быстро сообразили выключить газ и накрыть сковородку крышкой. Денег на ремонт у Эммы не было. И тогда она отвязалась со своими претензиями по варенью и даже, однажды, когда я утром пил чай, положила мне на блюдечко того самого брусничного варенья. Вот такая веселая жизнь была. Ничего поучительного. Только факты.
комментарии(0)