Воздушное приключение

Всю свою не всегда сознательную жизнь я был связан с авиацией. В детстве увлекался авиамоделированием и регулярно летал во сне. Позднее стал летать в реальности, на самолетах и вертолетах, больших и маленьких, гражданских и военных, в том числе на бомбардировщиках и даже на сверхзвуковых истребителях-спарках. Правда, исключительно в качестве пассажира.

Я всегда прекрасно ощущал себя в полете, не считая недавнего случая, произошедшего в пустыне Сахара, вблизи обширного, заросшего зеленью оазиса. Там нам предложили покататься на горячем арабском скакуне, на неароматно пахнущем верблюде и на легкомоторном самолете. Я выбрал последнее.

Юноша-бербер подвел меня к небольшому, почти игрушечному аппарату, напомнившему мне те, что я мастерил в далеком детстве. Крылья обтянуты полимерной тканью, вместо фюзеляжа – алюминиевая труба, но самым впечатляющим было то, что дверцы кабины, как и прочие ограждения, отсутствовали напрочь.

Паренек тоже не внушал доверия. Неужели этот юный пустынник за пилота? Он усадил меня в кабину и перечислил правила поведения в полете, все, кроме одного: необходимости пристегнуться. А ведь он сам должен был пристегивать пассажиров или как минимум контролировать процесс. Но юноша лишь напялил мне на голову шлемофон и исчез.

Сижу жду развития событий. Осматриваюсь. Вижу, что изначально система управления самолетом было спаренной, но ручку перед пассажирским креслом предусмотрительно демонтировали, чтобы какой-нибудь весельчак не схватился за нее в полете и не отправил аппарат в пике.

Подошел летчик. Им оказался немолодой элегантный итальянец, хорошо говоривший на французском. Он садится, запускает двигатель, а я тем временем нахожу между креслами ремень безопасности и высвобождаю его со словами:

– Надо бы пристегнуться!

Но итальянец, к моему изумлению, отвечает:

– Не надо!

После чего забирает у меня ремень, накидывает его на себя и пристегивается.

Я несколько озадачен. Как же так? А я? Или меня пристегнут позже? Я все же ищу второй ремень, озираюсь, но тут самолет срывается с места, и меня отбрасывает назад. Я кричу, что не успел пристегнуться, но пилот меня не слышит – связь работает с перебоями. Еще секунда, и мы в воздухе.

Пилот сразу выполняет вираж с сильным креном в мою сторону. Меня неудержимо тянет из кабины наружу, к земле. Дверцы, как я говорил, отсутствуют. Под боком – проем от пола до потолка. Вывалиться из него так же легко, как и из открытого окна, если стоишь на подоконнике. А тут еще резкий, неожиданный крен…

Я хватаюсь одной рукой за кресло, другой – за фонарь, то есть за остекление кабины. Пилот насмешливо поглядывает на меня и хмыкает:

– Страшно?

«Он что, идиот?» – думаю я, но тут же осознаю, что летчик меня не слышит. А я его отлично слышу. Нет бы наоборот! Кричу ему, что я не пристегнут, но он лишь пожимает плечами, и спокойно поясняет:

– Если хотите, можете держаться, но это не обязательно.

Я хочу показать рукой, что на мне нет ремня безопасности, но он уже выполняет очередной вираж в мою сторону, и мне приходится еще крепче вцепиться руками в кресло и фонарь. Я вновь ору ему, что не пристегнут. Итальянец кивает и мило улыбается в ответ, принимая мой ажиотаж за проявление восторга.

Позднее выяснилось, что его ввела в заблуждение сумка, висевшая у меня на плече. Ее ремень был очень похож на ремень безопасности и проходил так же наискосок груди от плеча к бедру. К тому же пилот был уверен, что его помощник пристегнул меня. А когда я перед взлетом попытался пристегнуться самостоятельно, я по ошибке схватил ремень летчика. Он подумал, что я хочу помочь ему, отказался и пристегнулся сам.

А самолет тем временем быстро набрал высоту, и перед нами открылся такой восхитительный вид, что я забыл обо всем на свете. Ярко-голубое чистое небо, абсолютно прозрачный воздух, сияющая желто-оранжевая пустыня во все стороны до горизонта. Закатное солнце рельефно обрисовало барханы, похожие на куличики в песочнице и по форме напоминавшие запятые. Кое-где темнели купы деревьев и кустов. В стороне плотным зеленым массивом раскинулся оазис, похожий на остров среди песчаных волн.

Оторваться от такого зрелища не было сил. Им можно было залюбоваться, даже вывалившись из самолета и летя без парашюта к земле. Поэтому я умолк, наслаждаясь невиданным пейзажем. Мне уже не хотелось, чтобы летчик прерывал этот сказочный полет. Держался я вроде крепко, перегрузки терпимые, и хотелось всласть насытиться здешними красотами. Жаль, нельзя было фотографировать – руки были заняты.

Итальянец насмешливо косился на меня. Его забавляло, что я держусь за кабину обеими руками.

– Вы никогда не летали на таких аппаратах? – вежливо поинтересовался он.

– Регулярно летаю, – ответил я. – Я работаю с такой техникой.

Это была правда с той оговоркой, что я летал всегда в закрытых кабинах. Но зря я это сказал, потому что на этот раз итальянец меня услышал и сразу оживился:

– Вот как! Прекрасно! Тогда полетаем свободнее!

Ему, видимо, наскучило бережно катать пугливых туристов, и он, как выпущенная на волю птица, принялся выписывать в воздухе такие кренделя, что я вцепился в кресло не только руками, но и ногами, и был готов ухватиться всеми конечностями за пилота, как бы он ни протестовал.

А он закладывал виражи один круче другого, нырял вниз, взмывал вверх, ходил на бреющем полете над барханами. Говорят, что знаменитый Нестеров, летая в открытой кабине, тоже не пристегивался, даже когда выполнял свою мертвую петлю. Но я не Нестеров и к такому цирку не привык, а потому решил пресечь эти шалости и вновь заорал, что не пристегнут.

В этот раз связь сработала. Итальянец ошалело посмотрел на меня, на ремень, на сумку, изменился в лице и спешно пошел на снижение. Посадив самолет, он воскликнул:

– Как!!! Вас не пристегнули!!!

– Нет.

– Но вы могли вывалиться!!!

Он даже побледнел, говоря это. Потом накинулся на подошедшего ассистента. А через минуту мы уже ухохатывались с ним, вспоминая подробности полета.