Сила печатного слова

В условиях советского дефицита приобрести «Ниву» было сложно. Фото © РИА Новости

Все, кто в годы своей туманной юности и беззаботной молодости был юнкором, рабкором или военкором, должно быть, помнят советский праздник, отмечавшийся 5 мая. По партийной легенде, именно в этот день в 1912 году вышел в свет первый номер газеты «Правда» – печатного органа большевиков. Еще один лозунг, рожденный более 100 лет назад, также хорошо известен бойцам идеологического фронта. Сам вождь мирового пролетариата Ульянов-Ленин говорил, что «газета – не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». Правда, дотошные исследователи советской эпохи пришли к выводу, что фраза, выдернутая из контекста, стала на многие годы основным стержнем, вокруг которого выстроилась целая теория журналистики. На самом же деле она якобы и гроша ломаного не стоит, а представляется как нечто бесконечно неопределенное.

Позволю себе не согласиться с оппонентами классика, поскольку сам неоднократно убеждался в силе печатного слова. За время работы в военной прессе у автора этих строк было немало занимательных историй и веселых розыгрышей. Расскажу несколько из них.

СКОЛЬКО ВЕСИТ КУРСАНТСКИЙ САПОГ?

Будущие военные журналисты – курсанты прославленного Львовского высшего военно-политического училища – постигали премудрости профессии, рассылая по редакциям районных, городских, а иногда и рангом повыше газет свои, как они тогда считали, непревзойденные литературные шедевры и публицистические опусы.

Помню, как после небольшой заметки под названием «Заповедь курсанта» в выходившей миллионным тиражом «Комсомольский правде» ее автор в одно прекрасное утро проснулся знаменитым. Наш ротный поэт, весельчак и балагур Саша Комаров, пройдя с однокурсниками испытание многокилометровым марш-броском, задавался риторическим вопросом, мол, знаете ли вы, студенты, девушки на выданье и прочие гражданские лица, сколько весит... курсантский сапог?

По версии автора, вес яловых сапог заметно увеличивался в прямой зависимости от пройденных в зной и непогоду километров по шоссейным и лесным дорогам. Ноги становились свинцовыми, спина впереди идущего товарища превращалась в неприступную стену, а казенная обувь тяжелела буквально с каждым метром. Зато какое одухотворенное чувство войскового товарищества возникало в душе молодых бойцов, когда рота в полном составе без потерь из точки А прибывала в точку Б.

После публикации в училище из больших и малых городов всего Советского Союза хлынул поток писем, преимущественно от представительниц слабого пола, желавших разделить с львовскими гусарами все тяготы и лишения воинской службы. Наш ротный почтальон Сергей Поляков приносил письма пачками, а ставший известным на все училище автор крылатых строк щедро делился ими с сослуживцами, устраивая своеобразную перекличку: «Мария из Кишинева, Гульнара из Ташкента, Анастасия из Тамбова». Под громкие ободрительные возгласы он вручал однокурсникам, горевшим жгучим желанием обрести далекую подругу, вожделенный конверт, исписанный красивым девичьим почерком. Про себя военкор тоже не забыл, с тремя подругами по переписке ему даже удалось во время курсантского отпуска встретиться, а с одной из них – балериной из Перми – он, по собственному признанию, общался много лет.

Однажды, когда курсанту Александру Комарову не удалось пойти в увольнение, родились вот такие поэтические строки:

Шинель моя впитала пот

Тактических учений,

Я землю рыл, как крот,

Ругая дождь осенний.

Шинель моя впитала грязь,

Травы и леса влагу,

Я еле шел, к земле клонясь,

И все, казалось, лягу.

Шинель я чистил целый час,

Ведь завтра увольненье,

Я так скучал без милых глаз,

Что кончилось терпенье.

И вот отчищена шинель

Не хуже, чем в химчистке,

Но только зря вся канитель –

Я вычеркнут из списка.

Были у нас и свои уникумы. Например, Шура Мизяковский, знавший фамилии не только всех секретарей политбюро ЦК КПСС, но и руководителей компартий дружественных стран. Поступать в училище уроженец Винницы приехал с журналами «Новое время», в которых были опубликованы его, украинского школьника, политические заметки. Игорь Ризаханов из Мичуринска предпочел Литературному институту Львовское военное училище, привезя с собой несколько номеров известного журнала «Новый мир». Там на последней странице редакция печатала афоризмы читателей. Автором нескольких из них был наш тамбовский джигит. Кстати говоря, гонорар за заметку в политическом журнале или строчку мудрой мысли в тиражном литературном альманахе значительно превышал вознаграждение за очерк в районной газете.

КИСЛЫЕ ЩИ В ГРЯЗНОЙ ПОСУДЕ

Так удивительным образом сложилось, что в редакции, куда я прибыл после окончания училища, уже трудился, вернее – служил корреспондент-организатор – мой однофамилец и тезка. Нас различали по отчеству и званию: я был Алексеевичем «по батюшке» и лейтенантом, а Юрий Борисович – прапорщиком. Иногда нас путали, случались и недоразумения.

Мой тезка вел в газете тему тыла и войскового хозяйства. Однажды в командировке он по заданию редакции посетил солдатскую столовую. Обычно в частях к корреспонденту приставляют сопровождающего, в целях, так сказать, более эффективного выполнения задания, на самом деле – чтобы журналист ничего лишнего не увидел и не разразился критикой в адрес нерадивых армейских начальников. Оставшись как-то раз без опеки, корреспондент направился во время обеда в столовую, как сказано в распорядке дня, на прием пищи. То, что он увидел, – грязная посуда, специфический запах, остатки пищи и т.д. – глубоко поразило военкора, самого в недавнем прошлом солдата-срочника.

Автору пришел в голову хлесткий заголовок: «Кислые щи в грязной посуде». Все бы ничего, да наш ответственный секретарь редакции Юрий Петрович (назовем офицера пока только по имени и отчеству, почему, поймете позже) мог не совсем правильно понять корреспондентский креатив.

Коллегиально было решено идти автору за советом к ответсеку. Через несколько минут прапорщик Потапов вернулся, горя и сияя, как счастливая звезда: «Утвердил! И даже усилил заголовок!» Не сделав ни одной правки, кроме надписи в заголовке, капитан Юрий Петрович Кислый вернул завизированную рукопись автору, понимая, что рождается гвоздь номера. В самом верху страницы теперь значилось: «Кислейшие щи в грязной посуде». С таким названием и вышел материал в ближайшем номере газеты.

Как нам стало позже известно, с заместителя командира полка по тылу хорошенько спросили на партсобрании и даже впаяли ему выговор. Об этом мы узнали из ответа, вскоре пришедшего в редакцию. Были в советских газетах в ходу такие, например, рубрики: «Газета выступила. Что сделано?», «Нам отвечают».

Через некоторое время в командировку в эту же воинскую часть предстояло ехать и мне, правда, по другой, нетыловой, линии. Если ранее меня в этом полку встречал замполит, то на этот раз, к моему удивлению, ко мне приставили неуклюжего, предпенсионного возраста подполковника – заместителя командира по тылу. Трижды в сутки он пытался меня угостить салом из подсобного хозяйства, чаем с чабрецом и восточными сладостями. При этом сетовал, что газета явно переборщила с критикой и его перевод на «ридну» Украину откладывается на неопределенное время.

Другой наш корреспондент, несомненно наделенный творческими способностями и вообще большой оригинал, майор Юрий Альбиянович Кумыков поднаторел в сатирических и юмористических жанрах, иллюстрируя свои произведения собственноручно исполненными карикатурами. Специфику конвойной службы он знал, как никто другой в редакции, поскольку отпахал полтора десятка лет в подразделениях по охране исправительно-трудовых колоний, затерявшихся в песках Кызылкума, богатых, как известно, залежами золота и урана и других полезных ископаемых. Изучая оперативную обстановку на охраняемом объекте, а попросту на зоне, майор Кумыков научился хорошо разбираться в людях. Поэтому его новый персонаж был нарисован в буквальном и переносном смысле безукоризненно.

В редакции старому служаке всегда поручали особые задания. Однажды армейские контрразведчики раскрутили дело неординарного афериста, обманувшего не один десяток доверчивых советских граждан. Облачившись в форму генерала, импозантный мужчина в расцвете сил разъезжал, как он по большому секрету сообщал своим попутчикам, с инспекцией военно-медицинских учреждений легендарной армии и доблестного флота. Для пущей важности доставал из увешанного различными наградами кителя служебное удостоверение главного медицинского эксперта Минобороны по борьбе со СПИДом. Между делом живописал об обширных связях во многих эшелонах власти. Помимо родного медуправления, у него якобы имелись надежные знакомые в кадровой службе и структурах военторга.

В эпоху всеобщего дефицита, порожденного горбачевским изобретением – ускорением и перестройкой – вожделенные легковые автомобили были доступны далеко не всем соотечественникам. Военторг же имел особую квоту от союзного Госплана. Отечественные средства передвижения, считавшиеся роскошью, предназначались, помимо генералитета, боевым офицерам, прошедшим Афганистан, однако находились среди них и те, кто отказывался от дорогостоящего приобретения. Этим и брал «генерал», что называется, на живца собеседников, с подобострастием интересовавшихся, не сможет ли военврач помочь оформить «Жигули» седьмой модели или «Ниву». Аферист выдерживал театральную паузу, а затем многозначительно отвечал: «Надо подумать». Для ускорения «думы» предлагалось внести залог в половину стоимости авто. И люди, словно под гипнозом, подписывались под этой черной схемой. Как вы понимаете, получив заветную сумму, проходимец скрывался в неизвестном направлении.

Однажды он объявился в столице Казахстана Алма-Ате, где дислоцировалось несколько штабов округов и объединений, два военных училища с тыловыми и медицинскими службами при них. Для афериста раздолье! Липовый генерал наведывался в высокие инстанции, где перед ним открывались любые двери. Здесь он обещал своим собеседникам иные, нематериальные блага, а именно – должности. Для застрявших в заштатном округе повышение по службе и перевод в Москву, Ленинград, Киев или Минск были пределом мечтаний. Входя в раж, ряженый генерал за отдельную плату предлагал устроить перевод в Европу – в Группы советских войск в Германии, Венгрии, Польше или Чехословакии. На выбор! Для решения вопроса предлагалось собрать джентльменский набор и энную сумму в конверте.

Дамам из секретариата «москвич» таинственно шептал на ушко об отложенном на складе импортном мебельном гарнитуре, ковре ручной работы…

От заманчивых предложений, как установило военное следствие, не было отбоя. И текли в карманы генеральского мундира кровные денежки граждан и гражданок, мечтавших во сне и наяву о вожделенной покупке или новом месте службы.

Погорел проходимец, как водится, на мелочи – что-то намудрил со знаками различия, которые с излишком нацепил на погоны и мундир. А попался он в руки спецслужб, с укором писал военный корреспондент Кумыков, вовсе не в высоких штабных кабинетах, куда каждый раз заходил с одной мыслью – только бы не провалиться, а по чистой случайности. Задержали злоумышленника на одной из улиц города курсанты из гарнизонного патруля, обратив внимание на «форменное безобразие» и несколько потерянный вид гостя. Да и где это видано, чтобы генерал-полковник свободно, в смысле без свиты и охраны, разгуливал по многолюдным улицам! Словом, не стушевались патрульные, а, наоборот, проявили бдительность, задержали и доставили странного типа для разбирательства в комендатуру. И как выяснилось, не зря. Аферист-благодетель значился во всесоюзном розыске, успев «наследить» в больших и малых гарнизонах от Калининграда до Владивостока. Теперь же его песенка была спета, подозреваемым занялись военные контрразведчики, которые и раскрутили любителя острых ощущений на откровенные показания.

Так сложилось, что фельетон майора Кумыкова был готов к печати как раз ко Всемирному дню борьбы со СПИДом. После выхода газеты с весьма символичным названием «Дзержинец» корреспонденцию перепечатали многие военные издания, и, думается, среди обманутых граждан некоторые читатели узнали себя.

Мораль сей истории такова, что в погоне за легкой наживой свои сети ловкачам расставляют их старшие братья – аферисты. Между тем нас учили в то далекое советское время, вспоминаемое теперь с особой ностальгией, что достаток зарабатывается честным и непосильным трудом. Так и хочется воскликнуть: «О времена! О нравы!»