Владимир Цмокун
Ракетный крейсер «Владивосток». Фото с сайта www.history.navy.mil
Летом 1980 года наш ракетный крейсер «Владивосток» нес боевую службу в зоне Индийского океана. На подходе к Филиппинам попали в жестокий шторм. Смыло за борт плохо закрепленные бочки с различными техническими жидкостями и растительным маслом, многотонными волнами покорежило и погнуло леера и другие металлические конструкции.
Не доставило радости затопление отдельных внутренних помещений. Наскоро отремонтированные в заводе перед выходом в море холодильные машины и рефрижераторная камера для мясных продуктов тоже вышли из строя. Командир трюмной группы старший лейтенант Миша Рязанцев со своими бойцами, набранными на флот из кишлаков и аулов, героически устранял заводские недоделки, работая в нечеловеческих условиях жары, влажности и тесноты.
Остальной экипаж тоже не сидел без дела. Каждое утро после завтрака по кораблю раздавалась команда: «Начать устранение последствий шторма!» Кстати, о завтраке, а также и об остальных приемах пищи в тот веселый период хочется сказать особо. Рефкамера вышла из строя уже через несколько дней после начала похода. В связи с этим мясо во всех его видах несколько дней составляло основную часть меню экипажа. То есть сначала ели отварное мясо три раза в день, потом, по мере появления запаха, мясо стали обжаривать, потом наступила очередь обжаренных кур, потом – обжаренной колбасы. Поскольку дрожжи тоже испортились, а сухих на борту не было, хлеб выпекать перестали. Экипаж дружно перешел на сухари и заспиртованные в пакетах батоны.
Экипажу было объявлено, что рандеву с транспортом снабжения скоро состоится, а пока надо потерпеть. Порог этого терпения у всех был разный. Наиболее слабые желудки не выдерживали, понос начал косить людей, невзирая на возраст и звания. Количество работоспособных членов экипажа стало быстро сокращаться. Из семи вахтенных офицеров нас осталось трое – я, Юра Мишаков и Шура Тупицын. Несли вахты по четыре часа через восемь, а надо было ведь еще заниматься матчастью, матросами, заполнять документацию и поспать между вахтами. Корабельный док Коля Третьяк срочно соорудил три изолятора – для матросов, офицеров и мичманов. Перед входом в кают‑компанию появился тазик с какой‑то вонючей жидкостью, куда мы макали руки перед приемом пищи. Мало того – такими же вонючими стали супы, чай и компот. Плюс всепроникающая жара.
Конечно, лейтенантское сообщество принимало и дополнительные меры дезинфекции – начали быстро сокращаться запасы спирта (шила), бережно сэкономленные после регламентных работ на материальной части. Впрочем, шила и не могло хватить надолго, мы получали его не в том количестве. Очень скоро дошла очередь и до водки, закупленной перед началом похода и бережно уложенной на дно шкафов и рундуков. Конечно, никто не пил стаканами, но перед едой или после перехватывали по чуть‑чуть – для дезинфекции. Помогало не всем…
Потом мы встретились с транспортом снабжения, пополнили запас продуктов, опять начали выпекать свой хлеб. Героическими усилиями дока эпидемия диареи была побеждена, и наши исхудавшие в изоляторе товарищи заняли свои места в графике несения ходовых вахт. Жизнь налаживалась. Правда, в первый день очередного месяца, когда мы, командиры групп и батарей БЧ‑2, собрались со своими литровыми бутылками под спирт у каюты капитан‑лейтенанта Виктора Комиссарова, очень уважаемого командира нашей боевой части, нас ждал неприятный сюрприз. «Шила нет и не будет… пока», – оторвавшись от заполнения каких‑то формуляров, командир БЧ развернулся от стола в своем вращающемся кресле и с суровой отеческой добротой добавил: «Шило смыло, потерпите! Придем на Сокотру – получите! Свободны!»
Получив ясный ответ, мы разошлись по каютам и уж там‑то дали волю расстроенным чувствам. Запасами спирта ведал помощник командира, мужик серьезный и ответственный. Ну, понятно – на шторм можно многое списать, но не может быть такого, рассуждали мы, чтобы «помоха» не имел заначки. И у «бычка» (командира БЧ) она тоже наверняка имелась. В общем, на нас, командирах групп и батарей, решили сэкономить. Конечно, было обидно, но решили, что потерпим. Тем более что ходу до якорной стоянки у острова Сокотра оставалось несколько суток, и мы уже мечтали о том, что наконец‑то, черт возьми, выспимся, а там и все остальное наладится.
Но на следующее утро после ставшей уже привычной команды по трансляции «Начать устранение последствий шторма» мы услышали продолжение: «Офицерскому составу собраться в кают‑компании». Собрались. Командир объявил, что получена радиограмма – приказано следовать с официальным визитом в Мозамбик, в порт Бейра. Естественно, кроме различных ремонтных работ, экипажу надо будет заняться и покраской корабля. Учитывая, что в Мозамбике в ту пору шла война с Родезией и порт Бейры недавно бомбила родезийский авиация, все было непредсказуемо.
После командира выступил замполит. Он сказал, что командование понимает, что люди устали, что которую уже неделю мы на ходу, но дело предстоит государственной важности и офицеры, особенно командиры групп и батарей, должны довести до каждого матроса, что надо «проникнуться, собраться, осознать» и так далее.
Когда через несколько долгих недель на горизонте показались желтые берега Сокотры, мы обрадовались, как дети. Наутро после постановки на якорь на рейде получили наконец команду заняться регламентными работами на матчасти. Естественно, опять собрались у каюты командира БЧ со своей тарой под спирт. «В общем, так, товарищи офицеры! Спирт пока не подвезли, – сказал командир БЧ. – Ничего, обойдетесь пока. Предлагаю вам для работы на материальной части использовать внутренние резервы! Потом все компенсирую. И главное – только что нас, командиров БЧ, собирал командир корабля. Послезавтра состоится прием крейсера в состав 8‑й эскадры. Сначала проверка офицерами штаба по боевым частям, потом – строевой смотр, опрос жалоб и заявлений. Проводить смотр будет командир эскадры контр‑адмирал Михаил Хронопуло. Срочно всем заняться документацией, формой одежды личного состава, проверить у всех книжки «Боевой номер». И подстригите ваших бойцов, наконец! Свободны». Мы не стали больше задавать лишних вопросов и разошлись по своим подразделениям. Времени было в обрез.
Поясню для тех, кто не понял, почему какая‑то задержка в выдаче совсем невкусного технического спирта‑ректификата ГОСТ‑18300 так воспринималась нами, лейтенантами, в то время. У всех служба была не сахар. Могли быть неожиданные поломки техники, проблемы с личным составом, нас снимали с вахт за неправильно отданную по трансляции команду, и мы в этот же день заступали снова – могло случиться еще много других неожиданностей. Даже зарплату могли выдать с опозданием. Но одно на корабле было постоянным: в первый день месяца командир боевой части наливал каждому командиру группы и батареи его законные литр‑полтора для протирки различных контактов, клеммных плат, электроразъемов и прочего. Ну, а мы уже выдавали по мере надобности своим старшинам непосредственно для работ. Наличие своего НЗ (неприкосновенного запаса) этого продукта позволяло периодически скрашивать корабельные будни, устраивать ночные посиделки с друзьями, душевно отмечать дни рождения, очередную звездочку на погонах, уход в отпуск, рассчитаться с работягами в заводе за внеплановый ремонт и т.д.
Поздней ночью, накануне смотра, возникла идея. К нам зашел командир второй зенитной батареи, мой однокашник Юра Мишаков: «Мужики, есть мысль! Завтра на строевом смотре адмирал будет, как положено, проводить опрос жалоб и заявлений офицеров. А если каждый из нас заявит жалобу, что нам второй месяц шило не выдают?» У большинства сослуживцев победил здравый смысл, но мы с Юркой решили, что попробуем. Как говорится, «дальше ТОФа не пошлют, меньше пушки не дадут».
Проверку мы прошли. И вот финал: на юте, на раскаленной от солнца палубе опять построен экипаж для опроса жалоб и заявлений. Отдельно матросы, мичманы и офицеры. Всем, от матроса до командира эскадры, не хочется ни одной лишней секунды стоять на горячем железе, поэтому опрос жалоб и заявлений проходит очень быстро. Адмирал перед строем матросов: «Товарищи матросы, у кого есть жалобы и заявления?» Пять секунд тишины. «Старпом, отпускайте личный состав! » – «Разойдись!» Далее – к строю мичманов. Тот же вопрос. Тишина. «Разойдись!»
У офицерского строя порядок другой. Адмирал останавливается напротив каждого офицера, тот называет свою должность, звание и фамилию и говорит: «Жалоб и заявлений не имею!» Рядом с адмиралом – офицер штаба с журналом в руках, в котором пока нет ни одной записи. БЧ‑1 (штурмана) – два офицера, жалоб нет. Теперь наша шеренга, БЧ‑2. Очередь до командира 2‑й батареи старшего лейтенанта Юры Мишакова доходит быстро. «Имею жалобу – второй месяц не получаю спирт, положенный по нормам обслуживания материальной части!» – докладывает он. Дисциплинарный устав, как известно, запрещает подавать общие жалобы. Каждый – только за себя. Адмирал, конечно, оживился. Наверное, он уже представил, как командирский катер уносит его в прохладный адмиральский салон штабного корабля, а тут… Кивок офицеру с журналом. Тот, конечно, не запомнил ни фамилии, ни сути жалобы. Приходится повторять, штабной записывает. Далее в строю командир третьей батареи, командиры групп. Жалоб нет. Адмирал останавливается передо мной. «Командир 4‑й батареи старший лейтенант Цмокун», – представляюсь и слово в слово повторяю текст жалобы. На сей раз повторять два раза не пришлось. Жалоба записана. Далее – минер, связисты, офицеры радиотехнической службы, механики, политработники, группа вертолетчиков. Жалоб и заявлений нет. Все обливаются потом, сверху – солнце, снизу ноги через тонкую кожу подошв тропических тапочек прожигает раскаленная палуба.
Наконец команда адмирала: «Командир, заканчивайте и со мной в вашу каюту! » После команды «Разойдись!» ныряем в спасительный полумрак коридора кормовой аварийной партии, к своим каютам. Идем с Юрой, перед дверью коридора ловим на себе недовольные взгляды остающихся на юте офицеров штаба – они уже собирались спуститься в ошвартованный у борта командирский катер, но без адмирала катер никуда не пойдет.
А мы с Юрой бежим в носовой кубрик, находим матроса‑секретчика, буквально тащим его в секретную часть и получаем свои «Инструкции по техническому обслуживанию». Юра – своей пусковой установки зенитных ракет, толстенную книгу, ну а я – своих артустановок АК -725, намного тоньше. Быстро возвращаемся в каюту и ставим закладки на страницах инструкций, где есть указания о протирке спиртом различных клемм, контактов и разъемов.
Нашу торопливую работу с инструкциями прервала ожидаемая команда по внутренней трансляции: «Старшим лейтенантам Мишакову и Цмокуну срочно прибыть в каюту командира корабля! » Встаем, закидываем книги в брезентовую сумку для ношения секретных документов, выходим из каюты. Слышим вслед: «Ни пуха ни пера, мужики!» Стучимся в каюту командира, заходим. За столом сидит командир. Сбоку, на диванчике салона, контр‑адмирал Хронопуло. В уголке на стульчике приткнулся замполит, куда ж без него. Докладываем о прибытии. «На основании каких документов вы требуете выдачу спирта?» – первым задал вопрос командир эскадры. Юра вытаскивает из сумки свою двухкилограммовую «Инструкцию по эксплуатации и техобслуживанию пусковой установки ЗРК «Волна». «Вот, товарищ адмирал. Там, где закладки – промывка или протирка приборов спиртом», – он протянул книгу командиру эскадры. Адмирал берет книгу, читает несколько строк, закрывает книгу и отдает обратно Юре, после чего вопросительно смотрит на командира. Командир понимает адмирала: «Ну, с вами, Мишаков, понятно. А что у вас, Цмокун?» Достаю «Техническое описание и инструкцию по эксплуатации артустановки АК‑725».
Конечно, она гораздо меньше по формату и тоньше, но несколько упоминаний о спирте и в ней есть. Командир мрачно смотрит на адмирала. Тот, наоборот, кажется вполне довольным. Еще бы, разобрались быстро, сейчас командирский катер домчит его в родной адмиральский салон на «Ямале». «Свободны», – адмиральский кивок головой выносит нас с Юрой из каюты. Вроде пронесло.
Вскоре нас вызывает командир БЧ‑5. Заходим. Виктор Сергеевич, как всегда, спокоен. Под столом – знакомая канистра. «Ну, давайте тару, что ли, – командир БЧ без лишних слов наливает шило в подставленные бутылки под самый верх. – Свободны!» Выходим в коридор и наблюдаем такую картину: почти все наши командиры групп и батарей боевой части стоят напротив каюты с пустой тарой. За нами из каюты выходит командир БЧ, но, абсолютно не обращая внимания на собравшихся, закрывает дверь. И тут мы, уходя по коридору, слышим такой диалог: «А нам, Виктор Сергеевич?» – «А вы идите на хрен». – «А почему?» – «Так вы ведь не жаловались».
И пусть кто‑нибудь скажет, что на флоте нет справедливости!
комментарии(0)