Вечер с психопатом

В начале 1990-х некоторые активные участники митингов сомневались: стоять за демократию или городскую администрацию захватить. Фото Reuters

Мы не могли не сдружиться. Амбициозный молодой офицер, впервые в истории войск назначенный в редакции начальником отдела боевой службы (лейтенант – на майорскую должность), и старший оперуполномоченный Особого отдела по Дальнему Востоку и Восточной Сибири капитан Виктор Т., готовящийся к поступлению в академию.

По разным поводам мы часто сталкивались на режимных объектах и полгода присматривались друг к другу. Затем он дал мне почитать «Аквариум» Виктора Суворова, я ему – «Это я – Эдичка» Эдуарда Лимонова. Он мне – «Тропик Рака» Генри Миллера, я – «Лолиту» Набокова. Неформальные отношения переросли в дружеские.

Виктор в силу специфики работы ни с кем из коллег и друзей не мог говорить о своей службе и образе жизни. В той же степени гробовое молчание касалось и меня: я в страшном сне не мог себе представить, как обмолвлюсь, что пил чай с начальником войск и его заместителем и какое печенье мы жевали. Эта сплетня, обросшая домыслами и слухами, мигом разлетелась бы по войскам. Имею в виду – какое печенье и варенье на столике у начальника.

Май 1992 года. Демократия набирает обороты. Митинги негодующих и протестующих, голосящих и орущих следуют один за другим. Для своей газеты я делаю фоторепортажи вроде «Митинг под зонтиками» и подобные ему.

Мне улыбается фортуна. Впервые в истории войск от начальника Особого отдела по ДВ и ВС получено согласие на интервью. В войсках это похоже на то, как в масштабах страны взять интервью у председателя КГБ.

Интервью я настойчиво добивался полгода. Был многократно проверен по всем линиям перед поступлением в военное училище. Велась постоянная разработка моей персоны как корреспондента газеты. Несмотря на все это, меня проверили еще раз.

За всеми военными журналистами присматривает особый отдел. Пишущая братия бесконтрольна и безбашенна, она бывает на режимных объектах чаще, чем в ресторанах и в кино. На вопрос редактора «Куда поедешь в командировку?» есть возможность дать любой ответ – с точностью до заставы, несущей службу по охране, скажем, въезда в железнодорожный туннель. Для этого не нужно никакого обоснования, кроме как: «Хочу!» Поэтому военный журналист – лакомый кусочек для иностранных спецслужб.

Мне 22 года, и некоторые мои юношеские мечты пока не реализованы. В детстве я много читал книг о военных контрразведчиках. И сейчас мне весьма интересно, что же находится за обитой железом дверью особого отдела, которая есть в каждом управлении дивизии в конце коридора.

Чтобы взять интервью, мне нужно приехать к управлению войск, пройти через головной полк, подойти к зданию управления с тыльной стороны и зайти в неприметный боковой подъезд, где лестница ведет на второй этаж к единственной двери, обитой железом.

Нажимаю кнопку звонка, меня разглядывают в глазок, дверь открывается. Часовой с автоматом, рядом на тумбочке – телефон. Коридор. Слева – одна дверь, также обитая железом: видимо, архив и спецсвязь. Справа – четыре двери кабинетов.

Весь Особый отдел по ДВ и ВС состоит из четырех человек: старшего опера-капитана, двух подполковников-направленцев и полковника-начальника. Мне – к начальнику, дальний кабинет.

Стучусь, вхожу, докладываю. Я много раз бывал в кабинетах управлений КГБ разных масштабов. Но аскетичность армейской контрразведки с ними не сравнится. Описывать ее нет смысла, она много раз показана в кинофильмах.

Полковник мне протягивает лист бумаги с отпечатанным текстом: мои вопросы, заранее согласованные, и его ответы на них. На этом интервью закончилось. Выхожу.

Около кабинета меня ждет радостный Витька:

– Ну как?

– Вот! – показываю листок.

– Это я ответы писал, шесть раз переделывал. Зайди, конька попьем.

Разлили по граненым стаканам, выпили. Витя говорит:

– Ты снимки с митингов захватил, что я просил?

На тот момент в Хабаровске образовались три немногочисленные демократические ячейки, каждая старалась перетянуть одеяло на себя. Человек по сто приходили на их митинги.

Среди лидеров выделялся явный психопат Сергей Д. Месяца полтора назад я сказал: «Витя, ты сходи на митинг, посмотри на идиота. Добром он не кончит».

Витя говорит:

– По твоему придурку-демократу я навел справки. Он два раза лечился в психбольнице, снимает три квартиры и живет один. Что ты можешь о нем сказать?

– У него появились бесконтрольные деньги. Одет во всё новое. Раньше с митинга уезжал на трамвае, сейчас – на белой «Волге». У меня чувство, что он хочет реализовать навязчивую идею, у него нездоровый блеск в глазах. От него исходит видимый запах психбольного.

– Ты бывал в психушке?

– Не раз и не десять и не в одной. Я делал репортажи.

– У нас из войск непонятно куда уплывает оружие. Причем из разных мест почти в одно и то же время. Воруют не партиями, а по мелочам: цинк патронов потеряли, автомата на складе недосчитались.

Мы разложили мои фотографии с митингов и пытаемся вычислить заказчиков – кто финансирует психопата. Тщетно. Вот в толпе оперативники МВД, вот наружка КГБ. Витькино лицо пару раз мелькнуло. Остальные персонажи за исключением группы поддержки лидера-шизофреника – случайные зеваки.

Витя говорит:

– Мне не нравится, как он ведет себя. Ребята-соседи (из КГБ. – А.Р.) жаловались, что не могут засечь его. Он никого к себе не подпускает.

– Его просчитать невозможно, у него сдвиг по фазе. Пусть наружку установят.

– Какая наружка! На каком основании? Они с митингов отписали рапорта, каждый занят собой. Можешь попасть в его квартиру?

– В какую из трех?

– В четвертую.

– Зачем?

– Посмотришь, что и как.

– Он девушек любит, а не мужчин. Впрочем, может получиться хороший репортаж.

Мы с Витей разработали план.

Суббота, четыре дня. Митинг, где в мегафон распинается психопат-демократ. На митинг я пришел с женой. В ту пору слово «модель» не было на слуху, скорее «муза фотографа». Жена одета в обтягивающий нежно-голубой свитер, недлинную джинсовую юбку, туфли на невысоком каблуке, без макияжа. Она наполовину азербайджанка. Черные большие смолянистые глаза, распущенные волосы ниже пояса.

Среди безликой толпы жена-муза выделялась, и с высоты помоста, с которого орал в мегафон психопат, он не мог ее не заметить.

Он запал на музу. Я видел это по его взглядам, которые он бросал на жену. Мы подошли к психопату после митинга. Он видел, что мы вдвоем, но лелеял надежду, что я случайный знакомый понравившейся ему девушки.

Я представился собственным корреспондентом газеты «Вечерний Ленинград», показав удостоверение. Это была правда. Мы перекинулись парой слов о демдвижении в Питере, у нас отыскались общие знакомые.

Психопат не спускал глаз с моей жены, они познакомились друг с другом. Свою лепту внес и я, доверительно сообщив, что демократическая пресса Ленинграда мало знает о героях, кто борется на Дальнем Востоке против коммунистической угрозы.

– Я бы с радостью сделал фоторепортаж из подполья демдвижения, где куют не просто металл, а сталь для клинков! – добавил я. – А девушка мне будет помогать делать репортаж.

Психопат-демократ купился на красивую девушку и публикацию в центральной прессе. Он назвал свой четвертый адрес на окраине города, в районе Красной речки. Условились на восемь вечера в его квартире.

Жена пошла в библиотеку, мы с Витей поехали к адресу. Осмотрелись. Вернулись. Сидим в кафе. Витя говорит:

– Я приеду за три часа до встречи, буду наблюдать. Если что-то будет подозрительное, я тебя с женой перехвачу на пути с трамвайной остановки. Слушай, вдруг этот псих набросится на вас с ножом в квартире?

– Застрелю на поражение.

– С чего?

– С пистолета.

– С какого?

– Утром выписал табельный ПМ, он у меня в кофре.

Смеркается. Витя не обозначился, давая отбой. Для виду расспросив прохожих на предмет отыскивания адреса и пошарахавшись по подъездам, оказываемся в однокомнатной штаб-квартире психопата.

Стол, пишущая машинка, кипы бумаг. В углу штабелем лежит свежий тираж газеты, что издает его демдвижение. Обстановка напоминает офис политической партии из кино или телесериала.

Профессию журналиста любить нужно. Я беру интервью на диктофон, уточняю детали, записывая в блокнот. Устраиваю фотосессию с единственным героем. Этому нельзя научиться на спецкурсах шпионов, как нельзя овладеть мастерством управления болидом «Формулы-1» по учебнику. Сотни интервью, тысячи фотоснимков, и только тогда не будет фальши.

Время близится к полуночи. Поговорили, посмеялись, выпили на троих бутылочку вина. Вышли с женой на улицу, на трамвае доехали до общежития. Я стал звонить Вите в отдел из телефона-автомата, что висит на стене общаги.

Меня поражает мастерство контрразведчика. Со своим узким мышлением я думал, что Витя прячется в одном из подъездов. Оказывается, он выбрал квартиру, из окон которой просматриваются подходы и интересующие его окна. Познакомился с хозяевами и все это время находился, наблюдая, в их квартире. Не покинул свой пост до моего сообщения. Дежурный по отделу сообщил мне номер, куда я должен перезвонить. Телефон той самой квартиры, из которой Витя ведет наблюдение.

– Витя, – говорю, – пачки газет в квартире сложены таким образом, что под ними много чего есть. Иначе бы они расползлись под своим весом. Присутствует запах оружейной смазки. Его не может перебить запах свежеотпечатанного тиража. Из-под газет торчит уголок нераспечатанного цинка с патронами.

– Понял, спасибо. Спокойной ночи.

Через час оперативная группа КГБ задержала психопата-демократа. Не отходя от кассы, его допросили. Как оказалось, психопат еще не до конца решил, чего ему больше хочется: захватить здание обладминистрации или прогулочное судно на Амуре, чтобы уплыть на нем в Китай.

К обеду внутренние войска недосчитались в своих доблестных рядах нескольких прапорщиков и офицеров, замешанных в делах о пропаже оружия.

Интервью с психопатом-демократом потеряло актуальность. Витя получил премию, и мы с ним торжественно передали ее моей жене. Она купила себе новые туфельки на лето. H