Перипетии курсантского бракосочетания

Многие советские военные вступали во взрослую жизнь еще на учебной скамье. Фото РИА Новости

Львов… Помню, с каким восторгом я всматривался в строгие кружева готических соборов, остроконечными шпилями устремленных в небо. Старинные жилые дома городских улиц с вкраплением тенистых аллей и резкими росчерками булыжных мостовых, казалось, уводили в глубь истории. И уже явственно слышался цокот копыт на соседней улице и позвякивание доспехов благородных рыцарей. Я влюбился в этот город сразу и навсегда!

Наше училище гармонично вплеталось в его уникальный ансамбль, наполняя город тем романтическим духом рыцарства, без которого это был бы уже совсем другой Львов. Город любил своих курсантов. Курсанты отвечали взаимностью, радуя горожан стройностью рядов и красотой строевого шага на парадах, хоровым многоголосьем новых и старых песен, исполняемых в тесноте и отзывающихся эхом старинных улиц.

Кроме того, в училище насаждался культ рыцарского отношения к женщинам и лицам старшего возраста: быть в форме и не уступить место женщине или пожилому человеку в общественном транспорте было немыслимо! Но была и еще одна особенность.

Зачастую романтические улицы и аллеи города, пропитанные запахами цветов и хорошего кофе, пробуждали в душах молодых курсантов, воспитанных на шедеврах мировой литературы, безумно-томительные любовные чувства. Выбравшись из тесноты казарм на городские просторы, «курсачи» напоминали молодых волков, обуреваемых чувством здорового голода. Широко раздутые ноздри втягивали пахуче-ароматный, возбуждающий воздух городских улиц, отделяя сладостно-возбуждающие ароматы городских чаровниц от других городских запахов. Уши начинали жить собственной жизнью, чутко реагируя на колокольчиковые переливы девичьих голосов. Раз взяв след, этот «хомоэрэктокурсантиус» уже не терял его, упорно преследуя и настигая жертву. То был особый голод: его не могли заглушить ни ежедневная муштра, ни изматывающие наряды и караулы, ни ударные дозы брома, подмешиваемые щедрой рукой полковых коновалов в ежедневный кисель. Лишь наступала минута покоя, он сразу же напоминал о себе бунтом восставшей плоти.

Эта история случилась, когда я был на третьем курсе. К этому времени у меня уже был ряд знакомых девушек, отношения с которыми носили легкий, ни к чему не обязывающий характер. Из этого ряда выбивалась одна, звали ее Наташа Львова. В отличие от прочих отношения с ней так и не переступили ту черту, после которой либо женятся, либо расстаются с обоюдными проклятиями. Она поняла, что я тот самый фрукт, который ни при каких обстоятельствах не сделает решительный шаг в сторону брачных уз, а у меня хватило ума понять, что девушка находится в том самом состоянии, когда ей нужен конкретный кандидат на должность мужа и звание отца будущего ребенка. Придя к взаимному пониманию невозможности развития наших отношений, мы с облегчением стали друзьями. Жила она в отдельной квартире рядом с училищем, куда я частенько на правах друга заглядывал, беспощадно поглощая бутерброды с докторской колбасой под неторопливую беседу о жизни.

В один из таких вечеров Наташа поставила вопрос ребром: «Олег, мне пора замуж!» – «А что? Кандидат есть!» – взбодрился я. Надо сказать, что в эту квартиру захаживали и до меня ребята из нашей роты. Двое из них, Женя Стойчук и Андрей Дегтярев, пожалуй, заслуживают отдельного описания.

Женька представлял собой тип диспропорционального субъекта: вроде в целом ничего особенного, но стоило задержать взгляд на нем чуть подольше, как невольно бросалась в глаза его согбенно-сухощавая фигура с длинными руками. Его печальный взгляд вызывал невольное сочувствие, чуть кривоватая улыбка довершала сложившийся образ кронпринца в изгнании, вынужденного влачить свои печальные дни в окружении, в общем-то, славных парней.

Первым, кто познакомился с Наташей, был он. Бедняга был по уши влюблен в нее, чего нельзя было сказать о Натали. Зато у Жени было одно, но неоспоримое преимущество пред всеми мужиками нашей роты. Это преимущество мы увидели в городской бане, куда нас строем водили через полгорода.

Андрей Дегтярев был совершенно другого типа: коренной москвич, казалось, в своем облике воплотил лучшие многовековые селекционные черты мужской части столицы. Высокий рост, тонкие, правильные черты лица, длинные аристократические пальцы, которыми он умело перебирал струны гитары. Другими достоинствами он не блистал. Уже через неделю после знакомства с Наташей он поинтересовался, насколько серьезные у меня намерения. Я развеял его беспокойство. «Она будет моей!» – решительно заявил он. С моей стороны протеста не последовало.

А теперь вернемся к поставленному ребром вопросу Наташи. Я, согласно нашей предварительной договоренности, автоматически выпадал из числа кандидатов. Женя явно не дотягивал до звания соискателя. «А как тебе Андрей? – вопросом на вопрос ответила она. «А что? Он вполне подходящая кандидатура. Да и он уже давно заявил на тебя права». – «Но нудноват, – задумчиво нахмурив брови и прикусив губу, с сомнением произнесла она, – особенно, когда начинает гнусавить песни и заглядывать в глаза. В такие минуты хочется запустить в него тапком». – «Он что, таракан, чтобы его тапком? – вступился я за Андрея. – Да и вообще, вы – красивая пара. Опять же, москвич».

Больше она к этому разговору не возвращалась, но, судя по участившимся самоволкам Андрея и все более обильным продовольственным передачам от любимой, локомотив любви успешно набирал скорость. Спустя недолгое время, задыхаясь от восторга, счастливый влюбленный сообщил: его предложение руки и сердца принято! Мне он предложил быть свидетелем.

И вот официальная церемония бракосочетания позади. В кафе накрыт обильный стол, помимо еды уставленный стеклянными сосудами с горячительными напитками. Забыл сказать, что переоделся в гражданку я в квартире Наташи, куда потом молодые после свадьбы должны были вернуться для проведения первой брачной ночи. Квартира находилась на четвертом этаже пятиэтажного дома старой постройки, потолки которой были под три метра высотой. Высота пятиэтажного дома была вполне сопоставима с высотой нынешней девятиэтажки.

Почему я говорю об этом так подробно, станет понятно чуть позже. А тогда я отдавал должное угощению, не забывая добросовестно исполнять обязанности свидетеля: следить, чтобы у гостей были налиты рюмки и паузы между тостами не были затяжными. К восьми вечера мое состояние можно было назвать состоянием орла: язык слегка заплетался, координация отчасти нарушена, но в поступках и мыслях – орел! Как бы там ни было, но в 19 часов таймер в мозгу сработал, напомнив, что в 20.00 я должен прибыть в расположение части, только смерть может быть оправданием этой неявки. Андрей вручил мне ключ от квартиры, предупредив, что им нужно открывать только нижний замок и по часовой стрелке: «Ключ оставишь у соседки напротив. Уразумел?»

Итак, нетвердой походкой я двинулся в направлении дома Наташи. Подойдя к двери, стал лихорадочно припоминать, в какой из двух замков нужно вставлять ключ. Так ничего и не вспомнив, решил начать с верхнего. После третьей неудачной попытки методом исключения решил попробовать с нижним замком. Ключ вошел как по маслу, но дальше этого дело не пошло. Безуспешно попытался повернуть ключ против часовой стрелки, с тревогой поглядывая на часы, стрелки которых с неотвратимой беспощадностью палача отсчитывали оставшееся время пребывания на свободе. У меня началась тихая паника: время идет, а я, как жеребец в стойле, переминаюсь с ноги на ногу, время от времени всхрапывая и обильно потея. С отчаянием обреченного приналег на ключ, и… хрясь! В руке у меня головка ключа, а ножка его издевательски торчит в самом замке без всякой возможности достать ее оттуда.

Это катастрофа! В голове только одна мысль: я во чтобы то ни стало должен попасть в квартиру. Дверь не вышибить, сделана из металла. Решительно звоню в соседнюю дверь, на пороге молодая девушка. Включаю свое обаяние: «Мадмуазель, не будете ли вы столь любезны позволить мне с вашего балкона перелезть на соседский? Не подумайте плохого, я свидетель молодых. Да-да, Наташи и Андрюши. Там мои вещи, мне нужно всего лишь переодеться. Да, я тоже курсант. Ах, вы видели меня раньше? А что вы делаете завтра вечером? Ну, скажем, часиков так в восемь? Как мило, я тоже ничего. Тогда, быть может, мы встретимся и будем делать то же самое, но вместе? Какая милая у вас на стене вышивка, узнаю репродукцию с картины Левитана. Это вы вышивали? Боже, да вы талант! Не отрицайте, я сам художник. Коллега, это гениально! Котики, вышитые на подушках, тоже милы. Это ваша кровать? Как она чиста и непорочна! Я с удовольствием присяду, но в другой раз. Ротный у нас сатрап, и, если я не приду вовремя, меня посадят на гауптвахту! Это такая тюрьма, только еще хуже. Не пугайтесь! Я еще на свободе, а значит, шанс встретиться завтра еще есть. Кстати, это печенье изумительно! Как, вы и его сами приготовили? Вы просто скопище добродетелей и мечта поэта! Кто поэт? Да, я иногда пописываю, в перерывах между стрельбой. Только никому! Я учусь на факультете контрполитразведки, сокращенно КПР. Когда не стреляем, то разведываем. Что? Да все что угодно! Вот вас зовут Евгения, а фамилия Молох. Ваша школьная фотография здесь ни при чем, вообще я ее не видел. Да, признаюсь, вами я интересовался давно, и нынешний визит всего лишь повод для знакомства. Женя, какие у тебя восхитительно мягкие и нежные губы. Так меня еще никто не целовал! Но труба зовет! Можно воспользоваться твоей гладильной доской?»

С этими словами я перекинул гладильную доску с перил балкона новой знакомой Жени на перила балкона Наташи: «Хорошо, на обратном пути я возьму с собой твое печенье. А пока, милая, приготовь мне чай». Я ступил на предательски скрипнувшую доску и в три шага птицей перелетел над 20-метровой высотой на балкон Наташи. Путь обратно был еще короче. Крепко обняв податливо теплые плечи Евгении, подавив мгновенно вспыхнувшее желание и взяв пакет с печеньем, бросился по направлению к училищу. Благо оно было в двух остановках от дома. Да и забег зимой на время уже был, а по лету бежать было куда как сподручнее.

Молодые между тем, ничего не подозревая, ближе к ночи возвращались домой. Каково же было их изумление, когда Андрей не смог вставить ключ в замок: из него торчал обломок собрата с безжалостно оторванной «башкой». Мало того, обломок был повернут в замке так, что достать его не представлялось никакой возможности. Кляня меня на чем свет стоит и вооружившись соседской фомкой, Андрей принялся взламывать дверь, заодно демонстрируя жене мужское умение обращения с инструментом. Молодой было не до того: она очень хотела в туалет. От нетерпения она притоптывала ножкой и торопила благоверного. Как только дверь с металлическим скрежетом поддалась, она тут же юркнула в вожделенную комнату, громко хлопнув за собой дверью. Андрей, вытирая пот со лба, пытался хоть как-то временно прикрыть выломанную дверь, как вдруг вслед за шумом сливаемой воды из туалета послышалось истерично-безутешное рыдание невесты: у бедняги в спешке соскользнуло с пальца и упало в унитаз обручальное кольцо. Не заметив этого, она спустила воду и лишь потом обнаружила пропажу. Помянув меня «незлым», «теплым» словом и засучив по плечо рукав рубашки, Андрей принялся изучать нутро унитаза, но дотянуться до сифона так и не смог. Оставался один путь: в руках сурового молодожена мрачно-матово блеснул металл слегка погнутой фомки.

До двух часов ночи соседи не могли уснуть из-а яростных ударов метала по керамике. Только в полтретьего ночи торжествующий клич возвестил весь подъезд о победе молодого мужа над унитазом. Кольцо было добыто из нутра фаянсового чудовища и после дезинфицирующей обработки водружено на палец возлюбленной. Поклявшись страшной клятвой утром меня расчленить, Андрей возложил молодую на свадебное ложе. Но все волнения и физические нагрузки, перенесенные им, сыграли свою печальную роль. Первая свадебная ночь получилась ну очень целомудренной.

В это же самое время ваш покорный слуга, закусив печеньем новой знакомой Жени, сладко спал в своей курсантской койке. Улыбка младенца играла на его с прилипшими крошками печенья устах. Ему снилась свадьба…