Игорь Шелудков
Поход к стоматологу не самое приятное событие, а на войне он может быть сопряжен еще и с риском для жизни. Фото Pexels
Сначала позволю себе экскурс-преамбулу. Где-то с рубежа 1970-х годов в Советской армии остро обозначились две стороны одной кадровой проблемы. Войско огромной страны было несметным – свыше 3,6 млн человек, и в частях ощущался «голод» на офицеров самого многочисленного звена – лейтенантского.
Заметно не хватало и солдат. Восполнять некомплект последних стали путем забирания под ружье студентов вузов. После окончания первого курса, отслужив два года, будущие профессора и инженеры возвращались к граниту науки. Командиры такой «прослойке» подчиненных только радовались, и вчерашние первокурсники с погонами рядовых солдат были нарасхват.
Семеро с ложкой
Я, кадровый общевойсковой офицер, в качестве «покупателя» присутствовал пару раз на дележке молодого пополнения для сухопутных родов войск. Тут была своя выработанная многолетней практикой и контролируемая военкоматами специфика.
Сначала снимали сливки погранцы и морпех, ВДВ и разведка. За ними «лучших не из худших» изыскивали себе ракетчики и ПВО. Далее шла очередь «комендачей»: комендантские роты никак нельзя было обижать, ибо они – «лицо» части!
Затем к новобранцам подступал средний пошиб «покупателей» – артиллерия (бог войны!) и броневые соединения (стальной кулак армии!), связисты (нерв войск!) и инженерные части. Они увозили потенциальных пушкарей и танкистов, телефонистов-радистов и минеров-понтонеров.
Всех остальных принимала в свои широкие объятия «царица полей» – матушка-пехота. И когда ряды призывников пополнили студенты – а их с каждым годом становилось все больше – проблема, кем бы занять солдатские специальности, частично была снята.
А вот «голодуху» на командиров взводов снять долго не получалось. Хотя на войска работали 120–130 военных училищ, выпускавших в год тысячи лейтенантов. С 1967 года стали призывать офицеров запаса, но Ванек-взводных все же недоставало.
Особенно – в мотострелковых полках. В иных офицеров можно было пересчитать по пальцам. Даже и в ВДВ их число заметно не соответствовало штатному расписанию. Что нашло отражение в знаменитом фильме 1977 года «В зоне особого внимания». Там до того, как один из взводов возглавил лейтенант-выпускник, подразделением командовал чуть ли не престарелый прапорщик.
Начальство грустно шутило по поводу лейтенантов: «Пора их в Красную книгу заносить…» И тогда вопрос нехватки стали «решительно решать» за счет офицеров, окончивших военные кафедры при гражданских вузах. Призывали их тоже на два года, и в войсках их стали именовать двухгодичниками. Панацеей это не стало, но полку взводных командиров прибыло.
Пиджак и китель
Но если солдатам-студентам все были несказанно рады, то по отношению к двухгодичникам подобных проявлений чувств не наблюдалось. А вскоре их стали называть уничижительно «пиджаками». Они никак не могли усвоить, что китель – это не пиджак, что просто бесило истинных военных. Расхожей стала и поговорка «Курица – не птица, двухгодичник – не офицер».
Кто служил в те годы, хорошо помнит этот контингент. Вот наглядная «картина маслом». Шел я как-то ранним зимним утром пехом из жилого городка на учебный центр. Путь не близкий. А валил снег, нахлестывал ветрюга с сильными порывами, даже под бушлатом ощущался «не май месяц». Вдруг передо мной, обогнав меня, резко затормозил уазик.
– Садись, подвезу, – сказал заместитель командира дивизии. – Тебе куда? Я на танковую директрису еду.
Жест доброй воли! Иные начальники промчатся – еще и грязью обрызгают.
– Здравия желаю, товарищ полковник! Большое спасибо, если можно – до директрисы БМП.
Через пару километров мы увидели растянувшийся строй солдат. Руки в карманах, капюшоны бушлатов подняты. Зимой 1812 года посрамленные французы, бредущие из России на далекую родину, приличнее выглядели!
– А ведь этот строй кто-то ведет, – сказал замкомдива и приказал водителю остановить машину. Приоткрыл дверцу: – Старшего ко мне!
Лишь минут через пять к уазику подбежал запыхавшийся офицер:
– Товарищ полковник! Двухгодичник лейтенант такой-то по вашему приказанию явился!
– Не «явился», а «прибыл». Постройте солдат как положено.
– Слушаюсь!
– Не «слушаюсь», а «есть».
– Так точно, есть!
Замкомдива в сердцах захлопнул дверцу.
– А доложил-то как – «двухгодичник явился». Должность теперь у нас такая объявилась… Двухгадючник, мать-размать!.. Ему в цирке клоуном работать, а не солдатами командовать… Неужели никто не понимает, что такими офицерами мы армию разлагаем?!
Замкомдива был прав не на все сто. Большинство офицеров, призванных из запаса, тянули военную лямку хоть и считая дни, когда смогут вернуться на «гражданку», но добросовестно. Из самых показательных примеров – президент Республики Беларусь Александр Лукашенко, который в середине 1970-х два года прослужил в пограничных войсках, а в начале 1980-х такой же срок – замом командира роты по политчасти. Полагаю, когда он носил на плечах погоны младшего офицера, вряд ли кто-то называл его «пиджаком».
Некоторые двухгодичники оставались в армии. Кто-то из них сделал неплохую карьеру, опередив кадровых офицеров. Яркий пример – генерал армии Анатолий Квашнин. Начинал как типичный «пиджак» – лейтенантом-инженером, став им на 5-м курсе автотракторного факультета провинциального института в Кургане. Продолжил в Туркестане. Остался в войсках и прошел все ступеньки служебной карьеры. Закончил две академии. Познал пороховой чад Чечни, командовал воюющим округом и ушел в отставку с поста начальника Генерального штаба. Правда, он был из военной семьи, а еще рассказывают, что удачно женился. Благодаря этому досрочно получил чуть ли не все воинские звания. Но тем не менее...
Грузди и кузова
Помню, как на пару со своим командиром роты я уговаривал остаться в армии одного из «гражданских» взводных. Бывший сельский учитель, он уже получил звание старшего лейтенанта и был очень толковым офицером, схватывал все на лету.
– Ничего мне не надо! – двумя руками отмахивался он от нашей назойливости. – Ни вашей зарплаты, ни пайков, ни квартиры – ни-че-го. Я жить как человек хочу! Семью каждый день видеть, детей воспитывать, законные выходные иметь, в отпуск летом уходить. А тут пашешь как конь 25 часов в сутки!
Наш батальон уже месяц находился на полигоне, и разговор проходил в палатке, возле печки, которую мы втроем по очереди «обнимали».
– Вот сегодня, – показывал старлей за брезентовый шатер, – минус двадцать, пурга, а мы в поле с пяти утра до пяти вечера мишени ставили. Полярная экспедиция Амундсена – это Сахара по сравнению с нашими муками!.. Неужели вы сами ни о чем не жалеете?!
– Вообще-то да, – сказал мой командир роты, – сегодня я жалел. – И пояснил мрачно: – Но не о том, что стал офицером, а о том, почему я не умер, когда был очень маленьким. – Ну вот, сами же признаете: мамочка, роди меня обратно, – поддакнул «пиджак». – За время службы я в подобные моменты тоже частенько жалел. Ну как жалел: находило – улетучивалось. Жалел – и продолжал служить. Назвался груздем – неси свой кузов! Как-то так...
Перед отправкой в Афганистан я поинтересовался у уже побывавших «за речкой», есть ли там двухгодичники.
– Да ты что?! Туда даже выпускников училищ не сразу посылают.
– А как же без лейтенантов?
– Не, без них никак. Но присылают уже послуживших в войсках – раз. А желторотые перед отправкой в Афган в обязательном порядке трехмесячную допподготовку проходят. Для этой цели даже специальную часть создали – в Келяте, под Ашхабадом. ОБРОС называется – Отдельный батальон резерва офицерского состава.
Н-да, та еще аббревиатурка: обросших гривой молодых офицеров-пижонов в армии хватало. Командование частей пыталось искоренить такой неуставной внешний вид каленым железом. В лейтенантском ОБРОСе этим, наверное, занимались с особым изощрением…
По идее, лейтехи в Келяте должны были усиленно изучать минно-взрывное дело, военно-медицинскую подготовку и прочие прикладные для реального боя дисциплины. Правда, все говорили, что ничего такого у них в ОБРОСе и близко не было. В основном ребята там загорали, резались в карты и мечтали о бабах.
Сам себе стоматолог
И вот я «за речкой»…
Не помню почему, но в нашем полку длительное время не было штатного зубного врача. Лечиться ездили в медсанбат. А те или иные проблемы с зубами возникали у каждого. Помню, как в ходе одного из боевых выходов измученный зубной болью солдат вколол себе в десну промедол. Этот сильнодействующий обезболивающий наркотик – искусственный морфий – применялся при ранениях. Шприц-тюбик был строгой отчетности и входил в комплект индивидуальной аптечки. Командиры строго следили, чтобы средство использовалось исключительно по назначению. И солдата ожидали серьезные неприятности. Но когда он на следующий день сам себе вырвал зуб ржавыми плоскогубцами, все обвинения с бойца сняли.
– Невозможно терпеть уже было! Думал, с ума сойду от такой боли или вообще кончусь! – говорил улыбающийся мальчишка, придерживая щеку с распухшей десной.
– Ты плоскогубцы-то хоть продезинфицировал?
– Как это?
– Как-как, в одеколон хотя бы их обмакнул!
Все боялись, что «сам себе зубодер» занес инфекцию. И его, несмотря на активные протесты, посадили в первый же вертолет и отправили в часть. Вскоре он вернулся со сдувшейся щекой: обошлось.
Помнится, как один из офицеров признался, как он до дрожи в коленках, до потери пульса боится стоматологов.
– Я лучше три раза на реализацию разведданных схожу, чем один раз сяду в это пыточное кресло!
Видно, в детстве на этого офицера произвел убийственное впечатление известный эпизод из знаменитой гайдаевской кинокомедии, где дантист Шпак работал бормашиной, как отбойным молотком.
Зуб на зуб и зуб за зуб
В один из дней в полковую курилку чуть ли не вбежал ранее отправленный в краткосрочную командировку наш сослуживец. Прервал нашу монотонную скуку под фимиамы никотина:
– Мужики! Вы даже не представляете, кого я сейчас с аэродрома привез. Зубного врача! – сказал он с той интонацией, с какой тот же комедийный Шпак изрек про «живого царя».
– Наконец-то. Слава богу! – народ обрадовался, заводил языками по досаждающим зубам.
– Да дослушайте же! Он – двухгодичник.
Все удивились. Видать, нехватка офицеров в войсках и до Афгана докатилась.
– А может, оно и к лучшему? Гражданские врачи – это не наши военные костоломы, – резонно прикинул кто-то.
– Но и это еще не все! – продолжал удивлять прибывший. – Стоматолог этот из Львовской области, самый что ни на есть бандеровец! Махровый!
– Как это ты понял?! Он тебе обрез, что ли, показал?
– Обрез… Хуже! Когда я его спросил, как он сюда попал, он на чистой украинской мове ответил, что москалям зубы ровнять прибыл. Засланный казачок!.. Я ему говорю, а как же клятва Гиппократа? А он: когда Гиппократ жил, стоматологов еще не было. Во как!
Повисла пауза. Все уже начали было прокручивать в головах планы избавления от кариесов и восстановления пломб, как пришлось призадуматься. Почти все офицеры были русскими, зубы хотели подлечить многие, но перспектива их «вырыванивания» никого не прельщала. Вспомнили бойца, вырвавшего себе зуб подручным антисанитарным средством для электромонтажных работ.
– Ничего страшного, – нашел выход кто-то. – Будем по-прежнему в медсанбат ездить.
– Ага, размечтались! – прозвучало в ответ. – Там лечить откажутся. Скажут, что у вас свой зубодер есть.
Один из офицеров рассмеялся:
– Ребята! Только меня не сдавайте. Я – чистокровный хохол, только восточный. Языка совсем не знаю. Мы с «западэнцами» сами не дружим. Если он узнает об этом, мне в его пыточную лучше не показываться!
Но наши страхи оказались абсолютно напрасными.
К огромному сожалению, совершенно запамятовал фамилию этого зубника. Зарубилось в мозгу только имя – Мирон. Было ему уже под тридцать (на врачей долго учились). А специалистом он оказался очень хорошим.
И «ровнять зубы москалям» он собирался отнюдь не плоскогубцами. А привез в Афганистан целый чемодан приспособлений для наращивания зубов и прочих передовых по тем временам технологий!
Обзывалка же «москаль» в его устах звучала ласкательно. Так он шутил: «Мы – хохлы, вы – москали, паритет!» Кстати, меня он тоже «москаликом» называл. Но упрекал: мол, вы, белорусы-бульбаши, родной мовы не знаете.
Русский язык он так и не выучил, но это было не страшно. Украинский понимали все, только на его прикарпатском наречии сказать ничего не могли.
Мирона уважали и однажды по его просьбе взяли на операцию – в порядке исключения, чтобы к боевой награде представить. Ничего он там не делал. Просто был на подхвате. Но пошел с нами не как турист-экстремал, а как человек, преданный своей профессии: выписал со склада походное зубное кресло.
Правда, увидав оное, многие вздрогнули, ощутив себя как Штирлиц в подвале у Мюллера. Бормашина приводилась в движение педалью. Ясен перец, за помощью в горах к Мирону никто не обратился. «Уж лучше плоскогубцами», – шутил народ.
А много позже я узнал вот что. Офицеров-двухгодичников направляли в Афганистан только в самых крайних случаях. И исключительно – зубных врачей.
комментарии(0)