Краткая эпоха Павла Петровича

Императора Павла считали то безумцем,  то страдальцем на троне и русским Гамлетом. Степан Щукин. Портрет Павла I. 1797. Государственный Эрмитаж

В то же время подпоручик Киже, даром что никогда не существовал, занимает законное место в строю русских военных трикстеров, то есть плутов и шутов. Это также впечатляющий ряд: барон Мюнхгаузен (напомним, он был офицером русской службы), поручик Ржевский, капитан Лебядкин, поручик лейб-гвардии Иван Балакирев, рядовые Василий Теркин и Иван Чонкин, комдив Чапаев, генерал Иволгин и т.п.

Шутовское поведение нередко было свойственно и фельдмаршалу Суворову, жизнь и карьера которого завершились как раз при Павле.

ДВА АНЕКДОТИЧЕСКИХ ОФИЦЕРА

Из героя краткого анекдота в яркого персонажа русской словесности подпоручик Киже превратился под пером Юрия Тынянова. В его повести «Подпоручик Киже» (1928) изображаются две разнонаправленные военные карьеры.

Прапорщик Киже, явившийся на свет благодаря ошибке писаря, производится в короткое время в подпоручики, в капитаны, в полковники и генералы. Кроме того, он наказан за крик под царским окном, высечен, сослан в Сибирь, возвращен, получает награды, а перед самой его кончиной император жалует ему имение и тысячу душ.

Параллельную нисходящую карьеру проделывает поручик Синюхаев, который по ошибке записан умершим и с тех пор никак не может добиться правды. Герой этот также явился на свет из анекдота:

1. «При Павле какой-то гвардейский полковник в месячном рапорте показал умершим офицера, который отходил в больнице. Павел его исключил за смертью из списков. По несчастью, офицер не умер, а выздоровел. Полковник упросил его на год или на два уехать в свои деревни, надеясь сыскать случай поправить дело. Офицер согласился, но, на беду полковника, наследники, прочитавши в приказах о смерти родственника, ни за что не хотели его признавать живым и, безутешные от потери, настойчиво требовали ввода во владение. Когда живой мертвец увидел, что ему приходится в другой раз умирать, и не с приказу, а с голоду, тогда он поехал в Петербург и подал Павлу просьбу. Павел написал своей рукой на его просьбе: «Так как об г. офицере состоялся высочайший приказ, то в просьбе ему отказать».

«СУМАСШЕДШЕЙ ПАМЯТИ ЦАРСТВОВАНИЕ»

Императора Павла при жизни и после гибели ославили безумцем, теперь же считают страдальцем на троне и русским Гамлетом. В кратком его правлении были и темные, и светлые стороны. А военная фортуна и впрямь проявляла себя радикальным образом, чему свидетельством такой анекдот.

2. «Зимою Павел выехал из дворца, на санках, прокататься. Дорогой он заметил офицера, который был столько навеселе, что шел покачиваясь. Император велел кучеру остановиться и подозвал к себе офицера. «Вы, господин офицер, пьяны, – грозно сказал государь, – становитесь на запятки моих саней».

Офицер едет на запятках за царем ни жив ни мертв. У него и хмель пропал. Едут они. Завидя в стороне нищего, протягивающего к прохожим руку, офицер вдруг закричал государеву кучеру: «Остановись!» Павел с удивлением оглянулся назад. Кучер остановил лошадь. Офицер встал с запяток, подошел к нищему, полез в свой карман и, вынув какую-то монету, подал милостыню. Потом он возвратился и встал опять на запятки за государем.

Это понравилось Павлу. «Господин офицер, – спросил он, – какой ваш чин?» – «Штабс-капитан, государь». – «Неправда, сударь, капитан»... Поворотив на другую улицу, император опять спрашивает: «Господин офицер, какой ваш чин?» – «Капитан, ваше величество». – «А нет, неправда, майор». На возвратном пути Павел опять спрашивает: «Господин офицер, какой у вас чин?» – «Майор, государь». – «А вот неправда, сударь, подполковник»...

Наконец они подъехали ко дворцу. Соскочив с запяток, офицер, самым вежливым образом, говорит государю: «Ваше величество, день такой прекрасный, не угодно ли будет прокатиться еще несколько улиц?» – «Что, господин подполковник? – сказал государь, – вы хотите быть полковником? А вот нет же, больше не надуешь; довольно с вас и этого чина».

Государь скрылся в дверях дворца, а спутник его остался подполковником. Известно, что у Павла не было шутки и все, сказанное им, исполнялось в точности».

3. «На маневрах Павел I послал ординарца своего Рибопьера к главному начальнику Кологривову с приказаниями. Рибопьер, не вразумясь, отъехав, остановился в размышлении и не знал что делать. Государь настигает его и спрашивает: «Исполнил ли повеление?» – «Я убит с батареи по моей неосторожности», – отвечал Рибопьер. – «Ступай за фронт, вперед наука!» – довершил император».

4. «В царствование сумасшедшей памяти императора Павла комендантом Шлиссельбургской крепости, куда ссылались государственные преступники, был почтенный, добрый и примерно благородный генерал Аникеев. Этот комендант, с трудом выучившийся подписывать свою фамилию, ободрял заключенных, в судьбе которых он принимал истинно отеческое участие. Однажды прислан был к нему француз, которого надлежало предварительно высечь кнутом, а потом заключить в крепость. Аникеев, приказав всем выйти из комнаты, кроме француза, сказал ему: «Пока я буду ударять кнутом об пол, ты кричи как можно жалостливее». По приведении в исполнение этой процедуры Аникеев призвал подчиненных и сказал им: «Преступник уже наказан, отведите его куда следует».

5. «Павел, узнав однажды, что Дехтерев (впоследствии командир С.-Петербургского драгунского полка) намеревается бежать за границу, потребовал его к себе. На грозный вопрос государя: «Справедлив ли этот слух?» – смелый и умный Дехтерев отвечал: «Правда, государь, но, к несчастию, кредиторы меня не пускают». Этот ответ так понравился государю, что он велел выдать ему значительную сумму денег и купить дорожную коляску».

ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ И АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ

Как император Павел, так и фельдмаршал Суворов отличались эксцентрическим поведением. При этом отношения их складывались негладко – совершенно по пословице о двух медведях в одной берлоге.

6. «Император Павел, оставшись недовольным Суворовым, отставил его от службы; приказ о том был доставлен великому полководцу близ Кобрина. Приказав всем войскам собраться в полной парадной форме, он сам предстал пред ними во всех своих орденах. Объявив им волю государя, он стал снимать с себя все знаки отличий, причем говорил: «Этот орден дали вы мне, ребята, за такое-то сражение, этот за то» и т.д. Снятые ордена были положены им на барабан.

Войска, растроганные до слез, воскликнули: «Не можем мы жить без тебя, батюшка Александр Васильевич, веди нас в Питер». Обратившись к присланному с высочайшим повелением генералу (по мнению некоторых, то был Линденер), Суворов сказал: «Доложите государю о том, что я могу сделать с войсками». Когда же он снял с себя фельдмаршальский мундир и шпагу и заменил его кафтаном на меху, то раздались раздирающие вопли солдат. Один из приближенных, подойдя к нему, сказал ему что-то на ухо; Суворов, сотворив крестное знамение рукою, сказал: «Что ты говоришь, как можно проливать кровь родную!»

Оставив армию, он прибыл в село Кончанское Новгородской губернии, где и поселился. Чрез несколько времени Павел, вследствие просьбы римского императора, писал Суворову письмо, в коем просил его принять начальство над австрийскими войсками. Получив письмо, Суворов отвечал: «Оно не ко мне, потому что адресовано на имя фельдмаршала, который не должен никогда покидать своей армии», и отправился в окрестные монастыри, где говел.

Павел приказал между тем приготовить ему Шепелевский дворец; видя, что Суворов медлит с приездом, он отправил к нему племянника его – генерала князя Андрея Ивановича Горчакова, с просьбой не откладывать более прибытия своего в столицу. На всех станциях ожидали Суворова офицеры, коим было приказано приветствовать фельдмаршала от имени государя... Государь лично осмотрел отведенный для Суворова дворец, откуда были вынесены часы и зеркала; тюфяки были заменены свежим сеном и соломою.

Суворов прибыл в простой тележке к заставе, где и расписался; ожидавший его здесь генерал-адъютант не успел его приветствовать. По мнению некоторых, Суворов виделся ночью с государем и беседовал с ним довольно долго. На следующий день, когда стали готовиться к разводу, государь спросил князя Горчакова: «А где дядюшка остановился? Попросите его к разводу». Князь Горчаков отыскал его с трудом на Шестилавочной у какого-то кума, на антресолях; когда он передал ему приглашение государя, Суворов отвечал: «Ты ничего не понимаешь: в чем же я поеду?» Когда Горчаков объявил ему, что за ним будет прислана придворная карета, упрямый старик возразил: «Поезжай к государю и доложи ему, что я не знаю, в чем мне ехать».

Когда доведено было о том до сведения Павла, он воскликнул: «Он прав, этот дурак (указывая на Обольянинова) мне не напомнил о том; приказать тотчас написать сенату указ, что отставленный от службы фельдмаршал граф Суворов-Рымникский паки принимается на службу со всеми его прерогативами». Получив указ, Суворов прибыл во дворец, где, упав к ногам Павла, закричал: «Ах, как здесь скользко».

7. «Государь, объявивший Суворову, что ему надлежало выбрать в свой штаб людей, знакомых с иностранными языками, пожелал видеть их; Суворов, принявший за правило противоречить во всем государю, представил ему тотчас коменданта своей главной квартиры Ставракова (человека весьма ограниченного и занимавшего ту же должность в 1812 году), который на вопрос государя, на каких языках он говорит, отвечал: «На великороссийском и на малороссийском»...

Впоследствии Суворову были присланы от короля сардинского знаки св. Маврикия и Лазаря для раздачи отличившимся... Раздав их лицам, не выказавшим особого мужества и усердия, Суворов спросил Ставракова, что говорят в армии. На ответ Ставракова, что присланные ордена были им розданы плохим офицерам, Суворов сказал: «Ведь и орден-то плох». Таким же образом поступил он в отношении к ордену Марии-Терезии. Получив однажды знаки св. Георгия 3-го класса от императрицы Екатерины, приказавшей возложить их на достойного, он наградил им правителя гражданской канцелярии своей».

8. «В день отъезда Суворова из Петербурга в армию поданы были ему великолепная карета и ряд экипажей для его свиты... Перепрыгнув три раза чрез открытые дверцы кареты, Суворов сел в фельдъегерскую тележку и прибыл в Вену, где его неожиданный и быстрый приезд немало всех изумил. Сидя в карете с австрийским генералом Кацем, Суворов на все его рассказы о предстоящих действиях, зажмурив глаза, повторял: «Штыки, штыки». Когда Кац объявил ему, что к концу года союзникам надлежит находиться в таком-то пункте, Суворов резко отвечал: «Кампания начнется на том пункте, где, по мнению вашему, союзники должны находиться к концу года, а окончится где бог велит».

9. «К умирающему Суворову прислан был обер-шталмейстер граф Иван Павлович Кутайсов с требованием отчета в его действиях; он отвечал ему: «Я готовлюсь отдать отчет богу, а о государе я теперь и думать не хочу».

Гроб сего великого человека, впавшего в немилость, сопровождали лишь три баталиона; государь, не желая, чтобы военные отдали последний долг усопшему герою, назначил во время его похорон развод».

10. «Хотя Суворов находился весьма часто в явной вражде с Потемкиным, но отдавал ему полную справедливость, говоря: «Ему бы повелевать, а нам бы только исполнять его приказания». Проезжая в тележке чрез Херсон, он всегда останавливался у собора поклониться праху сего знаменитого мужа.

Павел приказал разрушить все здания, мало-мальски напоминавшие Потемкина, коего прах велено было вынести из церкви, где он покоился, и перенести на общее кладбище. Хотя смотритель, коему было приказано привести это в исполнение, был немец от рождения, но этот высокий человек не решился этого сделать; он оставил славный прах на месте, заложив лишь склеп камнями».

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГЕНЕРАЛА ПЛАТОВА

11. «Платов, уже украшенный знаками св. Анны 1-й степени, Владимира 2-й степени, св. Георгия 3-го класса, был сослан по следующей причине: государь, прогневавшись однажды на генерал-майоров Трегубова, князя Горчакова и Платова, приказал посадить их на дворцовую гауптвахту, где они оставались в течение трех месяцев.

Платов видел во время своего ареста следующий сон: «Закинув будто бы невод в Неву, он вытащил тяжелый груз; осмотрев его, он нашел свою саблю, которая от действия сырости покрылась большою ржавчиною». 

Вскоре пришел к нему генерал-адъютант Ратьков и принес, по высочайшему повелению, его саблю. Платов вынул ее из ножен, обтер об мундир свой и воскликнул: «Она еще не заржавела, теперь она меня оправдает». 

Ратьков, видя в этом намерение бунтовать казаков против правительства, донес о том государю, который приказал сослать Платова в Кострому. Между тем Платов, выхлопотавший себе отпуск, отправился чрез Москву на Дон, но посланный по высочайшему повелению курьер, нагнав его за Москвой, повез в Кострому».

12. «Вскоре Платов был прощен и вызван в Петербург. Так как он был доставлен в Петербург весьма поздно вечером, то его, по приказанию Лопухина, свезли на ночь в крепость, где он был посажен рядом с врагом своим графом Денисовым. Так как государь должен был принимать его на другой день, то он, за неимением собственного мундира, надел мундир Денисова, с которого спороли две звезды. 

Государь был весьма милостив к Платову, получившему приказание следовать чрез Оренбург в Индию».