Игорь Шелудков
У aфганцев и советских воинов-интернационалистов не всегда получалось понять друг друга. Фото РИА Новости
За афганскую десятилетку (1979–1989) ограниченный контингент советских войск осуществил «за речкой» множество разномасштабных боевых операций. Редкая из них не сопровождалась сильным партийно-политическим обеспечением. Знаю это как политработник. В конце концов, в каждом боевом выходе были коммунисты (в том числе и с солидным партийным стажем), а большинство солдат были комсомольцами.
В таких операциях участвовали все офицеры боевых частей – от мала до велика, включая штабных. А уж те, кто должен был подавать пример «по занимаемой должности», – само собой. И офицеры, прапорщики и солдаты шли на моджахедов-халатников с думой об Ильиче и победе коммунизма во всем мире. Это почти без иронии – такое уж было время.
Вот и секретарь парткомиссии моей 5-й гвардейской дивизии гвардии полковник Владимир Кузьмич Крюков, у которого я был заместителем, тоже не раз участвовал в боях… Но в данном рассказце речь пойдет немного о другом.
БОЕВОЙ ЮБИЛЕЙ
Как-то случайно подловив меня около политотдела дивизии, Владимир Кузьмич заговорщически спросил: не хочу ли я уже сегодня оказаться в Ташкенте и предаться там всем радостям мирной жизни, начиная с употребления живительного пива?
– Но чтоб без большого разврата с побоищем в кабаке! – сразу предупредил он. – А то тут погуляли одни… Ну да ты в курсе, вместе же их дело на заседании парткомиссии разбирали.
Я было подумал: шутит мой партийный шеф – а он обладал немалым чувством юмора. Ан нет, предложение было взаправду. И полечу я не на какой-нибудь крылатой шарабайке, а на штабном Ан-26, с большим комфортом. Потому как в салоне с глубокими креслами будут всего три человека: заместитель главнокомандующего Сухопутными войсками Вооруженных Сил СССР, который инспектировал наше соединение, его адъютант и я.
– Если согласен, вылет уже через два часа, – заключил Крюков. С таким выражением лица, что если откажусь – тотчас стану одной из жертв парткомиссии. И ждут меня изгнание из партийных рядов с отъемом драгоценного билета с головой дедушки Ленина на обложке. И позор и презрение товарищей.
Я был поражен и поинтересовался, слегка заикнувшись:
– А какова причина столь райской командировки?
– Ну, в Ташкенте ты, гвардеец, будешь, понятное дело, не столько развратничать, сколько представлять нашу прославленную дивизию на сборах секретарей парткомиссий округа. Вместо меня.
– Как вместо вас?! А… это…
– Вопрос с «а» и «это», считай, решен, – отвечал шеф. – Загранпаспорт и прочую командировочную бумаженцию тебе привезут на уазике прямо к трапу авиалайнера.
– Товарищ гвардии полковник, а ваше-то неприбытие как мне преподнести?
– Преподнести отсутствие моего присутствия надо очень даже весомо. Ответственная боевая операция, потребовавшая моего непременного в ней участия. Хочу лично взглянуть на будущих кандидатов в члены партии и тех, кого мы скоро будем принимать в ее ряды: как будущие коммунисты поведут себя под пулями.
Я проникся:
– Без вас никак, гарантия успеха?
– Вот именно, в точку! И об этом тоже добавь, – без ложной скромности напутствовал полковник, уже участвовавший не в одном боевом выходе.
Мне сразу вспомнились строки из песни:
Партия смелых и стойких,
Все мы гордимся тобой.
Первыми шли мы на новые стройки,
Первыми шли мы в бой.
Хотел напеть полковнику, но благоразумно воздержался от «легкого цинизма». Это уже был бы перебор в общении со старшим по званию, возрасту, партийной номенклатуре и стажу. Лишь улыбнулся.
Про грядущую «боевую операцию», в которой без Владимира Кузьмича было никак не обойтись, в офицерских кругах управления дивизии уже были наслышаны. На днях начальнику штаба соединения должен был стукнуть «сороковник» – какой-никакой юбилей. И, само собой разумеется, главный коммунист гвардейской дивизии просто обязан был присутствовать на этом мероприятии.
Ни с какими партийными сборами не сравнить, пусть даже и в мирном Ташкенте. Там – тоска смертная и убогая попойка в обшарпанной гостиничной конуре. А здесь – совсем другое дело. Не только юбилеи, но и обычные дни рождений офицеров в условиях войны привыкли отмечать эдак по-гусарски, с некоторой лихостью, чтобы зашкаливала амплитуда радостного настроения!
С БАКШИШОМ ЗА ДОСТАВКУ
– Да, и вот еще что, – продолжил будущий участник предстоящего сабантуя. – Держи пятьдесят чеков. Купишь в ЦУМе маленький холодильник. «Морозко» называется – наверняка знаешь (я кивнул). Он сорок восемь рублей стоит. Хорошие люди попросили, надо уважить.
Надо так надо, житейское дело. И не столь обременительное: не какой-нибудь «Минск» или «Бюрюсу» на горбу тащить. И я лишь вариант с оплатой предложил пересмотреть:
– Владимир Кузьмич, так если люди хорошие, давайте я за рубли холодильник куплю, а они мне потом деньги домой вышлют. Зачем чеки тратить?
Чеки ценились куда выше рублей, были пропуском к различного рода «товарам не для каждого»: поздний Советский Союз был царством хронического дефицита. Но полковник возразил:
– Я им тоже предлагал. Не хотят. Говорят, это бакшиш за доставку.
Я пожал плечами: ладно, бакшиш так бакшиш.
ВОСПИТАЛ НА СВОЮ ГОЛОВУ
Через час хорошенькая и при этом расторопная паспортистка, званием прапорщик, привезла все полагающиеся мне «аусвайсы».
Открыв заграничный паспорт на мое имя и показав присовокупленный к нему вкладыш, красавица (худенькая чувашка, брюнетка лет двадцати пяти – щечки холмиками, подбородок узкий, глаза живые, быстрые, на нее засматривались) предупредила о некотором новшестве и попросила внимательно прочитать «инструкцию перед поездкой». Вчитавшись, я неприятно удивился. Вводилась номерная книжка учета предметов, вывозимых из Союза за границу. Разумеется, оформлена она была тоже на мое имя: с печатью и подписью командира части.
В таблице перечислялись предметы длительного пользования: радиоприемник, магнитофон, пылесос, полотер, телевизор, холодильник, стиральная машина. А также: лодочный мотор, деревообрабатывающий станок (портативный) и металлорежущий станок (портативный). Надо же, и такое в Афган завозили!
На последней странице было более чем доходчиво прописано:
«1. Предметы длительного пользования могут вывозиться за границу как в ручной клади, так и в багаже только лицами, на которых оформлена настоящая книжка.
2. При вывозе предметов лица, на которых оформлена книжка, обязаны в графе первой против каждого вывозимого предмета указать дату вывоза и предъявить предметы и книжку таможне.
3. Вывоз предметов подтверждается личной номерной печатью работника таможни, проставленной в графе третьей.
4. Вывезенные предметы отчуждению (продаже, мене, дарению) за границей не подлежат и должны быть ввезены обратно в СССР.
5. Обратный ввоз вывезенных предметов подтверждается личной номерной печатью работника таможни, проставляемой в графе четвертой».
В таких случаях говорят: «Я офигел». Нагадала бабушка Прасковья Юрьев день!
– Вот те раз! – выразил я свое потрясение симпатичной паспортистке. – А меня Владимир Кузьмич попросил холодильник привезти. Я теперь что, должен буду его обратно ввозить? Неужели вывозом этих товаров мы здесь подрываем экономику нашей великой страны?!
– Но-но! Товарищ замполит! – строго отреагировала прапорщица. – Что за диссидентские выпады?! Вы же мне в партию рекомендацию писали... Сами же говорили: какое бы решение ни приняло наше высшее партийное руководство, оно всегда будет единственно верным! Так что вы бросьте эти речи, недостойные коммуниста. И тем более заместителя секретаря партийной комиссии!
Я еще сильнее опешил. Вот это подковал будущую членшу партии!.. Если б я ее не знал… А знакомы мы были еще с тех пор, как она работала продавщицей в военторге, где ее приметил один из заместителей комдива, тоже чуваш. И землячество (а его в армии на всех уровнях, как и дедовщину, никто не отменял) немедленно сыграло роль в ее стремительной и даже головокружительной карьере.
Простой вольнонаемной девушке полковник-чуваш организовал призыв в армию – и уже через три месяца она облачилась в форму прапорщика и получила должность в штабе дивизии! Не иначе, где-то выше тоже сидел чуваш – очень уж быстро, без сучка и задоринки, дело провернулось.
ВИНТЫ И ЗАКОУЛКИ
Людмиле (так ее звали) за резкий карьерный взлет из-за прилавка никто дурного слова не сказал: все относились к ней тепло. Тем более что на новом месте она пришлась кстати. Оказалась отзывчивой, душевной, без проволочек «входила в положение», помогала как можно быстрее оформлять визы.
Много позже я узнал, что она стала женой того полковника-чуваша. Тот вышел в генералы, командовал в Союзе дивизией, а потом был военкомом в Донецке.
– Вижу, не зря я вас рекомендовал... Вы достойны быть принятой в ряды… – впрочем, я выговорил все это не всерьез, понимая, что она шутила. Людмила – щечки-холмики еще больше округлились – рассмеялась:
– Да ладно вам! – И легко перешла на «ты»: – Не беспокойся! Видишь графу «примечание»? Уже проверено практикой. На «ура» проходит! Пишем: «Пришел в негодность в результате попадания автоматной очереди». Или «Сгорел в результате пожара, возникшего от попадания в помещение реактивного снаряда». Ставим полковую печать и любую закорючку – и никакой таможенник носа не подточит! – И ухмыльнулась, довольная: – Они в таких случаях сочувствуют даже…
Да уж, на каждое хитрое устройство русский человек всегда найдет что-нибудь с винтом. А на штуку с винтом – другую с закоулками. А на закоулки обязательно отыщется путеводитель! Хотел на радостях это известную народно-военную мудрость высказать паспортистке, но вовремя прикусил язык. Не гоже заместителю секретаря парткомиссии, да еще и давшему рекомендацию в партию достойной во всех отношениях девушке, потчевать ее подобным фольклором. Хотя, понятно, она и не таких вещей наслышалась. Но не от меня.
– Так что ни пуха! – пожелала Людмила.
– И вам не терять перья и печати!
ТУДА, СЮДА, ОБРАТНО
Около двух часов в воздухе до Ташкента (750 км) пролетели незаметно – в доброжелательной беседе «за жизнь» с генерал-полковником из Москвы. Мы произвели друг на друга очень приятное впечатление. Командир борта предупредил, что мы заходим на посадку. Потом по радио продиктовал кому-то фамилии членов экипажа и нас – троих пассажиров.
Дней через пять, отслушав пропагандистские лекции и получив инструкции от вышестоящих партийных инстанций, вволю попив пивка (и не только), я с мини-холодильником под мышкой возвратился обратно. Задание прямого начальства было успешно выполнено…
А вот о том, что записанный на меня компактный холодильник «Морозко» геройски пал при выполнении интернационального долга и что погибель его наступила в результате прямого попадания гранатомета, бдительные таможенники, к моему сожалению, не узнали. Во время моего возвращения в Союз они, по обыкновению, настолько были увлечены поиском «запрещенностей всяческих», что в книжку учета предметов, вывозимых за границу, даже и не заглянули. Очень жаль! Ведь, может быть, как обещала Люда-паспортистка, чувашка-красавица, соболезнования кто-нибудь и выразил бы по поводу утраты столь ценной вещи. А то – сплошные подозрения, претензии и поборы.
Минск
комментарии(0)