Глас вопиющего в Пекине

Граждане КНР не афишируют свое нематериалистическое мировоззрение. Фото Reuters

Год миновал со дня подписания исторического соглашения между Ватиканом и Китайской Народной Республикой. По итогам бесед с прихожанами одного из католических соборов КНР у автора создалось впечатление, что местные католики не ощущают его положительного влияния. Невольно приходит на ум, что в действительности ватикано‑китайская сделка имеет скорее символический характер. Впрочем, это не мешает обеим сторонам извлекать из нее практическую пользу.

Поднебесные расчеты Ватикана

Прошлогоднее сентябрьское соглашение, содержание которого полностью не раскрывается, урегулировало существовавшую с 1957 года проблему назначения епископов: Патриотической ассоциации католиков Китая оставили право избирать иерархов, а Ватикан получил полномочия утверждать их или отклонять (право вето). Долгое время выражавший интересы китайской католической общины бывший кардинал Гонконга Иосиф Чэнь Жицзюнь яростно критикует этот механизм в связи с тем, что неясно, сколько раз можно применять право вето против одной и той же кандидатуры. Ватикан признал восемь (включая уже скончавшегося к моменту подписания соглашения) епископов китайской официальной церкви. Китай на симметричный шаг не пошел. Более того, двоих «ватиканских» ставленников попросили уступить их кафедры протеже китайских властей.

Можно предположить, что для Ватикана первостепенное значение имеют не судьбы конкретных верующих, а долгосрочная историческая повестка. Вопрос объединения католических общин Китая входит в число приоритетов дипломатии Святого престола со времен Иоанна Павла II. Находящийся ныне в торговых конфликтах с США Китай перспективен с точки зрения религиозных связей.

Расширение католического влияния здесь происходит по тому же сценарию, что и в странах Восточной Европы на закате существования восточного блока: сотрудничество с официальными властями. При этом Ватикан, как было и в случае с Восточной Европой, отчасти пользуется историческим моментом. Пока в Китае живы были те верующие, которые на своей шкуре испытали преследования за веру, об объединении говорить не приходилось. Но сейчас, когда молодежь посещает храмы, потому что это «семейная религия», когда католики в третьем поколении не вспоминают о гонениях, которые пережили их бабушки и дедушки, когда сами молодые люди не видят больших различий между официальными и катакомбными приходами, у Ватикана появляется шанс совершить прорыв. Чего стоят несколько несговорчивых стариков‑епископов по сравнению с перспективами получения контроля над стремительно растущей католической общиной новой «мастерской мира»? А община эта, по некоторым данным, составляет почти 12 млн человек.

Католический чужак в конфуцианской семье

Хотя свобода вероисповедания декларируется 36-й статьей Конституции КНР, при упоминании о религии среднестатистический китаец среднего возраста понижает голос, а молодежь просто не очень понимает, о чем речь. «Нет, по сравнению с другими странами мы не свободны в исповедании религии», – говорит католичка Фанни (китайцы часто представляются иностранцам европейскими именами). «Наша религиозная политика основана на автократии. Она предусматривает очень ограниченную свободу. Я бы не сказал, что есть преследования по религиозному принципу, но есть давление», – делится Сэм, член ордена иезуитов и Общества слова Божьего.

«Мы должны указывать религиозную принадлежность во время переписи, – говорит мне Сэм. – Ты видела камеру в церкви?» Однако большинство китайцев все же официально не декларируют свои религиозные взгляды – ведь это затрудняет продвижение по службе. «Может ли христианин преподавать в школе?» – спрашиваю его. Ответ: «Да». «Может ли он быть сотрудником госсектора?» «Точно не знаю, но одно из требований к пилотам – не исповедовать никакой религии», – объясняет мой собеседник. Впрочем, по другим сведениям, эти требования не всегда соблюдаются.

Сам Сэм, выходец из военной семьи, с детства грезил армейской дисциплиной. В католический храм зашел в 14 лет случайно. Из‑за того, что семья была традиционной, родители (номинальные буддисты) заняты в госсекторе, Сэм принял крещение лишь в 20‑летнем возрасте. Тогда же перед ним закрылась перспектива военной карьеры. «У нас в институте был политический руководитель. До этого, когда мы с ним встречались, он говорил, что у меня крепкая идеологическая позиция. А потом, когда я уже принял крещение, сказал, что я им больше не подхожу», – рассказывает Сэм, сейчас 35‑летний мужчина. В дальнейшем он получил стипендию на получение религиозного образования при ордене иезуитов в США.

Возможно, происшедшее в жизни моего собеседника можно списать на попытки прозелитизма с его стороны. Но есть и другие примеры. «Я мало кому рассказываю о моей религии. Не думаю, что из‑за этого могут быть какие‑то проблемы, я просто хочу избежать неловких моментов», – говорит Фанни. «В школе были две девочки‑католички, которые всем рассказывали про христианство. Над ними смеялись, я не хотела, чтобы они узнали, что я католичка. Мне кажется, те две девочки заставляли других чувствовать себя неловко», – продолжает женщина. Однако для нее до последнего времени христианство не играло столь важной роли в жизни. «В детстве меня водили в храм бабушка и дедушка», – рассказывает она. Потом девушка как‑то зашла в церковь, когда ей уже было 25 лет. «С тех пор я посещаю мессу каждую неделю. Моим родителям не очень‑то это нравится, я думаю, они боятся, что это сделает меня слабой», – признается Фанни.

С учетом того, что в свете сделки с Ватиканом официальному Пекину сейчас выгодно ослабление давления, остается предположить, что сохраняющаяся неприязнь к христианству связана не только с госпропагандой, но и с традиционным китайским мировоззрением. «Если ты говоришь, что ты христианин, – тебя будут считать отклоняющимся от нормы», – объясняет Фанни.

Сэм поясняет: «Они считают, что христиане – пособники империалистов. Это же иностранная религия». – «Но почему китайское общество так закрыто для всего иностранного?» – «Я думаю, это следствие конфуцианских установок, согласно которым государство – семья, поэтому важным становится фактор крови». – «Противоречит ли конфуцианство христианскому мировоззрению?» «В чем‑то – да, в чем‑то – нет. В конфуцианстве человек вписан в некую общественную структуру: у него есть обязательства перед семьей и государством как большой семьей, перед обществом. Нет понятия личности, личной свободы», – объясняет Сэм. Он же рассказывает, что националистические тенденции, берущие корни в конфуцианстве, все ощутимее в многонациональном Китае.

Можно вспомнить, что начало деятельности Компартии в Поднебесной связано с национальной идеей освобождения Китая от иностранного влияния. На начальном этапе коммунисты выступали единым фронтом с националистами и даже после победы над последними общая риторика не потеряла своей актуальности. Ей можно было бы противопоставить христианский универсализм, но основной его выразитель – катакомбная церковь – ослаблен ватикано‑китайским соглашением.

«Мы католики в десяти поколениях, с первых миссионеров», – рассказывает прихожанин Джон. «В моем родном городе нет разделения на официальную и андеграундную церкви, обе долгое время возглавлял мой двоюродный дедушка». – «То есть его одобрили и подпольщики, и официальные власти?» Мои собеседники дружно кивают. «А как вы относитесь к ватикано‑китайской сделке?» «Это предлог, чтобы контролировать нас и оторвать от папы Римского», – отзывается стоящая рядом мать Джона. Она недовольна соглашением. Другой член катакомбной церкви, по имени Стэн, рассказывает, что многие верующие готовы принимать таинства в официальной церкви, если рядом нет подпольного прихода. Несмотря на то что Стэну не нравится вмешательство властей в религиозные дела, он будет следовать слову понтифика, хотя это для него иногда очень сложно. Против мирян репрессий нет, а репрессии против андеграундного духовенства, по словам Стэна, существуют, вот и его дедушка за веру отсидел. Но надо быть смиренными, считает молодой человек. Тем более что члены катакомбной и официальной церквей теперь дружат.

«Когда я учился у иезуитов в Штатах, у меня не сложились отношения с однокашниками. Они говорили, что я – шпион КПК, потому что я из «красной» семьи (то есть католик только в первом поколении. – «НГР»). По‑моему, главным было то, что моя семья более обеспеченная. У нас был разный уровень подготовки. Им приходилось записываться на начальные курсы социальных дисциплин, большинство плохо говорили по‑английски», – рассказывает Сэм.

«Каково социальное положение, уровень образования членов андеграундных общин сейчас?» «Раньше в основном среди них были необразованные. Сейчас уже большинство с высшим образованием», – отвечает Стэн.

Бог только для китайцев

Распространение официального католичества в КНР неудивительно. Есть сходство в причудливом сочетании традиционных и либеральных ценностей в повестке современного Ватикана и Китая, как есть и параллели в традиционном китайском и католическом мистицизме. Среди основных точек соприкосновения можно назвать уважение к семье, записное стремление к социальному равенству, визионерство.

При этом пользующиеся всеобщим авторитетом верующие не чувствуют видимых противоречий в приверженности одновременно, например, семье и правам индивида на выбор сексуальной ориентации. «Традиционная семья умерла как институт», – заявил мне один член прихода, долго живший в Европе, хорошо образованный человек.

Китайские католики, будучи хорошо и на западный манер образованными, производят впечатление «мировоззренчески потерявшихся». Некоторые посещают храм, чтобы подчеркнуть свой статус более образованных или обеспеченных. «Я думаю, многие ходят в церковь, потому что они хотят завязать какие‑то отношения, в храме бывает много выходцев из «хороших» семей», – говорит Фанни. Таким людям есть что терять в китайском мире: счастливое детство, семью, бизнес – если государство решит закручивать гайки. Но государству тоже невыгодно плодить мучеников. С образованной, современной, экономически независимой католической общиной лучше сотрудничать. Тем более что эти поверхностно европеизированные китайцы служат мостиком между Поднебесной и остальным миром, поддерживая тесные неформальные связи с иностранными дипломатами и интеллигенцией.

Хочет воспользоваться благорасположением этой общины и Ватикан. Однако его успех здесь зависит от способности Франциска, папы‑иезуита, повторить стратегию его предшественников – первых иезуитских миссионеров в Китае Маттео Риччи и Алессандро Валиньяно, сформулировавших стратегию внедрения в среду, изучения языка и завоевания расположения местной знати.

Однако не стоит переоценивать возможности либерально мыслящей прослойки китайского общества. Благодушно, проевропейски настроенные личности в Китае в способности выживать и приспосабливаться всегда уступали менее прогрессивным, но более расчетливым обывателям, как это показано в образе Ни Учэна, героя романа живого классика литературы КНР Ван Мэна.

Вот и на смену ватиканской «китаизации» католичества в 2013 году пришло его государственное «окитаивание», или национализация. Это означает, что теперь, возможно, не миссионеры будут внедрять идеи, переодевшись в китайские платья, а коммунисты в сутанах будут вкладывать новые смыслы в католические формулы. «Мы не не как в Европе, мы верим сообразно с учением церкви и нашим собственным пониманием», – говорит Иоанн Павел Хуанг, священник официального прихода. 

Сейчас, когда Китай делает заявления о вхождении в глобальный мир, как во время недавнего саммита G20 в Осаке, ему весьма кстати поддержка государства, призванного служить мировым морально‑этическим камертоном. Особенно c учетом того, что американская сторона использует религиозный фактор в качестве оправдания экономических мер в глазах общественного мнения. В частности, рекомендации Комиссии по международной религиозной свободе США содержат пункты о «включении борьбы за религиозные свободы в торговые переговоры с Китаем на всех уровнях» и «приоритет финансирования программ, направленных на сохранение культурного и лингвистического наследия и формирование религиозной идентичности». В этих условиях ватикано‑китайское соглашение предотвращает возможность фигурального превращения американо‑китайской торговой войны в новый крестовый поход против «безбожников‑коммунистов».

Ватикан, в свою очередь, оказывается в сложной ситуации: отталкивая сообщество верующих андеграундной церкви, Святой престол в будущем рискует оказаться лицом к лицу с китайским национализмом, успешно выхолостившим христианскую риторику. Личность в конфуцианстве стоит не многого, а благородный муж руководствуется ритуалами, а не доброй волей и чистым сердцем.

Пекин