На смену обезьяне

Вот что нас ждет совсем скоро...
Фото Александра Курбатова

О сменапокалипсисе, трансгуманизме и о том, кто на этой планете заменит человека разумного, с координатором Российской ассоциации футурологов и главным редактором сетевого альманаха «Российский футуролог» Владимиром КИШИНЦОМ беседует кандидат философских наук Алексей НИЛОГОВ.

– Владимир Михайлович, как бы вы прокомментировали точку зрения нижегородского философа Владимира Кутырева, который алармистски настроен по отношению к постчеловеческому будущему, то есть к будущему без нас – людей?

– Не вижу предмета для алармизма. Сегодня нам понятно, что смена человека новой мыслящей сущностью – назовем ее некст сапиенс (следующий разумный) – не злая воля или недоразумение, а закон природы, следствие фундаментальных свойств физического мира, частью которого, не стоит об этом забывать, являемся и мы, люди. Разрабатываемая нами теория поствитализма утверждает: любая разумная планетарная жизнь начинается как биологическая (вита), а затем неизбежно переходит в искусственную форму (поствита). Некст сапиенс закономерно сменит гомо сапиенс, как последний в свое время пришел на смену обезьяне. Это как закон Ома – нравится он кому-то или нет. Такой путь проходят все разумные миры (чему есть вполне осязаемые подтверждения), и земной разум не будет исключением. Но некст сапиенс не будет человечеством в нашем сегодняшнем понимании цивилизации как одновременной совместной жизнедеятельности миллиардов гуманоидных существ. С точки зрения физики это весьма нерациональный способ существования разумной жизни. Новая цивилизация будет представлять собой весьма компактную единую планетарную сущность, не имеющую ничего общего с человеком и человечеством, кроме способности мыслить.

Другое дело, и тут алармизм нужно включать на полную катушку, что период перехода к новой цивилизации, этот переломный момент смены «всего и вся», неизбежно отзовется, как свидетельствуют наши исследования, катастрофическими последствиями и потрясениями для человека. Это будут «последние времена», времена «глада и хлада», сменапокалипсиса, напоминающего апокалипсис библейский. И уже сегодня самым серьезным образом следует думать над тем, как подстелить соломки, чтобы смягчить предстоящие катастрофические последствия.

– Вас включили в список людей, которые своими идеями повлияли на современное развитие трансгуманизма. Чувствуете ли вы свою ответственность перед будущими поколениями постлюдей?

– Не скрою, приятно видеть упоминание своих работ рядом с именами людей, известных в мире науки, философии, духовной деятельности. Слаб человек...

Пикантность ситуации в том, что составители списка неплохо осведомлены о моем неоднозначном отношении к термину «трансгуманизм», который стал модным у нас в последнее время (в отличие, например, от Запада). Но для философа-профессионала должна бросаться в глаза его несуразность. Весь трансгуманизм заключается, собственно, в единственном верном посыле – человек, как только появятся такие возможности, будет существенно менять и улучшать свое тело. Движущая сила таких улучшений – это борьба с «родовыми проклятиями» биологии, болезнями, смертностью. И завершиться она может только полным отказом от белковой органической основы жизни. Однако дальше мы видим явную неспособность понять, что это будет не создание некоей новой породы людей, как это себе представляют трансгуманисты, а возникновение совершенно иного вида живых существ. Если корову «модернизировать» так, чтобы она стала железной и питалась мясом, то это будет не транс- и не посткорова, а совсем «некорова». Так и «человек измененный» – это уже «нечеловек». Это будет сущность с совершенно иными жизненными потребностями и образом существования. Но если нет человека, значит, нет и никакого гуманизма. Ни транс-, ни сверх-, никакого. Это принципиально важный момент. Поэтому я вынужденно пришел к необходимости изобрести термин «поствитализм», более адекватно, на мой взгляд, отражающий направление теоретизирования о закономерностях развития разумной жизни, о переходе человека в послеприродную, поствитальную, рукотворную, негуманоидную форму.

Таким образом, никакого постчеловечества не будет. Произойдет переход от человеческой цивилизации к единой планетарной мыслящей сущности – некст сапиенс. При этом называть следующего разумного постчеловеком существенно меньше оснований, чем человека – постобезьяной. Следовательно, весьма сложно говорить о нашей ответственности перед этим новым созданием. Эти процессы объективны, и повлиять на них мы не можем.

Другое дело – это ответственность перед ныне рожденными поколениями людей, которым предстоит пережить (а кому-то и не пережить) все тяготы смутного предпереходного периода, который обещает быть весьма драматическим концом нашего, человеческого, света. Ответственность в том, чтобы как можно убедительнее и своевременнее объяснить, что к этому наш мир нужно начинать готовить как можно скорее. Над этим мы сейчас и работаем. Тут много чего еще предстоит проанализировать.

– Продолжаете ли вы работать над нанопроблематикой? Какие свои взгляды или положения вы вынуждены были пересмотреть или подкорректировать?

– С момента выхода в свет Nano Sapiens прошло уже семь лет. За это время произошло важное событие – полностью раскрыта механика биологической жизни. Мы до сих пор остаемся в полном неведении, как возникла жизнь, но уже достигли ее фундамента. И фундамент этот – природные биологические нанотехнологии. Именно они лежат в основе нашей жизни. «Ниже» уже ничего нет. Разгадка основ жизни – ключевое событие для любой гуманоидной цивилизации, означающее начало ее перехода к постжизни. Разумеется, я продолжаю следить за всеми достижениями в области бионанотеха, и они идут в предсказанном направлении.

Если говорить о корректировках, то сегодня мы больше склонны рассматривать земные процессы не как некий уникальный феномен, а как вполне рядовой случай действия всеобщих принципов эволюции разумной жизни. Жизнь, что бы ни говорили мистики, явление физическое, а Земля вполне себе заурядная планета, следовательно, в космосе должны возникать мириады первичных гуманоидно-биологических цивилизаций. И судьба их должна быть схожа. И вся цепочка познания – открытие электричества, ядерная физика, информатика, нанотехнологии и, на определенном этапе, создание постжизни, обязательна. При этом во временных масштабах Вселенной существование витальных цивилизаций исчезающе мало: они весьма быстро, вступив на путь технического прогресса, переходят в поствитальную форму. Поэтому подавляющее большинство разумных миров поствитальные.

Эта гипотеза позволяет, кстати, объяснить безрезультатность пятидесятилетних попыток международной программы SETI обнаружить следы внеземного разума. Математика больших чисел бескомпромиссна – во Вселенной должны быть миллионы обитаемых миров, большинство из которых существенно опережают Землю в развитии. Куда они пропали? Погибли от ядерных войн? Утонули в собственных отходах? Наш ответ – они перешли в поствитальную фазу. Все. Таков непреложный закон природы. Ошибка астрономов в том, что они ищут в космосе следы гуманоидно-биологической деятельности, а нужно – технологической. Кстати, недавно сотрудники SETI озвучили аналогичные умозаключения.

Поствитализм, таким образом, впервые дает понятный и однозначный ответ на вопрос, который волнует философов и подростков: зачем мы существуем? Цель, если тут вообще уместно говорить о какой-то цели, человеческого существования – создать более совершенного и защищенного следующего разумного.

– Вы являетесь членом Российской ассоциации футурологов. Какое место в мире занимает отечественная футурология сегодня? Прогнозы наших футурологов берутся во внимание иностранными коллегами?

– Да, я один из инициаторов создания ассоциации. Цель – по мере скромных сил способствовать развитию научной футурологии. Какое место в мире занимает российская футурология? Никакого. У нас в обществе нет выраженной потребности заглядывать вперед. Мы живем, по сути, только сиюминутными интересами. Впрочем, в остальном мире дела ненамного лучше, хотя на Западе внимание к «истории будущего» со стороны власти и бизнеса не в пример выше. Там, видимо, понимают, что все по-настоящему великие проекты начинаются как футурологические. И ракетно-космическая техника, и атомные проекты начинались как фантастика, беллетристика, футурология. Война и мудрость некоторых правителей позволили их реализовать. Хорошая футурология – это не «продажная девка империализма», а вещь практичная и полезная. Не так давно, на встрече с премьер-министром Казахстана Масимовым, он в ответ на мой доклад о пользе футурологии заметил, что «хороший руководитель государства должен быть футурологом». У казахов это, кстати, получается – Назарбаев в самом начале далеких 1990-х годов выступил с футурологической, если не сказать фантастической, идеей Евразийского союза, которая сегодня воплощается в реальность. А их новая столица Астана – настоящий футурогород!

– Насколько точны современные футурологические методы? Мне крайне интересен такой метод, как ревизия прогнозов на будущее. Существует ли какая-нибудь научно обоснованная погрешность футурологических прогнозов? И насколько субъективный фактор во что бы то ни стало приблизить будущее к настоящему влияет на точность прогнозирования?

– Футурология – понятие очень обширное. Тут и техническая футурология (предсказание новых технических решений на основе научных открытий), и политическая футурология, и собственно гуманитарная, и социальная футурология (самая сложная и редкая область анализа). Нужно понимать, что футурология – это не некая массовая инженерия. Ей невозможно научиться и затем тиражировать прогнозы. Это штучная вещь. В 1960-е годы слово «футурология» звучало гордо, а называвшие себя футурологами считались в народе носителями высшей мудрости. Преклонение быстро сменилось разочарованием, а футурология с тех времен считается термином в научных кругах почти неприличным. Тогда казалось, что если собрать уважаемых людей, рассадить их соответствующим образом, то они предскажут судьбы мира. Для правильной рассадки придумывались красивые названия (например, «дельфийская»), которые, как считалось, гарантируют высокое качество предсказаний. Однако эффект получился несколько неожиданным – вскоре заметили, что из предсказаний мудрецов-футурологов не сбывается почти ничего и никогда. Никакой «логии», то есть стандартизованных научных методов предсказания будущего не получилось. А попытка механически приблизить технологические и даже научные события практически невозможна.

Социальная (гуманитарная) футурология, к которой я себя отношу, – это некий вид философии, стремящейся уловить современные тенденции в науке и технике и продолжить их в будущее, соотнося с низменными человеческими потребностями. И методика тут общенаучная – верификация, оценка фальсифицируемости, доказательность, критический подход.