Знавшая изнанку праздника

Татьяна Бек с Юрием Ковалем и Айлар Кербабаевой. Август 1978-го. Фото из книги «Она и о ней: Стихи, беседы, эссе. Воспоминания о Татьяне Бек». 2005

– Сергей Евгеньевич, вы с Татьяной Бек – одно поэтическое поколение. А как вы познакомились?

– Да, Женя, мы с Таней Бек почти ровесники. Она всего на год старше. В 70-е годы наших дебютов она уже была «известным молодым поэтом», а у меня только в 79-м году впервые вышла подборка стихов в журнале «Литературная учеба». Послесловие-разбор написал Дмитрий Сухарев, что, конечно, вводило в определенный круг. И все-таки, когда несколько номеров спустя в той же «Литучебе» Таня Бек написала, что заметила как раз эту публикацию, для меня это было неожиданностью. Мы не были знакомы. И, судя по ее тогдашним стихам, я не мог предположить, что мои стихи заинтересуют ее. Но в этом жесте была вся Таня – внимательность и впечатлительность, тонкость суждений были ее отличительными чертами. В этом мог убедиться каждый, кто читал ее рецензии, беседы с писателями. Таню живо интересовало другое, непохожее на нее, открывающее что-то иное в ней самой. Но это я узнал несколько позже.

– Я знаю, что вы сотрудничали… Расскажите об этом поподробнее.

– В 1981 году я был вынужден уйти из газеты, в которой проработал до этого восемь лет. Невольно оказавшись на вольных хлебах, я искал заработка, да и не любого, конечно, а литературного. Как критик я еще в 70-е годы начинал в журнале «Детская литература», затем стал автором «Литучебы» и «Литературного обозрения». Понятно, что печататься там ежемесячно было невозможно, нужно было искать новые территории. И тут моим друзьям Гене Калашникову и Сергею Костырко пришло озарение: «Надо тебя отправить к Тане Бек в «Вопросы литературы»!» И действительно, кто-то из них позвонил Тане, она тут же назначила встречу. С Таней говорили бурно, моментально находя совпадения, попутно она меня знакомила со всеми, кто заходил в кабинет, тут же нашла книгу для рецензии, установили сроки. Рецензию я написал, вскоре она была напечатана. Последовали другие предложения. Предлагал, разумеется, и я.

Сотрудничеству с «ВЛ» я обязан знакомством с Виктором Борисовичем Шкловским – живой легендой русского формализма и футуризма. В этом случае я уже сам предложил книгу Шкловского «Энергия заблуждения». Текст вышел. И я моментально получил письмо от Шкловского с предложением встречи. Но это другая тема.

В период перестройки на всех нас навалился груз под названием «успеть»! Никто не знал тогда, как долго это продлится. Все спешили: публиковать, писать, открывать. И не себя, а других – забитых, замордованных, убитых. Татьяна работала над антологией акмеизма. Я делал «Зевгму» – первую книгу о «нестандартных» формах русской поэзии за четыре века. Мы оба писали статьи и рецензии, составляли книги других авторов. Встречались на бегу в редакциях, библиотеках, архивах. К тому же я жил не в Москве, а в Тамбове и не так уж часто мог появляться в столице. При встрече обменивались книгами. Помню одну такую встречу в Ленинке, когда почти столкнулись, каждый с охапками книг, на минутку присели поговорить, оглянулись – прошли не минутки, а часы. Конечно, мы просто болтали, обменивались новостями и так далее. В результате же я должен был срочно написать статью для «ВЛ», где недавно вышла моя беседа с поэтом Геннадием Айги. Оказалось, что это вообще первая его серьезная беседа в печати, – полностью и фрагментами она в дальнейшем будет переведена на разные языки. Статью я все-таки тоже написал, она называлась «Авангард. Сумма технологий», вызвала разнообразные отклики и стала потом основой моей книжки о поэтике авангарда. В качестве некоего вывода: не будь Тани Бек в «ВЛ», я, возможно, не сотрудничал бы с этим журналом, не появилось бы нескольких небезынтересных работ в таком странном разделе филологии и культурологии, как авангардоведение.

В районе Песчаных улиц. Места, знакомые с детства. 2001.

– Да, согласен. Я тоже в «Вопросах литературы» печатался благодаря Татьяне Бек. Именно она отнесла много лет назад мои юмористические заметки про писателей Бенедикту Сарнову. И он  как ведущий рубрики мои тексты напечатал. Это было так для меня неожиданно и приятно!

– В это вся Татьяна Бек – помочь, поддержать, не пройти мимо…

– А каким, на ваш взгляд, она была поэтом?

– Конечно, замечательным. Она как поэт была, я бы сказал, больше акмеистически настроена, но с каким-то восторженным интересом относилась вообще ко многому в литературе и к авангарду в том числе. Я подарил ей «Зевгму», и она взахлеб ее цитировала своим гостям и потом, когда один знакомый поэт «увел» книжку из дома, кричала мне в телефон, что чуть не плачет. Конечно, я тут же послал ей дубликат. В 1995 году в Тамбове вышла единственная на тот момент и еще долго позже моя более или менее полная поэтическая книжка «Знак бесконечности». Я послал ее Тане вместе с еще одной тоненькой, выпущенной Музеем Сидура. Таня, во-первых, тут же написала мне письмо, во-вторых, она написала вдохновенный текст по поводу книжек и напечатала его в «Новом мире». Таня сверкала и блистала стилем, она откровенно радовалась, что может написать то, что хочет, как она – Татьяна Бек – думает. Разумеется, это не всем нравилось. Мне недавно напомнили одну историю, которую я не знал в деталях. В 96-м году Генрих Сапгир загорелся идеей «вступить» меня в ПЕН-клуб и спросил, кто может еще меня рекомендовать. Я сказал, что могу обратиться к Тане. Последовательности происходившего я не знаю. Таня написала рекомендацию от руки и отдала ее в ПЕН. Мне передали копию этого письма несколько лет назад, когда я вторично, уже с твоей рекомендацией, Женя, вступал в писательский клуб (забыв при этом о первой попытке!). В 96-м году соискатель не прошел, и я думаю, что в том числе благодаря тому, что Татьяна Бек в своей рекомендации назвала его гением, написав это слово вразрядку, добавив к нему определение «самый настоящий» и заверив: «Говорю это со всей ответственностью». Ясно, что по всем законам корпоративности такого претендента должны тут же отклонить! Но вот интересно, что важнее для автора: прием в некую, пусть и вполне приемлемую организацию или те несколько эмоциональных слов, которые сказаны коллегой, чей дар и вкус ты ценишь?

Мне кажется, Таня осознавала литературу как праздник. Дочка писателя, с детства в писательской среде, знавшая, разумеется, изнанку праздника, она сохраняла удивительный дар восхищения литературой и людьми литературы.

– А в наш с вами любимый Тамбов она приезжала?

– Я несколько раз приглашал Таню в Тамбов, полушутя расписывая красоты без преувеличения самого знаменитого города русской литературы. Наконец все-таки получилось: в Тамбове удалось устроить встречи с журналом «Арион», когда приехали Инна Лиснянская, Татьяна Бек, Алексей Алехин, Тимур Кибиров. Был большой поэтический вечер в областной библиотеке, затем встреча с моей тогдашней студией. Все как обычно – чтение стихов, обсуждение. Таня в то время уже вела семинар в Литинституте, у нее был опыт и явный педагогический дар, потому на этой встрече инициатива оказалась в ее руках. Пару лет спустя Таня сделала ответный ход, пригласив меня с лекцией в ее с Сергеем Чуприниным семинар в Литинституте. Я вспоминаю об этих эпизодах как действительно важных для меня и точно знаю, что и для Тани. Мне было важно мнение московских поэтов о работах моих студийцев, мне хотелось представить их творчество иному взгляду. Точно так же Тане было важно представить несколько иную точку зрения на поэзию, может быть в чем-то отличную от той, к которой студенты привыкли... Но это были уже наши педагогические интересы, так сказать...

Вспоминаю и другие встречи, иногда совершенно неожиданные, когда Таня узнает, что я в Москве, и тут же приглашает на юбилей «Вопросов литературы». Или я приглашаю ее на свой вечер в Музее Сидура, и она, постоянно в дефиците времени, все-таки прибегает.

Для Тани литература была жизнью и образом жизни. Не только стихи, но и все, что она делала в литературе, это было настолько органично, настолько ее, что трудно представить Таню в какой-либо другой профессии.

Таня была незаменимой в нашей литературной ситуации. Вот ушла она, и другого такого человека как-то вблизи не видно...