Ураганная Победа Народа

Живя в Дели, не видя снега, как перевести стихи про русскую зиму?..  Василий Верещагин. Ворота около Кутуб-Минара. Старый Дели. 1875. ГТГ

– Анил, знакомство с вами оказалось для меня, что называется, культурным шоком. Мы с коллегами знали, что вы поэт, переводчик мировой поэзии с огромным портфолио, выпустивший у себя на родине в том числе более полусотни русских книг, академический филолог – все так благочинно и плавно... Но недавно, найдя ваш аккаунт в сети  Facebook, я вдруг обнаружил, что у вас 13 тысяч подписчиков (а сегодня, спустя месяц, уже 14). Каким образом индийские писатели становятся топовыми блогерами?

– Для такого внимания к моему дневнику я вижу две разные причины. Во‑первых, я ежедневно делаю 20–30 записей на литературные темы. Собственные новые стихи и переводы поэзии (в среднем перевожу 4–5 стихотворений в день), чужие тексты на хинди и переводы на хинди с других языков, малоизвестная информация из жизни писателей…

А во‑вторых, я систематически пишу о политике: в отношении индийского правительства я не то чтобы оппозиционер, но – активный и жесткий критик. В Facebook делаю по полсотни постов в сутки, регулярно сижу в сети часов до трех ночи. Мои высказывания перепощиваются, обсуждаются, – и например, года три назад, в период политических напрягов на родине, я был в своем посольстве почти что persona non grata. Но хотя я с годами не меняюсь, дипломатия чутка к веяниям официальной политики, и сейчас меня уже всячески приглашают на мероприятия, все прекрасно.

Индия уже 70 лет – страна демократии. Власть достаточно терпима к критике и старается к ней прислушиваться. Но при этом полиция, конечно, следит за активностью в Интернете, пытается контролировать, поэтому многие остерегаются меня лайкать – зато исправно приходят читать.

– А чем обусловлен интерес к вашему собственному творчеству?

– Хвалить себя в Индии, как и в России, не очень принято, поэтому скромно предположу, что секрет – в моей приверженности к рифме. Народ ведь любит рифмованные тексты, чтобы как в песнях. А индийские поэты еще с 60‑х годов, следуя общемировой тенденции, почти поголовно перешли на верлибр... Из условных 5 тысяч хороших поэтов хинди, быть может, 20–30 используют рифму.

– Вы пишете только на хинди?

– Да, и перевожу только на хинди. Английский у нас – второй официальный, но это скорее «рабочий» язык, для заработка. Читают же в основном на коренных языках и англоязычную литературу предпочитают в переводах. А широкие массы вообще с английским не очень‑то ладят. И это одна из причин, почему власть у нас так любит «инглиш»: удобно, когда простой народ тебя не понимает.

– На ваш поэтический сайт приходят ежедневно 300 тысяч читателей, на сайт прозы – 40 тысяч. Даже для России с ее литературоцентризмом это впечатляющие цифры.

– Сайты стали посещаемыми просто потому, что утоляют голод индийского читателя по свежей художественной литературе и по информации о ее творцах. Мы собрали уже сотни тысяч текстов примерно на 30 языках Индии. Больше всего на хинди, конечно. В основном это переводы со множества языков – мои и других переводчиков, как правило, мы выкладываем их вместе с оригинальными текстами. Ходят сюда не только вольные читатели, индийская профессура тоже знает и использует эти ресурсы. Для того они и созданы…

Сайт kavitakosh.org («Кавита кош» – «Фонд поэзии», «Собрание поэзии») открыт в 2007 году. Началось с того, что я стал преподавать хинди в Институте стран Азии и Африки МГУ. И обнаружил, что книг на хинди в удобном доступе нет! В моей домашней библиотеке их 7–8 тысяч наименований: худлит, критика, филология, философия. Столько же на русском. Но это ведь капля в море! Я решил собирать книги и научные статьи в электронном виде и несколько лет искал человека, который мог бы вести сетевую библиотеку технически. Энтузиаст нашелся в Британии – индус, любитель поэзии Лалит Кумар, тогда еще студент. За годы этой работы, полюбив литературу еще сильнее, он и сам стал писать стихи.

Один из результатов нашей работы в том, что мы нашли в городах и деревнях Индии много новых талантливых поэтов, о которых никто не знал. А в 2013-м мы запустили сайт прозы «Гадья кош».

– Какие специфические трудности вы испытывали при переводе русских текстов?

– Живя в Индии, я с трудом представлял себе Россию, ее климат, ее флору. Не мог понять, как это осенью листья деревьев могут быть красными или оранжевыми. Находя в стихах русских классиков подобные описания, я поражался их фантазии. Я не мог переводить такие стихи, я их пропускал. Смог только после того, как осенью приехал в Москву и увидел своими глазами, как зеленые кроны деревьев реально превращаются в желтые, оранжевые и красные... И живя в Дели, никогда не видя снега, как я мог переводить стихи, описывающие русскую зиму?

И вообще, чтобы хорошо знать язык перевода, культуру языка и все его тонкости, надо жить жизнью человека того народа, чей язык вы изучаете. Это была одна из причин, почему я остался в России, вращался в кругах русской интеллигенции и рабочего класса – и, возможно даже, отчасти поэтому женился на русской девушке. Сейчас я знаю русский менталитет очень хорошо, чувствую русскую ментальность (и сентиментальность) и знаю русский быт, так как я сам прожил жизнь россиянина в русской семье.

– Вопрос этимологического плана. При визите в Индию поражает вокруг обилие имен, включающих в себя имена божеств и религиозные понятия: «Кришна», «Рама», «Индра», «нирвана»… А как расшифровывается «Анил Джанвиджай»?

– Вообще‑то официально я – Анил Кумар Джайн…

– Фамилия исторически связана с джайнизмом?

– Да, и это словосочетание звучит очень банально для индийского уха... Однако, кроме паспорта, оно нигде не значится, и под настоящим именем меня мало кто знает. Потому что еще в юности, будучи пламенным демократом, я придумал себе шикарный псевдоним. Слово «анил» на хинди означает сильный ветер, «джан» – народ, «виджай» – победа. Получается приблизительно «Ураганная Победа Народа»! (Смеется.)

– Анил – ветер? Какой сквозняк индоевропейских смыслов! Эллинское слово «ветер», латинское anima – «душа»... Однако, слава индийским богам, революционером вы все-таки не стали.

– Стал поэтом...

– Немного ретроспективы… Когда и как вы пришли в литературу?

– Первое стихотворение я написал в 1976 году, и оно было опубликовано в серьезном литературном журнале того времени «Лахар» («Волна»). Мне было 19, и я уже имел неплохие познания в мировой и индийской литературе. Успех меня окрылил, я стал писать стихи постоянно. Признание, если можно так сказать, пришло года через полтора, после публикации в журнале «Пашянти» («Основа»), в спецномере, посвященном современной поэзии хинди. В 1982 году вышел первый небольшой сборник под названием «Это не поэзия».

– Название напомнило о картине Магритта «Вероломство образов» (со знаменитой надписью «Это не трубка»). Это сознательная аллюзия или гиперскромность начинающего поэта?

– Ни то и ни другое! Просто я был убежденным леваком и считал, что поэзия должна преследовать не столько эстетические, сколько социальные цели, а именно облегчение жизни простого народа. Стихи для меня тогда были скорее средством донести до публики свои прогрессистские размышления, чем выразить гармонию мира…

– Что из написанного вами доступно сегодня нашему читателю?

– Русскоязычной аудитории доступна лишь малая часть моих текстов, но в советское время помимо русского мои стихи переводились на украинский, казахский, узбекский, таджикский и другие языки СССР. Первые переводы появились в сборнике молодой поэзии Индии «Дерево Баньяна», изданном «Молодой гвардией» в 1987 году. В 1989 году в издательстве «Художественная литература» вышел толстый двухтомник индийской поэзии, в том числе с моими стихами в переводе Александра Сенкевича.

– Какие имена в русской поэзии вам ближе всего?

– Хорошо знаю и ценю многих авторов. Очень люблю и ощущаю «своими» Пушкина, Тютчева, Бунина, Георгия Иванова. Интерес к русской поэзии начался очень рано, отчасти из‑за пристрастия к Высоцкому, в котором я видел именно талантливого стихотворца, отчасти из‑за любви к творчеству шестидесятников. Сперва я увлекся Евтушенко, потом устал от него и возлюбил Вознесенского… Потом пришел черед Ахмадулиной, и с тех пор она кажется мне тончайшей и лучшей из них. А один из главных русских поэтов XX века для меня Бродский. Тот же Евтушенко, скажем, – тоже крупный, масштабный автор, но у Бродского нет этой фальши, связанной с назиданием и пафосом.

Среди поэтов рубежа XX–XXI веков мне особенно близки метареалисты. С Иваном Ждановым учился на разных курсах Литинститута, у нас общие близкие друзья, но главное – это его потрясающие стихи… Великолепный поэт Александр Ерёменко; Алексей Парщиков очень хорош. И я с удовольствием вспоминаю, как все они прогремели на московской литературной сцене в начале 80‑х.

А если говорить о самом важном для меня – то вот, только что вышел в моем переводе сборник из 97 стихотворений Мандельштама. Обожаю его. Заглавие переводится с хинди примерно как «Ворожба сухими губами»...

– Какие планы у вас на ближайшее будущее?

– Я очень люблю Россию, русскую жизнь, русскую культуру и литературу. Россия стала моей второй родиной. И с группой коллег – переводчиков с русского на хинди – мы решили создать на родине издательство, которое будет печатать произведения русских писателей на языках Индии. Этот проект мы назвали «Book Rusia». В Индии 1652 языка, и для понимания носителем любого из них мы использовали английское слово «Book» и слово «Rusia», которое на всех языках Индии означает страну Россию – но при этом переводится с языка хинди как «любящий». Игра слов: можно перевести как «Книги из России», а можно как «Любитель книг». Издательство уже зарегистрировано в Индии, и с нового года мы начнем выпуск книг. А «Бедные люди» Достоевского в моем переводе, возможно, выйдут еще в декабре. У нас обстоятельные планы по изданию русских книг и, что тоже важно, регулярного журнала о русской культуре.