Реализация невозможного

СТРОГО говоря, учебник по философии невозможен в принципе: философия призывает и обязывает идти туда, не знаю куда, искать и находить то, не знаю что, а учебник в традиционном понимании предназначен для овладения стандартным набором знаний и действий в стандартных ситуациях. Научить философствовать нельзя, поскольку не существует жестких и универсальных критериев и правил философской работы, но философии можно научиться; а тому, кто хочет учиться, можно помочь выучиться. Подобно тому, как нельзя помыслить за другого, так же невозможно передать другому, прямо и непосредственно, свой опыт и навык философствования. Но отсюда не следует, что в философии отсутствует практика обучения. Наоборот, вся история философии - это непрерывная эстафета, образуемая тесно связанной цепью учителей и учеников. Для включения в традицию философствования необходимо знакомство со специальным философским знанием и овладение им - особенно в конце нашего столетия, когда философия достигла максимальной за все время степени изощренности. Такое знание кристаллизуется в философоведческих исследованиях, энциклопедиях, справочниках, учебниках и учебных пособиях. И этому знанию учить можно и нужно.

Новый учебник Ильина по философии реализует почти невозможное - не только вводит в традицию соответствующих размышлений, сообщает уже найденные решения и научает стандартным, отработанным приемам и процедурам, но и подводит к переднему краю творческого поиска, к нерешенным проблемам и открытым вопросам. Активная позиция, по Ильину, должна базироваться на глубокой и вдумчивой рефлексии предельных оснований, то есть на философской мысли, а фундаментальные исследования должны обретать практические приложения. Философия, таким образом, не замыкается в башне из слоновой кости, наоборот, обретает актуальность и динамизм. Деятельностная природа философии воплощается в тщательном отслеживании практических следствий даже самых фундаментальных и абстрактных тезисов. А уж философско-исторические и социально-философские размышления оборачиваются прямыми политическими рекомендациями - не идеологически, но аксиологически и антропологически обеспеченными.

Характерна расширенная структура двухтомника, первая книга которого включает как метафилософию, онтологию, гносеологию и эпистемологию, так и антропологию, а вторая - социальную философию, аксиологию и философию истории. Тем самым учебник охватывает в проблемном и теоретическом рассмотрении основные философские дисциплины и разделы соответствующего учебного курса, представляя их во взаимодействии и внутренней связности. Преодоление изоляции в рамках отдельных дисциплин и самозамыкания в кругу частных вопросов оказывается важной и насущной задачей особенно в контексте практически повсеместного господства научной специализации. Пожалуй, именно философия могла бы претендовать на установление конструктивных связей и поддержку междисциплинарных исследований.

Жанр учебника, предполагающий по умолчанию систематизацию общеизвестного специалистам знания, не мешает Ильину предлагать студентам также и собственные оригинальные концепции. Нетривиальны разработанная им трактовка способов генерации философских результатов; критический анализ традиционных философских программ; новая версия антропного принципа, отличающаяся введением фундаментальных социальных констант по аналогии с физическими; продуктивное гносеологическое различение классической, неклассической и неонеклассической науки; интерпретации экзистенциальных и аксиологических планов человеческой жизни; а также многое и многое другое. К примеру, такая традиционная тема, как пространство и время, раскрывается не только через перечисление физических - метрических и топологических - их свойств, но и посредством политической хроногеометрии, обсуждения ритмики и цикличности любых процессов и т.д. Ясная и отчетливая личностная позиция прямо и непосредственно демонстрирует персональность, необезличенность, гуманистичность философского знания.

Естественно, в текстах Ильина, как и у всякого творчески мыслящего автора, много спорных положений и дискуссионных утверждений, но ведь именно возможность критического восприятия, осмысленного и размышляющего чтения и должна прежде всего стимулироваться хорошим учебником. Конечно, жаль, что посвященная онтологии часть осталась излишне лаконичной, что не вынесена в собственные разделы философская проблематика языка и текста, мышления и сознания, что не хватает еще чего-то┘ но, по крайней мере, задача написания современного учебника была поставлена по гамбургскому счету, с полным сознанием всей ответственности, и исполнена достойно, стильно, ярко.