Владимир Штокман
Евгений Чигрин. Погонщик.
– М.: Время, 2012. – 128 с. – (Поэтическая библиотека).
Уже от самого названия этой книги веет экзотикой. Погонщик – занятие в наших широтах весьма редкостное, как редкостно сегодня то поэтическое видение мира, которое открывается на страницах этой книги. Евгений Рейн в предисловии сравнивает ее с коллекцией почтовых марок и со старинным географическим атласом. Вот суровая природа Сахалина, вот устремленные в небо мечети Набуля и Кайруана, вот словно щебечущие на древнем санскрите улочки Агры и Калькутты, а вот и сам погонщик ведет свой караван по золотым пескам Сахары: «Взгляни: встаёт на медленных ногах/ гранатовым закатом подсознанье,/ Полнеба перекраивая, как/ повозки на зашарпанном экране/ В потерянном «когда-то»... Полумрак?/ Скорее бедуинская химера/ Погонщика, отставшего на шаг,/ впитавшего полсолнца дромадера».
«Погонщик» – вторая книга Евгения Чигрина, в нее вошли как уже известные по журнальным публикациям, так и новые стихотворения. Состоит она из четырех частей, первую из которых – «Островистые земли» – весьма условно можно назвать программной и ретроспективной. В ней поэт возвращается памятью к годам, прожитым на Дальнем Востоке, размышляет о неизбежности судьбы и призвания. «Островистые земли┘ – промолвишь, и – выпорхнет стих/ Васильковым дроздом, даровитым певцом порубежья./ И, конечно, оставлен для рифмы-строфы материк,/ Только видится пласт раскурившего жизнь побережья┘»
Название второй части говорит само за себя – «Колониальные песни». Это своеобразные путевые заметки из далеких путешествий – Индия, Цейлон, Тунис, Марокко, гогеновские острова Полинезии... Переплавленные в материю стиха впечатления очевидца и виртуальные путешествия с книгой в руке или в музее у живописного холста. В стихах Чигрина витает дух Серебряного века, но вместе с тем они очень современны, внутри этой «копилки снов» пульсирует родник живого поэтического слова, густая звукопись – едва не обмолвился «живопись», что, впрочем, нисколько не исказило бы истину. Стихи Чигрина осязаемо живописны, они полны смачных метафор, создающих удивительный звуко- и видеоряд. Вообще следует отметить, что живопись и музыка в творчестве Евгения Чигрина занимают особое место, очень часто они являются той питательной почвой, на которой вырастают виноградные гроздья поэзии: «Сколько хочешь могу как придурок смотреть/ На фигурки, в какие Гоген/ Превратиться сумел: в эту тёмную медь –/ В телеса таитянских камен,/ В этот колер, замешанный на ворожбе,/ Листик пальмы, густой тамаринд,/ В это солнце лежливое,/ слышишь, как «ж»/ В обленившемся слове звучит?»
В третью часть, названную «Смычковая музыка», вошли стихотворения, в которых лирический герой размышляет и фантазирует под музыку композиторов эпохи барокко – Монсеньера де Сент-Коломба, Марена Маре, Джузеппе Тартини, Джона Доуленда, Уильяма Лоуса. «Джон Доуленд: печальник – поискать,/ Да я и сам британец в этом деле┘/ Чернеет снег. Вся в музыке кровать,/ Да сёстры бра, да вымыслы и зелье».
 Погонщики доносят до нас ароматы далеких берегов. Поль Гоген. Брод. 1890. Эрмитаж |
Заключительная, четвертая часть «Подводный шар» представляет собой несколько эклектичный лирический дневник, в котором отчетливо прослушивается голос времени, здесь рядом со стихами, навеянными творчеством любимых поэтов и художников, мы найдем и посвящения друзьям, и зарисовки подмосковных ландшафтов, и сцены провинциального житья-бытья, и элегические размышления. Следуя метафоре из стихотворения «Батискаф», в хрупком подводном шаре из слов и воспоминаний поэт погружается в штормовые пучины повседневной жизни. А завершают книгу два стихотворения-близнеца, начинающиеся одной и той же строкой, которая, разветвляясь, словно борхесовский «сад расходящихся тропок», возвращает нас вместе с лирическим героем в исходную точку – на «островистые земли», туда, где «ловкие сарганы в руки шли,/ Как мифы места, пахнущие зверем,/ И море в луже клюквенной зари/ Дышало дзэн-буддийским недоверьем...» Поэтическая речь Чигрина представляет собой магическую смесь – возвышенный глагол с аккуратными вкраплениями разговорной речи, трудные топонимы и чужеземные слова рядом с кристаллически точными образами, где мифологические персонажи мирно уживаются с реалиями XXI века. Стихи Чигрина полны реминисценций, аллюзий, цитат (в том числе и автоцитат), в них явно или незримо присутствуют Батюшков, Вяземский, Чехов, Гумилев, Мандельштам, Бунин – всех не перечислишь. «...От Батюшкова мрак?/ От Батюшкова ≈ свет./ Скрипи пером, вахлак,/ Пока Создатель щедр».
