Новое Средневековье и нью-йоркский гобелен

Вот так и в стихах.

Неизвестный ткач. Английский гобелен из Байо. Некий церковный служка и Аэлфгива. 1080. Музей гобеленов королевы Матильды, Байо

Екатерина Симонова. Время. 

Нью-Йорк: StoSvet Press, 2012. – 159 с.

Как-то неожиданно это совпало: актуальные ныне политические разговоры о Новом Средневековье, заполнившие СМИ даже без ссылки на Бердяева, выдвинувшего некогда этот концепт, и непредсказуемый, не связанный с ними, но попадающий в контекст и столь отражающий дух времени интерес Екатерины Симоновой к «бестиариям», «часословам», «голубям невинности», готическим соборам – всему тому, что составляет целый культурный пласт, опознаваемый нами как средневековый.

Четвертая книга стихотворений Симоновой, ныне живущей в Екатеринбурге, и вторая из изданных ею в Нью-Йорке, имеет название «Время». Она и своевременна, поскольку свидетельствует о своей эпохе, и, как всякая настоящая поэтическая книга, безвременна, как бы опровергает диктат бегущих по кругу, но все же разводящих прошлое и настоящее часовых стрелок. В книге нет времени как такового. Как точно отметил Гандельсман, она вся – пространство мифа. Миф подразумевает статику, застывшее время или же время, сжатое до некоей точки, являющей уже квинтэссенцию Времени. Тавров, написавший предисловие к книге, более детален, обозначая поэтику стихотворений Екатерины Симоновой как поэтику гобелена. Гобелен – это пространство большого Времени, пребывающего в своем величии и совершенстве. Реалии и ирреалии средневекового мира на гобелене предельно укрупняются, сюжеты наполняются символическим значением. Гобелен – это средневековая утопия, поэтику которой мастерски освоила Симонова. В ее стихах

Животные, растения, явления природы теряют свое денотативное значение, вплетаясь в общий поэтический рисунок в качестве ассоциативных элементов. Так на выходе получаются барочные эмблемы, которыми затканы пространства гобеленов.

Однако мы имеем дело не просто со стилизациями под Средневековье или барокко: прекрасное и ужасное вовсе не отменяются симоновским постмодерном, создавая своими причудливыми сочетаниями неповторимые рисунки поэтических тканей:

Постмодернизм книги тем не менее никто не отменял, если брать во внимание сознательное обнажение автором целого ряда приемов. Здесь ощущается как смоделированность самой средневековой тематики, так и сконструированность семичастной структуры книги: «Бестиарий», «Часослов», «Софья, глядящая в колодец и видящая на дне мертвую звезду/голубя невинности», «Хор», «Приправы и правда», «Камни», «Берег». Как говорит сама Екатерина Симонова, во «Времени» есть внутренний сюжет: движение героев к смерти, хотя очевидно, что каждая из этих частей могла бы стать отдельным сборником, особенно самая большая и нетривиальная по содержанию «Приправы и правда», в которой стихи сопровождают рецепты приготовления салатов, супов, пирогов, десертов и т.д.

И все-таки наиболее интересное в книге – это поэтическая индивидуальность автора. Стихотворения отличаются повышенной ассоциативностью и неожиданными семантическими сдвигами. Они представляют собой разворачивающиеся, но так и не развернутые до конца метафоры, которые в финале венчает какая-то лаконичная и полная символического значения деталь:

Стихотворения Симоновой по-настоящему аллегоричны, как аллегоричен язык Средневековья или как аллегорична поэзия вообще. Именно в этой точке, точке предельной символизации языка, смыкаются прошлое и настоящее и проявляются очертания Времени, эпохи.